Самый короткий путь (СИ), стр. 37
разинутыми чёрными пастями, трепетавшие над шатрами, и ему делалось не по себе. Над
башнями Даккара тоже реяли знамёна – зелёные с белой кошачьей лапой, выпустившей
когти. Всего несколько месяц назад он вздрагивал, глядя на эти самые знамёна под
стенами Тэйнхайла – а теперь стоял под ними сам, под их защитой, желая поражения их
врагам.
«Как всё это странно», – подумал Уилл и, тщетно пытаясь унять тоску, посмотрел в
сторону, на переднюю стену, где должен был появиться, но почему-то всё не появлялся
Риверте. Он немного побаивался, что граф заметит его, если поднимется на один уровень
с ним. Впрочем, Уилл был на стене, а не за ней, так что формально его вовсе не в чем
было упрекнуть.
От лагеря руванцев отделилась и стала быстро приближаться тёмная точка. Увеличившись
в размерах, она превратилась в одинокого всадника, ехавшего рысью. Чем ближе он
приближался, тем внушительнее выглядел. Даже с такого огромного расстояния и будучи
одинокой фигурой на бескрайнем поле перед стеной, он был с виду высок и могуч; его
огромный боевой конь, закованный, по руванской традиции, в цельную листовую броню,
взбрыкивал копытами, могущими расколоть человеческий череп, как ореховую
скорлупку. Всадник, вероятно, справился бы с подобным заданием не хуже: его мощное
тело было заковано в сталь, на боку висел гигантский меч, а на спине – боевая секира. Он
ехал с открытым забралом, и когда оказался достаточно близко, Уиллу почудилось, что он
где-то видел этого человека, хотя понятия не имел, где и когда.
– Риверте! – заорал рыцарь, остановившись – и стало ясно, почему он не взял с собой
герольда. Лёгкие у него были такие, что он мог бы перекричать грохот обрушивающейся
скалы. – Риверте! Где ты, чёртов сукин сын! А ну, выходи!
Уилл увидел, как сидящий неподалёку от него на башне лучник натянул тетиву.
Достаточно было одной метко пущенной стрелы, чтоб голосистый руванец умолк
навсегда – но Уилл знал, что даже вальенцы не стали бы стрелять в парламентёра. Скорее,
это был инстинктивный жест предосторожности на случай, если одиночество рыцаря
было лишь видимостью, обманом.
– Риверте! – заорал рыцарь снова, и Уилл услышал до дрожи знакомый насмешливый
голос:
– Право слово, Рашан, вовсе ни к чему так орать.
Уилл резко обернулся. Когда он успел подняться?! А вот успел, и теперь стоял всего в
десятке шагов от Уилла, опираясь на зубец стены и глядя на человека, приведшего к
воротам его замка армию и назвавшего его чёртовым сукиным сыном.
Потом до Уилла дошло имя, который Риверте назвал своего противника: Рашан Индрас!
Руванский полководец, сравнимый с самим Риверте – а может, как утверждали враги
Вальены, и превосходящий его, ведь разве смог бы иначе Руван противиться Вальене так
долго? Риверте вообще невозможно долго противиться, подумал Уилл и порадовался, что
никто не смотрит на него и не видит краски, вспыхнувшей на его щеках.
– Ну что, старина, сюрприз не удался? – перегнувшись вниз, насмешливо крикнул Риверте.
Его лёгкие уступали лёгким Рашана Индраса, но звучный и чёткий голос эхом отдавался
по долине. Сотни затаивших дыхание людей на стене и по обе стороны от неё слушали их
разговор, даже привычный галдёж в замковом дворе совершенно стих. Все хотели знать,
что они скажут друг другу, все наблюдали, и все понимали, как много зависит от этого
разговора.
– Да уж, чёрт тебя дери! – проревел Индрас. – Ты, зато, как обычно, мастак на сюрпризы!
Ты не оставил моим ребятам ни одной сельской девки!
– Прости, но когда это я оставлял тебе своих девок? – возразил Риверте.
– Да уж, что верно, то верно – не оставлял, обычно они сами удирали ко мне из твоей
постели! Жаловались, что ты по своей дурной привычке любишь их, как мальчиков,
только в зад!
– Поднимайся ко мне, Рашан! – крикнул Риверте – судя по его тону, ему было очень весело.
– Я не без удовольствия полюблю в зад и тебя! Сразу смекнёшь, стоит ли это бегства из
моей постели.
Огромный рыцарь внизу расхохотался. Уилл смотрел на него с изумлением. Эти двое
говорили так, словно были старыми друзьями, которые видали вместе так много, что уже
не могли задеть друг друга даже самыми грубыми подначками. На миг Уиллу почудилось,
что он почти вспомнил, где видел этого человека. Неужели…
– Нет уж, Фернан, – сказал Рашан Индрас. – Я к тебе не поднимусь. Спускайся-ка лучше ты
ко мне, и давай решим дело добром. Сам понимаешь, тебе не устоять.
– Даккар стоит в Коральене четвёртый век, Рашан, и ни разу ни один Риверте не спускался
с его стен ни к одному Индрасу.
– Всё когда-нибудь случается в первый раз, – сказал тот почти миролюбиво. Риверте
больше не улыбался. Через огромное расстояние, разделявшее их, они смотрели друг на
друга и молчали, казалось, продолжая диалог без слов. И тут Уилл вспомнил. Не по лицу
и даже не по голосу Индраса – по этому молчанию.
Именно с этим человеком говорил Риверте в библиотеке в тот день, когда Уилл прятался
за портьерой.
– Что ж, – рявкнул наконец руванец, – тогда я возьму тебя в осаду. И ты её долго не
выдержишь, сам знаешь. Ты согнал к себе всё окрестное отребье, и, ставлю на свою
задницу, они уже хотят жрать! К тому же у вас нет баб! Если только ты не собираешься
отдать своей солдатне крестьянок…
– Я запомню насчёт задницы, Рашан. Зря ты это сказал. А что касается баб… Сир Норан!
Не могли бы вы подойти ближе?
Этого следовало ожидать. С самого начала Уилл знал, что так и будет – и кого он
собирался провести, пробираясь сюда каменной лестницей на виду у всего замка? Делать
было нечего. Он подошёл, придерживаясь за зубцы стены – у него вдруг закружилась
голова. Риверте смотрел на него яркими, ясными глазами и улыбался. Стоящие между
ними солдаты сторонились, давая Уиллу пройти, и переглядывались с кривыми
ухмылками.
Когда Уилл оказался рядом, Риверте притянул его к себе и обнял за талию.
– Ты не поверишь мне, друг Рашан, – сказал Фернан Риверте, и каждое его слово
отдавалось гулом по замершей долине вокруг Даккара, – но в мире есть кое-что получше
баб.
Сказав это, он обхватил Уилла за шею и, резко перегнув его в поясе назад, поцеловал на
глазах у нескольких сотен человек.
Рёв, поднявшийся на стенах Даккара, свидетельствовал о том, что защитники крепости
переняли оптимизм её командира. Риверте выпрямил Уилла так же резко, как наклонил, и
ослепительно улыбнулся ему.
– Я потом заглажу свою вину, – сказал он. – Честное слово.
Уилл кивнул. В глазах у него было темно. Никогда в жизни ещё сердце так не стучало в
его груди, никогда не было так стыдно… и никогда он не испытывал такого восторга, как
сейчас, слыша торжествующий рёв вальенцев на стенах и во дворе замка, ощущая удары
ветра и первых дождевых капель по лицу, чувствуя сильную руку на своём плече.
Индрас что-то сказал снизу, но на сей раз тихо, потом сплюнул и, повернувшись, галопом
поскакал прочь. Риверте отпустил Уилла и, моментально забыв о нём, обратился к
капитану Ортандо, стоявшему по левую руку от него:
– Думаю, штурмовать будут ночью. Индрас не станет торопиться. Ему в общем и некуда –
он думает, что легко возьмёт стены.
– А разве нет? – вырвалось у Уилла.
Риверте обернулся к нему. В его глазах было что-то такое, чему Уилл не мог подыскать
названия, что-то, что не описывалось ни в одой из книг, которые он прочитал – но при
виде этого внутри у него вдруг поселилась непоколебимая уверенность, что всё будет
хорошо.
– За что я люблю старину Сантьяро, – сказа Риверте очень тихо, – так это за его
чрезмерную самоуверенность. Когда человек отягчён гордыней, он не видит дальше