Белые врата (СИ), стр. 25

– Хорошо, Аль… Если это так важно для тебя…

– Очень!

– Договорились.

Она знала, что он не останется с ней. Она видела таких, чувствовала. Эту внутреннюю свободу и неприрученность, шальной ветер в глазах и явное нежелание обрастать связями, отношениями. Как он торопится исчезнуть из ее жизни. Он дикий, неприручаемый зверь, и его нужно отпустить, он никогда не будет домашним, ее. Она знала это.

Логика покидала ее, когда она лежала, чувствуя на себе тяжесть его горячего тела. И на смену логике приходило лишь одно желание: не отпускать. Чтобы хотя бы еще немного, еще чуть-чуть он был с ней. На ней. В ней. Не отпускать. Не сейчас, хотя бы еще чуть-чуть. Отпустить его потом, когда-нибудь… потом.

– Артем, ты когда назад?

– После двадцать пятого.

– О, отлично.

– Соскучился, Ковалев?

– Размечтался. У нас просто сразу после новогодних событие…

– Какое?

– Регистрация.

– Какая регистрация?

– Тупишь… Успел заработать очередной сотряс?

Артем не сразу понимает, о чем говорит Виталий. А когда понимает…

– Ниху*себе…

И снова молчит. Молчит и Виталий. А потом:

– Знаешь, меня Лизка стала «папой» называть.

– Поздравляю.

Виталий беззвучно ругается. Но упрямо продолжает:

– А Таня беременна.

– Ого…

– Да! И если сын родится – я назову его Кириллом!

Литвин молчит. Пауза в разговоре снова затягивается.

– Артем! Черт, сука, ответь мне! Хоть что-нибудь скажи! Что я урод, козел, предатель и…

– Еще вопрос, у кого сотряс, Виталь.

– Чего?

– Жизнь продолжается. И… я рад за вас.

Ковалев выдыхает.

– Спасибо, брат.

– Было бы за что. Когда точно регистрация?

Глава 19. Разнообразная

За десять дней до Рождества в Альпы пришла зима. Пришла внезапно, уже даже и как бы неожиданно. Вернулась загулявшая хозяйка в свою вотчину. И улицы Тиня стал заполнять снег и туристы.

Те, кто, видя такую ситуацию с погодой, отменили свои рождественские поездки в Альпы, колоссально просчитались. Ну а те, кто до последнего надеялись на чудо – те были вознаграждены сполна. Непрекращающийся ни на минуту снег – а снегопад лишь иногда ослаблялся, превращаясь временами из густого потока, будто там, наверху вспороли пуховую перину, в медленный танец крупных снежинок-солисток, за три дня полностью укутал Тинь, сделав его тем, чем ему и положено быть – одним из самых продаваемых брендов: Рождественские Альпы.

Кафе, рестораны и бары наполнились разноголосыми толпами, довольные, возбужденные лица. Артема не интересовало ничего, кроме снега. Он купил себе трехдневный скипасс

[10] и методично его выкатывал. Впрочем, его решимости после Рождества уехать это не отменяло.

Зайдя в очередную кафешку и размышляя, чего ему хочется больше – глинтвейна или горячего шоколада, он вдруг услышал… Нет, русскую речь он слышал неоднократно, но этот голос говорил не столько на русском, сколько на родном Артему языке.

– Бля, я просто не знаю, как мы будем гидовать эту банду алкашей втроем. Надо было искать кого-то на замену, хоть не из наших!

– Да кого ты найдешь накануне Нового Года! У всех гидов все с осени на новогодние расписано!

Литвин резко оборачивается.

Группа говорящих по-русски состоит из троих, двое к нему спиной, третий лицом. И лицо, блин, знакомое…

Их взгляды пересекаются, проблеск узнавания у его визави. Приглашающе кивает ему головой, Артем подходит, не раздумывая.

– Литвин?

– Он самый.

– Рад встрече!

Отвечает на крепкое рукопожатие. По всему видно, из наших, из своих, но кто?…

– Взаимно. Только, извини, не помню… Лицо знакомое, но вот имени…

– Максим. Макс Пуля. Поляков, то есть.

И имя знакомое, но вот откуда…

Макс правильно понимает сомнение, отраженное на лице Артема.

– Ты к нам на Камчатку прилетал, пару лет назад, на хели.

Точно! Камчатская белая диаспора. Эти всегда особняком, сказывается удаленность географии. Но она же – география, а еще климат и суровый дальневосточный характер, делает этих ребят одними из лучших в их деле. Артем вспоминает ту свою единственную поездку на Камчатку с целью расширения географии катания и приобретения нового опыта. Волшебные склоны и снег – им тогда повезло с погодой, купание в горячих источниках, знаменитый камчатский краб. Да, классная вышла поездка. И Макс тогда был один из гидов.

Еще раз, уже совсем иначе, с искренним удовольствием от встречи и узнавания, жмет руку Полякову.

– Здорова, Макс. Рад, рад тебя видеть! Извини, что не узнал. Просто не ожидал тебя здесь увидеть.

– Ну а где встречаться, как не здесь! – ответно улыбается ему Максим. – Здесь сейчас рай на земле.

– Точно!

– Знакомься! Ты, по-моему, не знаешь… Илюха Панин, – еще одно рукопожатие. – Маша Елизарова.

На Машу уставился не только Литвин. Как минимум, половина мужчин в этом кафе разглядывали Машу. Откровенно или исподтишка, но – смотрели. Было на что.

Истинный тип славянской красоты – рослая, статная. Яркие голубые глаза, золотисто-русая коса толщиной с руку Артема. Губы, как лепестки, ямочки на щеках от искренней улыбки.

– Так вот ты какой, Артем Литвинский… Наслышана. Рада встрече, – она протягивает ему ладонь для рукопожатия.

Какие ж гарные на Камчатщине дивчины!

– А я вот о тебе не слышал. Рад, что восполнил этот пробел в своем образовании, – неожиданно для себя Литвин изображает поцелуй руки. Его неуклюжая галантность вызывает улыбку у Маши и смех у ее спутников. Впрочем, смеются по-доброму.

– Какими судьбами тут, Артем?

– Да так… – неопределенно пожимает плечами Литвин. – Приехал… в гости.

– Классно! А мы тут попали в переплет…

– В смысле?

– Да мы привезли сюда блядских олигархов нашенских, камчатских. Типа, Альпы посмотреть, покататься. Подряжались вчетвером их пасти, а четвертый наш… накануне поездки с аппендицитом в больницу загремел. Теперь вот не знаю, как мы тут втроем с ними справимся… – Макс замолкает, смотрит внимательно на Литвинского. И потом, осторожно: – Слушай, Артем…

– Да?

– А у тебя тут… ты… Может, ты, случайно, располагаешь свободным временем?

Литвин чуть ли не ржет в голос. Вот уж чего у него в избытке за последнее время – так это свободного времени!

– А что?

– Не хочешь пойти к нам четвертым? – нерешительно спрашивает Поляков.

– Хм… Не знаю…

После того, как ему озвучили сумму гонорара, у него был только один разумный ответ. Естественно, он согласился.

– Алик, как ты там?

– Хорошо. Ужасно, на самом деле. Ничего не успеваю.

– Ну… Ты же приедешь на выходные?

– Я постараюсь, но не обещаю. Не сердись, Тима. На Рождество буду точно.

– А кстати… о Рождестве. Ален, ты как относишься к тому, что я… еще немного у тебя погощу?

От ее вопля у него звенит в ухе.

– Арти!!!!! Я буду счастлива!

– Значит, договорились.

Ох, не лишним оказался Артем в группе гидов, совершенно не лишним. Впрочем, гидованием это можно было назвать с определенной натяжкой. Компания «блядских олигархов» оказалась достаточно разношерстой, в первую очередь, по уровню катания, да и по тому, зачем они приехали в Альпы.

Врожденное умение Артема быстро ориентироваться на местности сделало его за месяц безвылазного проживания в Тине натуральным аборигеном. Он знал все или почти все о расположении трасс, подъемников, ценах на скипассы, многом другом, что так необходимо при отдыхе на зимнем курорте, имеющем триста километров горнолыжных трасс. Его новоприобретенные товарищи по команде «пастухов олигархов» только что не молились на него. Ко всему прочему, эти алкоголики-нувориши Артема еще и слушались! Беспрекословно. Он умудрялся найти подход ко всем – и к паре-тройке тех, кто приехал действительно кататься, и умел это делать, и к тем, для кого спуск по «синей» трассе был верхом мастерства и экстрима, предметом гордости и темой разговоров на сутки. И даже к тем, кто приехал и увидел горы, горные лыжи и сноуборды впервые в жизни. Таких, правда, сплавляли Маше, потому что это как раз были в большинстве своем жены и подружки «олигархов». Дамы, к слову сказать, все без исключения дежурно вздыхали именно по рыжему и голубоглазому, пытались привлечь его внимание и оказаться именно в его обществе. Литвин был внутренне серьезен, внешне улыбчив и собран. Он работал.