Притворись (ЛП), стр. 23

Но по тому, как напряглись подо мной мышцы в груди Кейда и животе, я могла сказать… что он тоже это чувствовал. Я сделала то же самое - напрягла мышцы своего тела, как броню. Ткани и сухожилия - единственное, что в безвыходном положении удерживало эту неразбериху внутри меня. Хуже этих чувств было только выставление всех этих эмоций на показ.

Впервые за долгое время, может, со времен Алекс, я не чувствовала себя такой одинокой.

Я глубоко вздохнула и сказала:

- Моя сестра умерла.

Рука на моей спине скользнула к моим волосам. В любое другое время от этого жеста мои гормоны сошли бы с ума, но сейчас он был мягким и нежным, и в глубине моего сознания щелкнул выключатель, который большую часть дня я пыталась выключить.

Видение того дня у меня в голове никогда не угасало. Сегодня оно было таким же ярким, как и тогда. Когда воспоминания взяли надо мной верх, я смогла практически представить слепящие фары, звук разбиваемого стекла и давление ремня безопасности, врезающегося в шею. Я зажмурила глаза.

Я не могла удержать образы, но могла сдержать слезы.

Кейд не пытался заставить меня говорить. Он не задавал вопросов. Его прикосновение оставалось решительным и неизменным, удерживая меня здесь, в настоящем. Мы лежали, прижимаясь друг к другу так крепко, что мне не нужно было напрягать свои мышцы. Мне не нужна броня, потому что именно он удерживал меня единым целым.

Спустя целую вечность или несколько секунд Кейд прошептал:

- Боль меняет нас. Моя заставила меня быть идеальным, так что никто больше не захочет меня снова бросить.

Я глубоко вздохнула.

- Твоя сделала тебя Золотым. Моя же просто меня озлобила.

Одна из его ладоней находит мой подбородок и поднимает голову так, чтобы я посмотрела в его лицо.

- Твоя боль сделала тебя сильной. Она сделала тебя страстной и живой. Она сделала нас обоих теми, кто мы есть.

Смех прорвался сквозь боль, живущую в моих легких, и вырвался из горла.

- Золотой Мальчик и Злая Девочка.

- Нам надо создать комиксы о наших приключениях.

Теперь смех выходил легче.

Забавно, как парню, который знает меня столь короткое время, удалось освободить меня так, как ни моим родителям, ни друзьям, ни веренице терапевтов никогда не удавалось.

- Спасибо, - пробормотала я. Я снова прижалась щекой к его груди, но склонила свое лицо к его. - За это… за сегодня и вчера. Не знаю, что бы я без тебя делала. Знаю, что ты, наверно, предпочел бы быть в месте получше…

- Поверь мне. Это гораздо лучше альтернативы. Я именно там, где хотел бы быть.

Он посмотрел на меня и слегка улыбнулся.

Я провела пальцами по его животу и спросила:

- А какова была альтернатива?

- Провести время с кем-то кому лучше оставаться в прошлом. Я предпочитаю двигаться вперед.

Впервые движение вперед казалось возможностью.

Мы оставались в созданном нами убежище, свободные в том, чтобы ничего не говорить. Мы уже все сказали, и я медленно проваливалась в сон рядом с Золотым Мальчиком в своей постели.

17

Кейд

По ту сторону моих закрытых век вспыхнул яркий свет. Я вяло потянулся, чтобы потереть глаза, но что-то придавливало к кровати мою левую руку.

Надо мной стояла женщина с фотоаппаратом в руке. Перед глазами у меня плавали черные пятна, и мне потребовалось несколько минут, чтобы вспомнить, где я находился и что делал здесь. Женщиной с фотоаппаратом была миссис Миллер, и она только что сделала фотографию Макс, крепко спящей на моей руке. У меня на свитере осталось маленькое мокрое пятно от ее слюны.

Боже, я хотел бы себе копию этой фотографии.

Миссис Миллер прижала к губам палец и прошептала:

- Прости. Вы двое выглядели такими милыми, что я не смогла удержаться. - Официально это был самый странный день за все время моего существования. - Ужин готов. Мы с Миком подождем, пока вы двое приведете себя в порядок.

Она на цыпочках вышла из комнаты и закрыла за собой дверь.

Пора будить спящего дракона.

Во сне Макс выглядела моложе, мягче. Ее длинные ресницы покоились на щеках. Маленький носик, слегка вздернутый на кончике. Даже у спящей у нее были самые сексуальные губы, которые я когда-либо видел. Полные и с небольшими морщинками, они как будто звали меня. И я не мог перестать думать, как она сказала, что не жалеет о моем поцелуе.

Но это не имело значения. Она была занята.

Я обречен все время увлекаться девушками, которые не могли быть моими.

Кроме того, что она до этого говорила… это не могло быть легким. Я мог сказать, какой ранимой ее сделали воспоминания, а последнее, чего я хотел бы, - это воспользоваться этой ранимостью.

Я уже собирался ее будить, когда ее глаза открылись, и она застала меня, глядящим на нее. Она несколько раз моргнула, а потом ее глаза прищурились. Она села и отползла на совершенно противоположную сторону кровати.

- Что ты делаешь? - спросила она.

Какой бы близости мы не достигли до этого, после сна от нее не осталось и следа. Стены снова возведены, а я по-прежнему нахожусь за их пределами.

- Клянусь, все не так ужасно, как может показаться.

- Сказал серийный убийца полиции.

Ее волосы были взлохмачены и выглядели ближе к той прическе, которую она обычно носила.

- Я собирался разбудить тебя, - сказал я. - Твоя мама сказала, что ужин готов.

- Мама была здесь?

Я уже начинал наслаждаться этим сердитым взглядом широко распахнутых глаз, который она бросала, когда дело касалось ее матери.

- Похоже, она нас сфотографировала.

Она схватила подушку, и я едва успел закрыться салфетками для лица.

- Ты позволил ей нас сфотографировать?

Я схватил подушку, когда она замахнулась во второй раз, и использовал ее, чтобы притянуть к себе.

- Я не позволял ей. Я проснулся от вспышки.

- Серьезно? - Она издала наполовину стон, наполовину рык и зарылась лицом в ладони. - Убей меня.

Я держал подушку между нами, как буфер, и сказал:

- Почти все закончилось.

- Ты просто не был ни на одном из ужинов моей мамы на День благодарения. Это только начало.

Она слезла с кровати и ушла в ванную, чтобы сполоснуть водой лицо. Я последовал за ней и сделал то же самое. Это было так пугающе по-домашнему, когда мы оба пытались крутиться в небольшом пространстве, чтобы не врезаться друг в друга. Я был поражен странностью, что знаю эту девушку чуть больше двадцати четырех часов. И двадцать четыре часа спустя мы отправимся каждый своей дорогой, больше не услышав друг о друге.

Я сглотнул, а от двери в ванную на меня смотрела она.

- Так ты идешь?

- Да, прямо за тобой.

Как только мы вошли в гостиную, на нас снова напали с еще одной фотографией.

- Мам! Ты серьезно?

Глаза миссис Миллер напоминали о тех рекламных роликах о животных, с которыми жестоко обращаются, - стремящиеся сделать так, чтобы вы почувствовали себя плохо.

- Прости. Кейд до этого упомянул, что ты не против фотографий, и я…

- Да? А теперь?

Я попал. Она переплела свою руку с моей и сжала ее немного сильнее необходимого.

- Ой, ты знаешь, милая. Я сказал твоей маме, как ты расстроилась, что проспала, потому что хотела хорошо выглядеть для них. Мы говорили о том, как было бы замечательно иметь на память фотографии о нашем первом совместном празднике. - Миссис Миллер щелкнула еще одну фотографию, пока я разговаривал с ее дочерью. - Миссис Эм, Макс не против. Может, нам просто нужно оставить фотографирование на время после ужина.

- Конечно, и в последний раз, Кейд. Зови меня Бетти. Или мама.

Макс широко улыбнулась мне, но у меня возникло ощущение, что это было больше похоже на оскал хищников с канала о животных - обнаженные зубы в знак агрессии. Она наклонилась и, не прекращая улыбаться, тихонько сказала:

- Если ты будешь звать мою мать “мамой”, я индейку в духовке заменю твоей головой, ты меня понял?