Звезды любви, стр. 36
— Но если вы уверены, что утром его выпишут, то зачем…
— Мэм, я не говорил, что его выпишут. — Коротышка посмотрел прямо в светлые глаза женщины.
— Ох… — Сестра понимающе кивнула. Ее пронзительный голос смягчился. — И к кому же вы пришли?
— Его зовут Древний Глаз. Это старый индеец-ют, он…
— Да, я знаю этого пациента. Он поступил к нам вчера утром, так? — Она машинально посмотрела вдоль длинного коридора, в сторону палаты Древнего Глаза. — Бедный старик все еще без сознания… — Она покачала головой. — Он не поймет, что вы рядом.
Продолжая вертеть стетсон, Коротышка спросил:
— Откуда вам знать, что не поймет?
— Ну потому что… доктор сказал… пациент откликается на… — Сестра Митчелл умолкла, осторожно огляделась по сторонам и прошептала: — Думаю, не будет вреда в том, что вы повидаете своего друга. Но позвольте предупредить вас: если вы задержитесь после полуночи, то сильно рискуете. — Она снова огляделась, шагнула к Коротышке и прошептала, приложив ладонь к губам: — В полночь заступит на дежурство сестра Спенсер. — И она выразительно подняла брови.
Коротышка робко улыбнулся и поблагодарил симпатичную сестру Митчелл за предупреждение. Остановившись перед палатой Древнего Глаза, он робко вздохнул и вошел.
Маленькая лампа стояла на столике в дальнем конце комнаты. Ее слабые лучи отбрасывали на белые стены и потолок зловещие тени; тени падали и на человека, лежащего в кровати. Он выглядел неживым.
Бросив стетсон на неуютно выглядевший стул с высокой прямой спинкой, Коротышка подошел к больному другу. Широкое, некрасивое лицо Древнего Глаза было таким пепельно-серым и вытянувшимся, что его с трудом можно было узнать. Белые как снег волосы, влажные и запутанные, разметались по подушке, а массивное тело, казалось, съежилось и стало совсем маленьким.
Коротышка грустно оглядел большие руки, теперь неподвижно лежащие поверх простыни, руки, когда-то крепкие, с твердыми мускулами, которыми Древний Глаз немало гордился в свое время. Теперь это были слабые, бесполезные руки беспомощного старого человека, покрытые морщинками и темными старческими пятнами.
Глубокая печаль охватила Коротышку; он осторожно приподнял одну и крепко сжал в своих ладонях. И, тяжело сглотнув, заговорил с лежащим без сознания человеком:
— Древний Глаз, дружище, это я, Коротышка. Я пришел, как только смог. — Говоря, он не отрывал глаз от лица индейца. — Я так полагаю, тебе хочется знать, как там у нас идут дела, верно? — Коротышка снова сглотнул. — Ну, я врать не стану, сразу скажу, что сборы у нас большие, но…
Тощий главный конюх стоял возле постели умирающего индейца и посвящал его в дела труппы. Коротышка рассказал Древнему Глазу, как прошли парад и первое представление в Солт-Лейк-Сити, все вовремя и по плану. Рассказал, что полковник хотел отменить гастроли вообще, но миссис Бакхэннан убедила его, сказав, что нельзя разочаровывать поклонников.
Конюх стоял в ночной тишине и говорил с ничего не сознающим индейцем об обычных делах, о ежедневных заботах — вроде того, кто выигрывает в шахматы, кто из «Отчаянных объездчиков» больше всего денег выиграл в пинг-понг, которым все увлекались и играли в перерывах между представлениями. Рассказал последнюю сплетню о красивом мексиканце-вакеро Арто, который ухаживает за малышкой Сью Лающая Собака, хорошенькой дочерью старого Билла Лающая Собака.
Коротышка говорил и говорил, обо всем и ни о чем. Коротышка Джонс понятия не имел, слышит ли его старый ют, но на всякий случай рассуждал лишь о вещах приятных и веселых. Он рассказал, что Кэт Техаска на вечернем представлении подстрелила все пятьдесят из пятидесяти запущенных в воздух стеклянных шаров. Сказал, что она выглядела невероятно симпатичной на арене, в свете прожекторов, с ее каштановыми кудряшками и румяными щеками. Коротышка улыбнулся и признался, что почувствовал отчаянное искушение подойти к ней и поцеловать прямо в смеющиеся губы.
— Конечно, я этого не сделал, — пояснил Коротышка обращаясь к Древнему Глазу. — Кэт просто взбесилась бы, если бы я только попробовал! — Он усмехнулся, покачал головой и полез в нагрудный карман за сигаретой. — Что за женщина! Что за женщина!
Коротышка сбросил свою шляпу со стула и сел. И просидел так всю ночь, глядя на своего старого друга, куря сигарету за сигаретой и с любовью вспоминая все те годы, что они с индейцем провели в труппе.
Коротышка Джонс остался в госпитале до рассвета, уставший физически и истощенный душевно. И когда лучи сентябрьского солнца заглянули в высокое окно больничной палаты, Коротышка все еще сидел возле постели Древнего Глаза; но теперь он уже не говорил — он слушал.
Губы Древнего Глаза шевелились; он пытался заговорить. Коротышка взял его за руку и наклонился поближе, изо всех сил стараясь разобрать, что бормочет старый индеец.
— Я здесь, дружище, — заверил Коротышка индейца тихим, мягким голосом. — Я тебя слушаю. Скажи, что тебе нужно. Я все сделаю.
Рука Древнего Глаза, сжатая в пальцах Коротышки, слабо шевельнулась. Коротышка тут же отпустил ее.
— В чем дело, Древний Глаз?
Старый ют медленно поднял руку. Он с усилием дотянулся до груди Коротышки и провел пальцами по рубашке. Казалось, слабые, дрожащие пальцы что-то ищут, потому что они чуть заметно постукивали по узкой, тощей груди конюха.
— Не знаю, чего ты хочешь, старина, — растерянно произнес Коротышка. — Мне очень жаль… я…
Слабые пальцы с трудом добрались до расстегнутого ворота рубахи Коротышки, коснулись серебряной цепочки и цепко сжали ее. Коротышка улыбнулся и быстро вытащил из-за ворота свисток. Древний Глаз, продолжая что-то невнятно бормотать, держался за цепочку так крепко, что казалось, вообще никогда не собирался выпускать ее из пальцев.
— Да, — сказал главный конюх, — да, старина. Теперь ты точно знаешь, что это я, Коротышка. Я здесь, я тебя не оставлю. Ты ведь меня слышишь, верно?
— Разумеется, он вовсе не слышит! — раздался вдруг громкий, пронзительный женский голос за его спиной. Коротышка резко оглянулся. В дверях стояла крупная женщина с властным лицом. — Что вы здесь делаете? — раздраженно поинтересовалась она.
— Сижу с моим старым другом, — твердо ответил Коротышка.
— В такое время посетителям в госпитале делать нечего! — Она посмотрела мимо Коротышки на индейца. — Этот старик все равно что мертв, так что вы понапрасну тратите время. Уходите отсюда!
Древний Глаз тут же перестал бормотать, его лицо скривилось, он нахмурился и выпустил из пальцев цепочку Коротышки.
Коротышка, пришедший в ужас от того, что так называемая сестра милосердия может быть столь бездушной и неосмотрительной в палате больного, впервые за двадцать лет вышел из себя. Но Коротышка все-таки оставался Коротышкой, и потому он не стал кричать и поднимать шум и гвалт. Он не хотел ругаться и скандалить, ведь он мог разбудить половину госпиталя…
Тощий невысокий человек просто посмотрел прямо в глаза большой бесчувственной женщине и холодно сказал:
— Никуда я не пойду. Это вы уйдете. — Его тощее тело вздрагивало, глаза полыхали диким гневом.
Отшатнувшись, изумленная сестра заявила:
— Вы не вправе говорить со мной так! Вы здесь не работаете!
— А вы не должны работать здесь, так что убирайтесь! — Голос Коротышки прозвучал так холодно и властно, что осанистая сестра испуганно вздрогнула и шагнула назад. — Чтобы стать сестрой милосердия, нужно гораздо больше, чем белый халат! — заявил Коротышка, выставляя ее за дверь и снова поворачиваясь к кровати больного.
— Ну, знаете ли, да меня не оскорбляли так ни разу в…
— Убирайтесь! Сейчас же! Меня не интересует, куда вы отправитесь, лишь бы я вас не видел.
Взбешенная женщина, бормоча что-то себе под нос, захлопнула дверь палаты. И не заметила другую высокую худощавую женщину, стоявшую за дверью.
Кэт Техаска пришла как раз вовремя, чтобы услышать весь разговор между Коротышкой и медсестрой. Кэт вовсе не собиралась подслушивать, но она замерла у двери, не в силах сделать ни шагу, изумленная поведением Коротышки.