Собрание сочинений в 12 т. T. 12, стр. 49
Находясь во власти этих неотступных мыслей, Петер Батори осмелился написать Силасу Торонталю за неделю до предстоящего брака.
Письмо его осталось без ответа.
Петер попытался подкараулить банкира где-нибудь на улице…
Это ему не удалось.
Петер решился посетить Торонталя на дому…
Его не приняли.
Что же касается Савы и ее матери, то теперь они уже совсем не выходили из дому. Повидать их не было ни малейшей возможности.
Зато Петеру Батори несколько раз случилось встретиться на Страдоне лицом к лицу с Саркани. На взгляды юноши, полные ненависти, Саркани отвечал самым дерзким презрением. У Петера Батори мелькнула мысль вызвать Саркани на ссору и вынудить его драться на дуэли… Но ради чего и на каком основании встанет Саркани у барьера накануне своей свадьбы с Савой Торонталь? Это было бы не в его интересах.
Прошло шесть дней. Вечером четвертого июля, несмотря на мольбы матери, несмотря на уговоры Борика, Петер ушел из дома. Старый слуга попытался было пойти следом за ним, но вскоре потерял его из виду. Петер шел, как безумный, куда глаза глядят, по самым захолустным улицам, вдоль городских стен.
Не прошло и часа, как его принесли домой. Он находился при смерти. Верхняя часть левого легкого была у него проколота кинжалом.
Не было никаких сомнений: дойдя до крайнего отчаяния, Петер сам нанес себе этот удар.
Узнав о случившемся, Пескад бросился на телеграф.
Через час доктор Антекирт уже получил в Катаро известие о самоубийстве молодого человека.
Нет слов описать горе госпожи Батори, когда она увидела перед собой сына, которому, повидимому, оставалось жить лишь несколько часов. Но она быстро превозмогла женскую слабость. Прежде всего — помощь. Слезы — потом.
Вызвали врача. Он прибыл немедленно, осмотрел раненого, прислушался к его слабому, прерывистому дыханию, исследовал рану, наложил повязку, — словом, сделал все, что было в его силах. Но надежды у него не было никакой.
Через пятнадцать часов состояние больного осложнилось сильным кровотечением, дыхание стало еле заметно, казалось, оно вот-вот прекратится.
Госпожа Батори опустилась на колени, обращаясь к богу с горячей молитвой сохранить сыну жизнь.
В эту минуту дверь растворилась, и на пороге показался доктор Антекирт. Он направился прямо к постели умирающего.
Госпожа Батори хотела было броситься к нему — он жестом остановил ее.
Затем он склонился над Петером и внимательно, ни слова не говоря, осмотрел его. Потом он устремил на раненого какой-то особенно пристальный взгляд. Его глаза словно излучали некую магнетическую силу; он как бы хотел перелить в этот мозг, где сознание уже угасало, свою собственную жизнь и свою собственную волю.
Вдруг Петер приподнял голову. Веки его приоткрылись, он посмотрел на доктора и… упал бездыханным.
Госпожа Батори бросилась к нему, вскрикнула и без сознания рухнула на руки Борика.
Доктор закрыл юноше глаза. Потом он встал и, выходя из комнаты, прошептал изречение древнего индусского мудреца:
— «Смерть не уничтожает человека, она только делает его невидимым!»
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Встреча на Страдоне
Смерть эта наделала в городе много шуму, но никто не подозревал истинной причины самоубийства Петера Батори и тем более того обстоятельства, что к нему в какой-либо степени причастны Саркани и Силас Торонталь.
На другой день, шестого июля, должна была состояться свадьба Савы Торонталь и Саркани.
Весть о самоубийстве, совершенном при таких волнующих обстоятельствах, еще не дошла ни до госпожи Торонталь, ни до ее дочери. Силас Торонталь в согласии с Саркани принял на этот счет строгие меры предосторожности.
Было решено, что свадьбу отпразднуют очень скромно. В виде оправдания ссылались на то, что семья Саркани якобы сейчас в трауре. Такая скромность, конечно, не вязалась с тщеславными замашками Торонталя, но он решил, что при сложившихся обстоятельствах лучше не возбуждать лишних толков. Предполагалось, что молодожены пробудут в Рагузе всего несколько дней, а потом отправятся в Триполи, в город, являющийся постоянным местопребыванием Саркани.
Чтение брачного договора, предусматривавшего значительное приданое, должно было состояться в особняке на Страдоне в присутствии лишь самых близких людей; обряд венчания предполагалось совершить у францисканцев сразу же после подписания договора. Гостей в этот день приглашено не было.
Пока в особняке Торонталь шли последние приготовления к свадьбе, на противоположной стороне улицы прохаживались двое мужчин.
То были Матифу и Пескад.
Вернувшись в Рагузу, доктор Антекирт привез с собою и Матифу. Его присутствия уже не требовалось в Катаро, и можно себе представить, как друзья, или, по выражению Пескада, «близнецы», были счастливы вновь увидеть друг друга.
Как мы знаем, доктор сразу же явился в домик на улице Маринелла; затем он удалился в скромную гостиницу в предместье Плоссе, где ожидал, когда состоится свадьба Саркани и Савы Торонталь, чтобы приступить к осуществлению намеченного им плана.
На другой день он снова пришел к госпоже Батори и собственноручно помог уложить тело Петера в гроб. Затем он вернулся в гостиницу, а Пескада и Матифу послал наблюдать за Страдоном.
Пескад был весь внимание, но это не мешало ему беседовать с приятелем.
— Ты, кажется, потолстел, друг Матифу! — говорил он, приподнимаясь на цыпочки, чтобы пощупать грудь великана.
— Да! И силы у меня поприбавилось!
— Я это заметил по тому, как ты меня обнял.
— Ну, а как представление, о котором ты говорил? — спросил Матифу; уж очень ему хотелось сыграть обещанную роль.
— Оно на мази, на мази. Но, знаешь ли, сюжет-то пьесы оказался очень запутанным.
— Запутанным?
— Да. Выходит, что это не комедия, а драма. Но начало ее прямо-таки захватывающее.
Пескад замолчал. Мимо них пронеслась карета; она остановилась у особняка Торонталя.
Ворота тотчас же распахнулись и, впустив карету, вновь закрылись, но Пескад успел рассмотреть, что в карете находился Саркани.
— Да, очень даже захватывающее начало, — продолжал он. — Успех, можно поручиться, будет огромный.
— А предатель? — спросил Матифу, которого этот персонаж, видимо, особенно интересовал.
— Предатель… пока что еще торжествует, как и полагается в хорошо написанной пьесе… Но терпение! Подождем развязки.
— В Катаро мне уже казалось, что вот-вот…
— Выйдешь на сцену?
— Да, я уж совсем приготовился.
И Матифу рассказал обо всем, что произошло на базаре в Катаро, то есть как его руки были уже зафрахтованы для похищения, которое, однако, не состоялось.
— Ничего! Значит, еще не время было, — отвечал Пескад; для отвода глаз он без умолку болтал, в то же время зорко посматривая по сторонам. — Твой выход — не раньше как в четвертом или пятом действии, А может быть, ты и вовсе появишься только в заключительной сцене. Но не беспокойся. Появление твое будет чертовски эффектно! Можешь не сомневаться!
В это время со стороны улицы Маринелла послышался смутный гул голосов.
Пескад замолчал и отошел от особняка Торонталя.
В это время с улицы Маринелла на Страдон вышла похоронная процессия; она направлялась к францисканской церкви, где должно было состояться отпевание.
За гробом следовало очень мало народа, ибо похороны, по скромности своей, не привлекали внимания прохожих: простой гроб, покрытый черным сукном, несли на руках.
Шествие медленно продвигалось вперед, как вдруг Пескад, еле сдержав возглас, вцепился в руку Матифу.
— Что с тобой? — изумился Матифу.
— Ничего! Долго объяснять!
Среди шедших за гробом он узнал госпожу Батори. Она пожелала проводить сына на кладбище.
Церковь не отказала в своих молитвах покойнику, которого толкнуло на самоубийство лишь беспросветное отчаяние, и священник дожидался его во францисканской часовне, чтобы затем сопутствовать ему на кладбище.