Собрание сочинений в 12 т. Т. 11, стр. 103

Судебное заседание было закрыто.

Аудитория осталась под впечатлением мудрых «принимая во внимание» мистера Прота. Ведь и в самом деле, не было ничего невозможного в том, что болид погрузится в морские глубины, откуда его уже немыслимо будет вытащить. А затем - на какие «непреодолимые трудности» намекал судья? Что должны были означать эти таинственные слова?

Все это давало пищу для раздумья, а раздумье обычно успокаивает взволнованные умы.

Приходится предположить, что мистер Форсайт и доктор Гьюдельсон не предавались раздумью, - ибо они не успокаивались, а скорее даже наоборот. Стоя в разных углах зала, они грозили друг другу кулаком, взывая к своим сторонникам.

- Я не подчинюсь такому постановлению! - громовым голосом кричал мистер Форсайт. - Это явная бессмыслица!

- Это постановление - нелепость, - не отставая от него, во все горло орал доктор Гьюдельсон.

- Осмелиться предположить, что мой болид не упадет…

- Сомневаться в том, что мой болид упадет!…

- Он упадет там, где я предсказал…

- Я определил место его падения…

- И раз я не могу добиться защиты закона…

- И раз суд отвергает мою жалобу…

- Я буду до конца защищать свои права… Я уезжаю сегодня же вечером.

- Я буду добиваться моих прав до последней крайности… Сегодня же пускаюсь в путь.

- В Японию! - вопил мистер Дин Форсайт.

- В Патагонию! - не уступая своему противнику, орал доктор Гьюдельсон.

- Ур-ра! - заливались хором оба враждебных лагеря.

По выходе на улицу толпа разделилась на две части, и к ним примкнули любопытные, которым не удалось пробраться в зал заседаний. Шум стоял невообразимый: крики, угрозы, брань… Еще немного, и дошло бы до рукопашной, так как сторонники Дина Форсайта жаждали приступить к линчеванию Сиднея Гьюдельсона, а сторонники Сиднея Гьюдельсона мечтали покончить с Дином Форсайтом при помощи суда Линча - истинно американского способа разрешения спора…

К счастью, власти успели заранее принять меры. Нагрянуло достаточное число полисменов, которые, решительно и вполне своевременно приступив к делу, развели забияк.

Едва только враждующие стороны оказались на некотором расстоянии друг от друга, как их ярость, в какой-то степени напускная, улеглась. Но сохранить за собой право производить как можно больше шума казалось этим воякам необходимым. Поэтому, умерив вопли по адресу главы враждебной партии, они продолжали оглашать воздух криками каждый в честь своего кумира:

- Ур-ра, Дин Форсайт!…

- Ура, Гьюдельсон!…

Возгласы эти скрещивались, гремя, как гром. Вскоре они слились в общем зверином вое.

- На вокзал! - вопили обе группы, которые сошлись, наконец, на одном.

И толпа по собственному почину построилась в две колонны, которые наискось пересекли площадь Конституции, освобожденную, наконец, от воздушного шара Уолтера Врагга. Во главе одной из колонн торжественно шествовал мистер Дин Форсайт, а во главе другой - доктор Сидней Гьюдельсон.

Полисмены следили за происходившим с полным безразличием: ведь беспорядка больше не предвиделось. Да и в самом деле, не приходилось опасаться столкновения между обеими колоннами: одна из них торжественно сопровождала мистера Дина Форсайта к Западному вокзалу, где начинался его путь в Сан-Франциско, а оттуда в Японию, а другая не менее торжественно последовала за доктором Сиднеем Гьюдельсоном к Восточному вокзалу - конечному пункту железнодорожного пути в Нью-Йорк, где доктору предстояло сесть на пароход, направлявшийся в Патагонию.

Крики затихли и, наконец, совсем замерли вдали.

Мистер Джон Прот, который до сих пор, стоя на пороге своего дома, развлекался видом бурной толпы, вспомнил, что наступило время завтрака, и сделал движение, собираясь войти к себе в дом.

Но в эту самую минуту его задержали какой-то джентльмен и дама, которые, обойдя площадь по краю, приблизились к нему.

- Одно только слово, господин судья! - произнес джентльмен.

- Рад служить вам! - учтиво ответил мистер Джон Прот.

- Два месяца тому назад, господин судья, - снова заговорил джентльмен, - мы явились к вам с просьбой оформить наш брак…

- И я был очень рад, - заявил мистер Прот, - что это событие дало мне возможность познакомиться с вами.

- А сегодня, господин судья, - продолжал мистер Стенфорт, - мы явились к вам, чтобы развестись.

Судья Прот, как человек многоопытный, понял, что добиться примирения ему в данный момент не удастся.

- Тем не менее я радуюсь возможности возобновить с вами знакомство, - заявил он, не растерявшись.

Джентльмен и дама поклонились.

- Не угодно ли вам будет зайти? - предложил судья.

- Разве это так уж необходимо? - спросил мистер Сэт Стенфорт, точно так же, как и два месяца назад.

И совершенно так же, как и два месяца назад, мистер Прот спокойно ответил:

- Ни в какой мере.

Трудно встретить человека более покладистого.

Правда, хотя развод, как правило, производится в условиях не столь необычных, все же его не так трудно добиться в любом из крупных штатов Федерации.

Ничего, кажется, нет проще, чем порвать брачные узы в этой удивительной стране, именуемой Америкой; это даже легче, чем вступить в брак. В некоторых штатах достаточно указать какой-нибудь фиктивный адрес, чтобы избавиться от необходимости лично присутствовать при процедуре развода. Специальные агентства принимают на себя труд подобрать свидетелей и добыть подставных участников. Эти агентства имеют в своем распоряжении особых вербовщиков, некоторые из которых пользуются широкой известностью.

Мистеру и миссис Стенфорт не пришлось прибегать к таким сложным мерам. Они успели уже в Ричмонде - месте их постоянного жительства - предпринять все нужные шаги и выполнить необходимые формальности. Если они оказались сейчас в Уостоне, то просто в силу каприза, - им хотелось расторгнуть свой брак именно там, где их связали узами этого брака.

- Документы все в порядке? - спросил судья.

- Вот мои документы! - произнесла миссис Стенфорт.

- Вот мои! - сказал мистер Стенфорт.

Мистер Прот взял в руки документы и удостоверился, что они составлены по всем правилам закона.

- А вот и бланк акта о разводе, уже готовый и отпечатанный, - сказал судья, покончив с проверкой. - Остается только вставить имена и расписаться. Но не знаю, удобно ли будет здесь…

- Разрешите мне предложить вам это усовершенствованное вечное перо, - перебил его мистер Стенфорт.

- И вот эту картонку: она вполне заменит столик, - добавила миссис Стенфорт, взяв из рук горничной плоскую картонку и подавая ее судье.

- У вас на все готов ответ, - одобрительно заметил судья и принялся заполнять бланки.

Покончив с этим, он протянул перо миссис Стенфорт.

Не произнеся ни слова, не колеблясь, - недрогнувшей рукой миссис Стенфорт расписалась: «Аркадия Уокер».

И мистер Сэт Стенфорт с тем же хладнокровием поставил под ее подписью свою.

Затем оба, как и два месяца назад, подали судье по пятисотдолларовой бумажке.

- За ваши труды, - как и тогда, сказал мистер Сэт Стенфорт.

- В пользу бедных! - проговорила Аркадия Уокер.

Не теряя времени, они поклонились судье, распрощались друг с другом и разошлись, даже не обернувшись, - он по направлению к предместью Уилкокс, она - в противоположную сторону.

Когда они исчезли из виду, мистер Прот вошел к себе в дом, где давно уже его дожидался завтрак.

- Знаете, Кэт, что мне следовало бы написать на моей вывеске? - спросил он свою старую служанку, подвязывая салфетку.

- Нет, сэр.

- Мне следовало бы написать: «Здесь венчаются, не сходя с лошади, и разводятся стоя».

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ,

в которой, как предвидел судья Джон Прот, появляется третий похититель, а за ним вскоре и четвертый

Лучше даже и не пытаться описать глубокое горе семьи Гьюдельсон и отчаяние Франсиса Гордона. Нечего и сомневаться в том, что Франсис, не задумываясь, порвал бы всякие отношения со своим дядей, обошелся бы и без его согласия, не считаясь ни с его гневом, ни с неизбежными последствиями такого разрыва. Но то, что он мог позволить себе по отношению к мистеру Дину Форсайту, было немыслимо по отношению к доктору Гьюдельсону. Напрасно пыталась миссис Гьюдельсон добиться согласия своего мужа и заставить его снова вернуться к своему первоначальному решению: ни мольбы ее, ни упреки не могли воздействовать на упрямого доктора. Даже Лу, сама крошка Лу, была бесцеремонно выставлена, невзирая на ее просьбы, ласки и горькие слезы.