Пленница моего сердца, стр. 20

Глава 14

– Дэниел Лоутон, согласны ли вы назвать Мэри Эллен своей законной супругой?

– Да.

Они стояли перед священником в маленькой каменной капелле на узкой улице самой древней части княжества Монако. Одетый в сшитый на заказ фрак и брюки в тонкую полоску, жених был высок и хорош собой, невеста выглядела очаровательно в длинном кремовом атласном платье, украшенном по подолу тысячами мелких жемчужин. Светлые волосы ее были зачесаны наверх и красиво уложены, фата до плеч покрывала прическу и бледное хорошенькое личико, а в больших темных глазах застыла печаль.

Словно в полусне, Мэри Эллен обменялась с Дэниелом Лоутоном брачными клятвами под пристальными взглядами гордых родителей и тех немногих друзей Лоутонов, которые жили в Европе. Краткая, но торжественная церемония произвела на зрителей приятное впечатление. Все пребывали в хорошем настроении – все, кроме Мэри Эллен.

Мэри не любила Дэниела Лоутона и знала, что никогда его не полюбит, но Дэниел и отец в конце концов ее уговорили, просто потому, что она устала бороться. Мэри не могла вечно противостоять им: у нее не было на это ни сил, ни воли.

Решение, которого все с таким нетерпением ждали, Мэри Эллен приняла после того, как осознала, что Клей никогда ее не любил. Он был таким, каким представил его ее отец – холодным и бесчувственным, – в противном случае он ответил бы хотя бы на одно из ее писем. Она несколько раз просила его объяснить происходящее, искала возможность увидеться, поговорить с ним, но он так и не захотел встретиться с ней.

Даже сейчас, стоя рядом с высоким светловолосым мужчиной, который теперь стал ее мужем, Мэри продолжала думать о Клее. Расстроился бы он хоть чуть-чуть, если бы узнал, что она сейчас выходит замуж за Дэниела Лоутона? Почувствовал бы он хоть толику сожаления? Мэри Эллен, вопреки очевидному, продолжала на это надеяться и хотела, чтобы ему стало так же больно, как и ей.

– Объявляю вас мужем и женой... – Слова священника вывели Мэри из грустной задумчивости. – Теперь вы можете поцеловаться.

Радостно улыбаясь, Дэниел повернулся к Мэри Эллен, приподнял с ее лица фату и осторожно, чтобы не повредить украшенную жемчугом прическу, откинул ее назад. Затем наклонил голову и, понимая, что на них смотрят, осторожно прикоснулся губами к ее губам.

Затем он взял Мэри под руку и повел ее по узкому проходу из капеллы на воздух, на яркое октябрьское солнце. По пути гордые родители и улыбающиеся гости осыпали молодых пригоршнями риса и аплодировали.

Экипаж, украшенный гирляндами орхидей с вплетенными в них серебряными колокольчиками, повез молодоженов вверх по склону холма, к вилле из розового туфа, где на зеленой лужайке участников церемонии уже ждали накрытые для праздничного пира столы. Зазвучали заздравные тосты.

Мэри Эллен ела мало, но, когда муж подал ей бокал охлажденного шампанского, она жадно выпила его до дна. Дэниел улыбнулся, крепко обнял жену за тонкую талию и жестом велел официанту наполнить ее бокал еще раз. Не один час продолжался праздник, и все это время Мэри Эллен потягивала искристое вино. Она хотела напиться допьяна к тому времени, как гости уйдут и они с мужем останутся наедине в супружеской спальне.

Когда солнце начало медленно соскальзывать за море, гости стал и расходиться.

Дэниел и его родители решили, что молодые проведут медовый месяц на вилле, а старшие Лоутоны и Преблы задолго до начала церемонии отправили уложенные чемоданы на поджидавшую их в гавани яхту. Ночь они должны были провести на борту, а наутро отправиться в порт Монако, оттуда в Лондон, а из Лондона обратно в Теннесси.

Проводив гостей, Лоутоны попрощались с молодыми. Родители Дэниела уже спускались к поджидавшей их карете, когда мать Мэри Эллен со слезами на глазах подошла и поцеловала свою ненаглядную девочку. Отступив, она вытерла глаза кружевным платком, а когда Джон Томас крепко обнял дочь, Мэри Эллен, задрожав, прижалась к отцу. Она тоже хотела бы уехать отсюда вместе с родителями и едва удержалась от того, чтобы, упав на колени, не начать молить их о том, чтобы они забрали ее с собой. Она так хотела вернуться домой!

– Надеюсь, ты будешь здесь счастлива, моя девочка, – прошептал на ухо дочери Джон Томас и поцеловал ее. – Береги это сокровище, Дэниел. – Он повернулся к новоиспеченному супругу, передавая ему дочь.

– Обещаю, сэр, – бодро ответил Дэниел и почтительно пожал Джону Томасу руку. – Мы проведем на вилле пару недель, а потом поедем в Париж, после чего, я думаю, погостим в Греции или отправимся еще куда-нибудь, куда захочет поехать моя красавица жена. – Улыбаясь, он крепче прижал к себе Мэри Эллен. – Не ждите нас раньше чем через полгода, – весело добавил он.

– Да-да, не стоит торопиться. – Джон Томас взял плачущую жену под руку и повел ее вниз по ступеням к поджидавшему их экипажу, а Мэри Эллен и Дэниел остались одни.

– Мне надо переодеть свадебное платье. – Мэри нервно теребила пышные атласные юбки. – У меня есть чудесный наряд из Парижа, который как раз подойдет для ужина.

Она уже хотела уйти, но Дэниел решительно остановил ее.

– Тебе действительно пора раздеться, – сказал он, загадочно глядя на нее с высоты своего роста, – а вот одеваться явно не стоит, по крайней мере до завтрашнего утра. – Его зеленые глаза плотоядно засветились, отчего Мэри внутренне сжалась.

– Но, Дэниел, – осторожно заметила она, – солнце еще высоко.

– И со мной такая же оказия. – Он положил ладонь на изрядно выпиравшую ширинку на брюках, неприятно поразив Мэри своей грубостью. – Поверишь ли, он стоит весь день. Видишь, что ты со мной делаешь.

Не дав ей слова сказать, Дэниел поднял жену на руки и понес наверх. Мэри не знала, куда деваться от липкого страха. Она даже не представляла, что ей придется заниматься с ним любовью средь бела дня, и искренне рассчитывала на то, что первое соитие с Дэниелом Лоутоном произойдет под плотным покровом ночи. Кроме того, она была разозлена и разочарована тем, что Дэниел не сделал ничего, чтобы хоть как-то подготовить ее к акту любви. Ее шокировало его поведение. Дэниел вел себя так, словно ему вообще не было дела до ее чувств и желаний. Последние несколько недель, таких тяжелых для Мэри, Дэниел проявлял столько такта и сочувствия, что и в этом интимном вопросе она ожидала понимания с его стороны. Он не давил на нее и клялся, что не станет ее торопить! Так куда же теперь делись его терпение и тактичность?

Оказавшись в спальне, Дэниел настоял на том, чтобы они немедленно разделись. Он разделся догола прямо перед ней, не ведая стыда и не думая, что тем самым оскорбляет ее скромность. От Мэри Дэниел потребовал, чтобы она поступила так же, а когда она стала раздеваться медленнее, чем он того хотел, решил ей помочь. Мэри помертвела, когда он одним рывком стащил с нее атласные панталоны.

Раздев жену донага, Дэниел, не теряя ни секунды, потащил ее в кровать, после пары поцелуев вскарабкался на нее сверху, повозился несколько мучительных секунд, после чего одним резким толчком вошел в нее, словно не замечая того очевидного факта, что ее тело совсем не готово его принять.

Мэри едва не вскрикнула от боли. В процессе совокупления, когда он принялся за дело, она не почувствовала ничего, кроме отвращения к нему и к себе. Отвернувшись, Мэри уставилась на богато украшенные фарфоровые часы, стоявшие на ночном столике возле кровати, но Дэниелу было все равно; он продолжал усердствовать, и Мэри Эллен невольно поразилась его беспомощности в искусстве любви.

Не раз до нее доходили слухи о том, что многие женщины без ума от Дэниела Лоутона; говорили, что в него влюблены самые известные в Мемфисе красавицы, а несколько самых элегантных и ярких молодых вдов в Мемфисе слыли его любовницами. Кстати, и Брэнди Темплтон никогда не делала тайны из их с Лоутоном отношений.

Дэниел был почти на пять лет старше Клея и познал множество женщин; в то же время у Мэри Эллен создавалось впечатление, будто ему ничего не известно о том, как доставить женщине удовольствие. Он оказался отвратительным любовником во всем, за исключением одного сомнительного качества, которое на этот раз оказалось весьма кстати: быстроты семяизвержения.