От ненависти до любви, стр. 37

Глава 15

— Надеюсь, ее оставят в живых, — озабоченно произнес генерал Уильям Кидд. Его лицо осунулось, глаза покраснели от недосыпания. Он поднялся из кресла и снова зашагал по комнате. — Кто же похитил ее? Почему с нами не связались? Ничего не понимаю. Ничего!

Сенатор Дуглас Бертон сделал еще один глоток бренди. Давно минула полночь. Он отведал роскошный ужин в обществе хозяйки дома Регины Дарлингтон. Она провела его по обширному поместью, пожелав прогуляться с ним при лунном свете, потом оба засиделись в кабинете за бокалом отличного спиртного. В половине двенадцатого сенатор, сославшись на усталость, поднялся в свою комнату. Заметив свет, пробивающийся сквозь щель под дверью генерала, он постучался и, войдя, увидел, что генерал ходит взад и вперед. От тревоги он не мог уснуть; его нетронутый ужин остывал на подносе.

— Генерал, — спокойно начал сенатор, — тому, кто похитил Марти, нет смысла причинять ей вред. Уверен, что ваша дочь цела.

Генерал остановился.

— Тогда почему со мной не связались?

— Не знаю. Но, несомненно, в любой день… — Сенатор пожал плечами. — Подумайте, генерал. Кто ваши враги? У кого были причины… причинить вам такое горе? Кто затаил на вас злобу?..

— Никто! Или многие. Покажите мне человека, у которого нет врагов.

Сенатор кивнул:

— Вы правы. Однако я имею в виду человека или нескольких людей, питающих к вам неукротимую ненависть.

Генерал Кидд рухнул в кресло и запустил пальцы в густые седые волосы.

— Я никогда не сделал никому ничего настолько плохого, что могло бы объяснить происшедшее. Бог свидетель, я немного упрям и честолюбив, но никогда… дьявол, я даже не убил ни одного человека, разве что южан во время войны и проклятых индейцев, а это не считается.

— Нет-нет, конечно, это нельзя принимать во внимание.

Той теплой августовской ночью, когда генерал и сенатор беседовали в особняке Дарлингтонов, в чейеннском борделе в Вайоминге бородатый, брюхастый и полупьяный золотоискатель гонялся по будуару с красными стенами за темноволосой смеющейся женщиной. Большой Бенджамин Гилберт наконец настиг хохотушку, схватил за рукав атласного платья, и веселая парочка рухнула на кровать.

Когда ублаженный золотоискатель громко захрапел, женщина обшарила карманы его штанов. Их содержимое представляло для нее мало интереса. Она не обнаружила ни сложенных банкнот, ни золотых монет. Только конверт с золотой печатью.

Она поднесла его поближе к тускло горящей лампе. Письмо было адресовано генералу Уильяму Дж. Кидду. Женщина вытащила лист бумаги и прочитала:

«Генерал Кидд!

Я держу вашу дочь в горной пограничной хижине, в шести милях на северо-запад от Денвера. Приезжайте один в течение двадцати четырех часов, и…»

Услышав движение на кровати в дальнем конце комнаты, женщина повернула голову. Громила просыпался. Она поспешно вложила письмо в конверт и засунула его в карман штанов, размышляя, откуда у Бенджамина Гилберта это письмо и имеет ли оно какую-нибудь ценность. С сомнением, покачав головой, женщина подошла к кровати. Среди ее клиентов никогда не было генерала Кидда. Иначе она, конечно, запомнила бы это имя.

Проститутка лягнула растянувшегося на кровати мужчину:

— Вставай! И убирайся отсюда. Меня ждут другие клиенты. Кряхтя и потягиваясь, он поднялся и начал одеваться.

Через десять минут широко ухмыляющийся Большой Бенджамин Гилберт вышел из комнаты, пообещав на прощание заглянуть к своей знакомой, когда вернется из Монтаны.

— В следующий раз мои карманы будут набиты золотыми самородками. — Он смачно поцеловал женщину в щеку.

— Конечно, — скептически ответила она. Бенджамин Гилберт постоянно хвастался, что к нему придет удача, с тех пор как она впервые пять лет назад узнала его. — Без них не возвращайся.

Бенджамин рассмеялся, шлепнул ее по заду, прогромыхал по лестнице и верхом выехал из города. Часом позже его остановили два бродячих воина из племени кроу, накачавшиеся виски. Взбешенные тем, что у него не оказалось денег, на которые они могли бы купить еще выпивки, индейцы прикончили золотоискателя и забрали письмо с яркой золотой печатью.

Однако ни один из них не умел читать.

Вскоре после полуночи Ночное Солнце натянул поводья и остановил уставшего и взмыленного жеребца возле ели. Внезапная остановка разбудила Марти, но она не открыла глаза, а лишь теснее прижалась к Ночному Солнцу и глубоко вздохнула, готовая вновь провалиться в дрему.

Однако голос, холодный как никогда, произнес:

— Просыпайтесь, мисс Кидд. Быстрее!

Марти открыла глаза, взглянула на хмурого индейца, и кровь застыла в ее жилах. Лицо Ночного Солнца поражало своей свирепостью, он смотрел на девушку с такой ненавистью, будто собирался скальпировать ее.

Грубо схватив ее за руку и стащив с лошади, он спешился сам. Не представляя, чем рассердила его, Марти стояла под лунным светом и пыталась сообразить, что сиу выкинет в следующий момент.

Словно не замечая ее, Ночное Солнце расседлал измученного жеребца и освободил от уздечки, дав ему, возможность пощипать сочную траву и утолить жажду в холодном горном ручье. Взяв вьюк и седельные сумки, индеец швырнул их к подножию ели.

Потом повернулся к девушке, сделал шаг к ней, и она съежилась от страха. Его взгляд был так свиреп, что девушка лишилась дара речи.

Ярость захлестнула Ночное Солнце, когда он заглянул в блестящие зеленые глаза Марти. Они так напоминали глаза веселого светловолосого офицера в то холодное ноябрьское утро шестьдесят четвертого года! Эти глаза преследовали его в каждом сне.

То были глаза ее отца.

От боли и жгучей ненависти Ночное Солнце начал терять самообладание, которым всегда так гордился. Он желал заставить девушку страдать.

Обхватив шею Марти, индеец сцепил пальцы. Девушка попыталась оторвать его пальцы, впившись в них ногтями.

Она не сомневалась, что он решил убить ее. Глядя в бездонные черные глаза, Марти желала лишь одного — чтобы он прикончил ее поскорее и не заставлял мучиться.

Секунды тянулись неимоверно долго.