От ненависти до любви, стр. 16

Джим Савин откинулся на спинку кровати в своем номере отеля «Сентенниал». Лампа отбрасывала мягкий круг света на полированный столик красного дерева и на часть дорогого ковра. Кровать Джима оставалась неосвещенной. Лежа на спине и закинув руку за голову, он покуривал тонкую сигару.

Тишина воцарилась в огромном отеле. Большинство постояльцев, ложившихся спать рано, уже к десяти часам, разошлись по своим комнатам. Внизу по улице проехал экипаж. Цокот копыт по мостовой, скрип колес и мимолетные обрывки разговора доносились через открытое окно на шестом этаже.

Джим лежал неподвижно, лишь иногда поднося ко рту сигару. Однако он и не думал расслабляться. Его длинное стройное тело напряглось, как у крадущейся к жертве пантеры. Он смотрел в потолок, приводя мысли в порядок, анализировал все свои шаги и просчитывал основной план, который еще предстояло осуществить.

Этим утром Джим забрал в конюшнях на Куртис-стрит своего скакуна, купленного им в день приезда в Денвер. С тех пор он не раз выезжал на этом крупном вороном жеребце. При совершении сделки Джима предупредили, что конь норовист и опасен, но быстр как ветер и невероятно вынослив.

Теперь скакун дожидался Джима высоко в горах, оседланный и спрятанный во тьме соснового леса. В шести милях от места, где был привязан жеребец, в давно заброшенной пограничной хижине припасены «кольт» сорок пятого калибра военного образца, хорошо смазанный «винчестер», пледы, запас пищи и свечи — все, что ему понадобится в течение двадцати четырех часов. Над камином, у стены напротив, большие часы начали отбивать время. Джим Савин не двигался, пока не замер звук последнего, десятого удара. Когда вновь наступила тишина, он приподнялся, потушил сигару и встал с кровати.

Джим пересек комнату.

Аккуратно выглаженный черный смокинг с атласными лацканами висел на вешалке. Белая как снег рубашка лежала на стуле, а ониксовые запонки — на крышке длинного сундука рядом с черными кожаными полуботинками. В сундуке были черные носки и смена нижнего белья.

Обнаженный Джим потянулся, как громадная ленивая кошка. Передвигаясь на цыпочках, он поднял руки высоко над головой и сцепил пальцы. В такой позе Джим постоял некоторое время, затем, опустив пятки на мягкий ковер, выгнул талию назад. Тугие мускулы плеч, живота и паха натянулись до предела. Одним быстрым движением Джим вытянул руки вперед, нагнулся и дотянулся ладонями до пола.

Через десять минут Джим Савин в безупречном смокинге стоял внизу у столика клерка, держа в руке пачку банкнот.

— Мистер Савин, ваш багаж отправлен в соответствии с вашим распоряжением. Очень жаль, что вы съезжаете из «Сен-тенниала». Собираетесь ночью отправиться на восток?

Джим промолчал.

Слегка улыбнувшись любопытному клерку, он отсчитал сумму, положенную за шесть недель проживания в отеле, добавил солидные чаевые, засунул оставшиеся деньги в карман и вышел на ночную улицу. Заранее нанятая коляска подкатила к входу в отель, и Джим сел в нее. Добравшись до западной окраины города, он расстегнул смокинг, откинулся на спинку, одернул складки на брюках и вытянул длинные ноги.

Было десять минут двенадцатого.

— Не нравится мне это, Билл, — сказал Дольф Эмерсон, наблюдая, как генерал укладывает вещи в дорожный саквояж. — Марти будет так огорчена.

— Знаю, — ответил Уильям Кидд. — Но у меня нет выбора. Я должен отправиться в Вашингтон этой ночью. Президент Хейс собирает своих главных военных советников.

— Я надеялся, что жестокое сражение, которое дали войска полковника Майлса, рассеяло неприятеля.

Генерал Кидд покачал головой:

— У полковника Майлса под началом Седьмой кавалерийский полк, рота Пятого пехотного и около полусотни индейцев-следопытов, но до сих пор ему удалось прикончить в лучшем случае жалкую горстку дикарей. Двенадцать миль они преследовали три или четыре сотни краснокожих, а затем дали им уйти на север, за Милк-Ривер. Говорят, там были Сидящий Бык и Желчный Пузырь. — Уильям Кидд стиснул зубы. — Черт возьми, вместо того чтобы садиться на этот вашингтонский поезд, с каким удовольствием я бы отправился в поход против дикарей!

— Билл, а не староват ли ты, чтобы сражаться с индейцами?

— Староват? Да я никогда не был в лучшей форме! Я все еще могу дать фору любому из этих молодых щенков, и я… я… — Он смущенно улыбнулся. — Впрочем, ты все это уже слышал.

Дольф Эмерсон положил руку на плечо генерала.

— Слышал, друг мой, и, Бог свидетель, это правда. Не родился еще вояка лучше тебя. Однако, Билл, ты окажешь стране большую услугу, если отправишься в Белый дом на совещание с президентом Хейсом, а не в поход в Бэдлендс.

— Наверное. — Уильям Кидд закрыл саквояж. — Теперь мне пора на вокзал. Присмотришь за Марти без меня?

— Конечно, присмотрю.

Полковник Дольф Эмерсон проводил своего старого товарища по Вест-Пойнту вниз по лестнице. Они вместе вышли на жаркую и тихую ночную улицу, где фамильный экипаж ожидал генерала Кидда, чтобы отвезти его к поезду.

В лунном свете мужчины крепко пожали друг другу руки, и генерал внезапно сказал:

— Я не должен был позволять Марти приезжать сюда. Не успел Дольф Эмерсон вымолвить и слова, как генерал вскочил в экипаж.

Под одной из пяти великолепных люстр, освещающих бальный зал, Марти Кидд танцевала с майором Лоренсом Бертоном. Нежная мелодия вальса лилась из ниши, где оркестр из десяти человек скрывался за гирляндами срезанных цветов.

В половине одиннадцатого вечер был в полном разгаре, и десятки пар кружились в вихре танца. Другие гости уже устремились в банкетный зал, спеша отведать великолепные угощения Регины Дарлингтон.

На столе стояли серебряные блюда с жареными утками, форелью, перепелами в винном соусе, запеченным лососем и барашком, приправленным розмарином. Разнообразные мясные и рыбные блюда сменились овощными, обычными и экзотическими, а затем разнообразным десертом.

Проголодавшейся молодежи прислуживали официанты в белых перчатках. Те, кто уже наведался в буфет, расположились на обитых шелком стульях в танцевальном зале, возле парадной лестницы или на веранде. Прикладывая к губам ирландские льняные салфетки, они запивали деликатесы первоклассным французским шампанским из сверкающих хрустальных бокалов.