На всю жизнь, стр. 14

Как радушный хозяин, Ник с улыбкой проводил красивую чету через переполненный зал в отдаленный угол огромного клуба. Там по ступенькам они поднялись к уединенному накрытому столику, стоящему на небольшом выступающем балконе.

Специально сконструированная отдельная ложа Ника представляла собой полукруглое возвышение с высокой стеной, обитой мягким черным бархатом. Расторопный официант быстро отодвинул в сторону стоящий в ложе стол, накрытый белоснежной камчатной скатертью, доходящей до покрытого ковром пола, чтобы троица могла легко пройти в укромный уголок.

Даму, само собой, усадили между двумя джентльменами, и поэтому страждущий Ник оказался рядом с ослепительной блондинкой. Сидя совсем близко от нее, он живо чувствовал, как легко поднимаются и опускаются ее мягкие, легко дышащие груди в низком вырезе белого атласного лифа вечернего платья. Еще более его одурманивал слабый аромат ее дорогих духов. Наверняка невероятно соблазнительный аромат пропитал каждый прихотливый изгиб и впадинку ее бледного чувственного тела. Или это было только в воображении Ника?

Белокурые волосы дамы в приглушенном полумраке ложи приобрели необыкновенный оттенок. Как восхитительно выглядела бы Адель Паккард, если бы вынула из этих великолепных волос бриллиантовые заколки, дав возможность тяжелым локонам рассыпаться по обнаженным плечам! Ник испытывал непреодолимое желание запустить пальцы в эти шелковистые, отливающие серебром волосы такого необычного цвета, который, казалось, не мог быть естественным. Или все-таки мог?

Ник напустил на себя небрежный вид, заказывая охлажденное шампанское и вовлекая Пата Паккарда в светскую застольную беседу. Слишком выдержанный и умный, чтобы позволить хоть в чем-то проявить неуемное влечение к жене Паккарда, Ник приободрился, когда принесли шампанское и разлили по сверкающим бокалам. В горле у него совсем пересохло.

Ник уже собирался отхлебнуть шампанского, когда его остановила Адель Паккард.

— Подождите! Подождите, вы оба. Я хочу предложить тост, — бархатным голоском объявила Адель.

Ник внутренне сжался. Боже правый, неужели это была годовщина их свадьбы? Возможно, сентиментальная жена хочет выпить за годы совместного блаженства? Иисусе, а он должен сидеть здесь и по-дурацки улыбаться, когда красивая Адель будет слащаво целовать своего мужа!

Ник постарался придать лицу бесстрастное выражение. Белокурая Адель Паккард произнесла низким, приятным голосом:

— За дорогих друзей и новых друзей, — и, помолчав, добавила: — Пусть новое станет дорогим… еще до того, как окончится этот чудный вечер. — Ее голос прозвучал вкрадчиво и обольстительно. Она подняла свой бокал.

— Правильно, правильно! — кивая головой, произнес Пат Паккард и чокнулся с ней.

— За друзей, — откликнулся Ник, испытывая неловкость, когда ему пришлось покорно чокнуться с Адель Паккард.

Ему стало еще более неловко, когда Адель обратила на него манящие темные глаза. Глядя прямо ему в рот, она поднесла бокал к приоткрытым губам, опустила в шампанское кончик розового языка, а потом облизнула свои мягкие полные губы, заблестевшие влагой вина.

Нику до умопомрачения захотелось поцеловать ее.

Он быстро поднес бокал к губам и одним глотком осушил его. Появившийся официант налил ему еще. Ник в знак благодарности кивнул ему темноволосой головой, почувствовав облегчение еще и оттого, что неяркие огни почти совсем погасли, погружая его вместе с гостями в полумрак.

Это служило сигналом к началу представления. Глаза всех гостей, включая Адель Паккард, были устремлены на большую полукруглую сцену, где огни рампы освещали закрытый тяжелый занавес черного бархата. Откуда-то из-за сцены оркестр начал играть «Моя дикая ирландская роза».

Посетители дружно зааплодировали, а мужчины начали скандировать:

— Роуз! Роуз! Покажите нам Дикую Ирландскую Розу!

— Прошу простить меня, — сказал Ник, наклоняясь через стол, чтобы его услышали сквозь шум. — Я через минуту вернусь.

Радуясь возможности удалиться на несколько минут, Ник отправился за сцену. За кулисами он вынул из внутреннего нагрудного кармана белый носовой платок с монограммой и вытер капли пота, выступившие от волнения на разгоряченном загорелом лице. Он поправил галстук-бабочку, подтянул брюки и застегнул пуговицы на черном смокинге. Вытянув руки вперед, он проверил, чтобы из черных рукавов смокинга были видны белоснежные манжеты.

Ник взглянул на улыбающуюся Роуз Рейли, которая ждала своего выхода. Он подмигнул ей, а потом ступил за черный бархатный занавес.

— Леди и джентльмены, «Золотая карусель» рада представить вам самую красивую девушку в Барбари-Коуст.

Тяжелый черный занавес медленно поднялся. В центре сцены, перед ширмой, затянутой тонкой бледно-розовой просвечивающей тканью и доходящей ей до плеча, стояла хорошенькая молодая женщина. Невысокая женщина выглядела изящной и притворно-застенчивой в длинном свободном платье из розового органди с оборками, отделанными изысканным бельгийским кружевом цвета слоновой кости.

На маленьких руках женщины были белоснежные перчатки, а на голове — нарядная соломенная шляпка с туго завязанными под подбородком лентами из розовой тафты. На ее правом плече лежал раскрытый зонтик из мерцающего розового шелка, который она слегка поворачивала. Узкая ленточка из розового атласа вокруг ее изящной шеи была украшена живой бледной розой, нежные лепестки которой прикасались к плавному изгибу шеи Роуз Рейли. Роуз ликующе улыбалась преданной публике.

Наконец Ник поднял руки, призывая к тишине.

Подождав, пока утихнут крики, он произнес:

— А сейчас здесь, на нашей сцене… выступит наша мисс Роуз Рейли. — Он протянул руку к улыбающейся девушке в розовом органди. Из толпы раздались свист и крики. — Давайте все похлопаем Дикой Ирландской Розе!

Снова послышались оглушающие аплодисменты, а в это время Ник, хлопающий громче других, отступил назад, и хорошенькая Роуз Рейли начала петь невинным, почти детским голоском в сопровождении невидимого оркестра: