Конец игры, стр. 69

— Что там за шум? — Анмист повернул голову в сторону улицы, откуда всё громче доносились звуки голосов.

— Чудака этого хоронят, который вчера себя зарезал, — ответила Гембра. Она сидела лицом к окну и, не отрываясь от разговора, наблюдала за тем, что происходило на улице.

Уже не в первый раз они встречались в этом тихом полутёмном кабачке свидом на площадь, в дальнем конце которой возвышался величественный Храм Богов Неба. Здесь было спокойно и уютно. Редкие посетители всегда вели себя степенно и не мешали неспешному разговору.

Новый знакомый вызывал у Гембры непростые чувства. Своим умом, невозмутимостью и необычными способностями он напоминал ей Сфагама. Но тот был сдержан, а Анмист, скорее, холоден. Если Сфагам пытался вжиться в мир, то Анмист почти не скрывал своей пресыщенности жизнью. А ещё в его словах время от времени проскальзывали нотки брезгливости и едва заметного высокомерия. Конечно же, Гембра не могла со всей ясностью объяснить себе всё это, тем более что Анмист всё же с немалой силой притягивал её к себе. Он внимательно слушал её рассказы, особенно обо всём, что касалось Сфагама. Ей это нравилось. И хотя явно повышенное внимание нового приятеля не могло не пробудить в ней лёгкие нотки настороженности, при том ещё, что Анмист почти ничего не говорил о себе, всё же открытость её натуры брала верх. А кроме того, Гембра заметила, что даже за те несколько дней, что они были знакомы, внешность Анмиста неуловимо, но явственно изменилась. Казалось, что его лицо приобретает всё более завершённую и отточенную форму, словно скульптура, когда резец мастера завершает последние, самые мелкие и тонкие детали. Это создавало особую интригу — затягивающую и немного страшноватую. Иногда её даже немного влекло к нему, но тут же просыпалось непререкаемое убеждение, что Сфагама ей никто не заменит. Даже самый умный и сильный… И ещё… Сфагам никогда не демонстрировал своего превосходства, даже тогда, когда от него этого ждали. Именно это необычайно редкое качество поразило и подкупало её в начале их знакомства. Анмист же делал это постоянно — тонко, изысканно, мастерски… Никто из мужчин, которых Гембра знала раньше, даже близко не мог подойти к таким высотам изощрённого самоутверждения. Но она была уже достаточно опытна, чтобы не попадаться в эти сети. К тому же подобная манера Анмиста вовсе не говорила о каких-то особых намерениях. Такова была его натура — он просто не мог иначе…

— Смотри, какая птица! — воскликнула Гембра, показывая пальцем в окно.

Огромный красный попугай необычными танцующими зигзагами пропорхал мимо окна и устремился к дальнему краю площади.

— Пойдём, посмотрим…

— Да, любопытно… — Анмист бросил на стол монетку и вслед за Гемброй направился к выходу. Они вышли из глубокой тени узкой улочки на ярко освещённую площадь, следя за прихотливыми перемещениями диковинной птицы. Попугай то взмывал вверх, то планировал, едва не задевая людские головы. Но его, как ни странно, никто не замечал. И когда он сделал два низких круга над столпившимися вокруг погребальных носилок людьми, никто даже не бросил взгляда вверх.

Когда Гембра и Анмист подошли вплотную, попугай вовсе исчез из виду, словно растворился в воздухе.

— Интересно, о чём это они там?… — спросила Гембра, осторожно протискиваясь через спины собравшихся.

— Действительно интересно… Иначе я не насчитал бы здесь уже четырёх тайных соглядатаев, — тихо ответил Анмист, стараясь не отставать от Гембры.

— …Будем же твёрды, как наш возлюбленный брат, которого мы провожаем сегодня в царство вечного покоя! — возбуждённо говорил низкорослый лобастый человек с недлинной, но сильно растрёпанной черной бородой. — Оковы тленного мира не властны более над ним, и душа его уже познала объятья нашего единого небесного отца. Как сказал Пророк, за луч света. протянутый отцом, можно ухватиться и подняться ввысь, за взгляд сомнения, брошенный пролетающим над бездной, силы зла могут утянуть вниз! Наш брат всегда шёл прямой дорогой истинной веры…

— Видела я этого пророка. В Гуссалиме… Весёленькая была история… — шепнула Гембра Анмисту. Тот понимающе кивнул в ответ.

Неожиданно, резкий каркающий голос подхватил последние слова говорящего, и невнятные звуки передразнивающим эхом разнеслись над головами слушателей.

Оратор замолк, озираясь по сторонам.

— Мужайтесь, братья, ибо придёт наше время, — заговорил другой мужчина, — оно придёт и отступят перед словом Пророка наши гонители.

— И воссияет во славе наш небесный отец, — добавила одна из женщин.

— И воссияет во славе! — тихим хором повторили все.

И вновь пронизительный каркающий звук прорезал торжественную тишину. Теперь все завертели головами, глядя вверх.

— Знамение! — веско провозгласил чей-то голос.

— Знамение, знамение! — отозвались другие.

Между тем, несколько наиболее солидно одетых членов общины обступили жреца, который собирался приступить к выполнению похоронных обрядов.

— Пойми, почтеннейший, — доносились обрывки их приглушённого разговора, — это человек необычный. Он был нашим братом и разделял нашу веру. Мы должны похоронить его по НАШИМ обрядам.

— Так и вы же поймите, — сопротивлялся жрец, — указание дано — похоронить согласно установленному обряду. Понятно? У-ка-за-ни-е!

— Восстань же, брат наш возлюбленный! — вновь зазвучал голос лобастого, — Восстань и возрадуйся силе нашего духа! Возрадуйся…

Складки ниспадающего с носилок до земли погребального покрывала отчётливо затрепетали, словно внутри под носилками пронёсся лёгкий ветерок.

Говорящий осёкся и смолк.

— Знамение! — снова зашептали было снова голоса, но тут же стихли при виде нового сильного шевеления складок под ударами внутреннего ветра. А когда тяжёлая белая ткань птицей вспорхнула вверх и с шелестом понеслась по серым камням площади, мало кто удержался от испуганных выкриков. Но это было ещё не самое удивительное. Мускулы бледного заострившегося лица покойника едва заметно дрогнули. Веки легонько затрепетали и тело его стало приподниматься — медленно, не теряя выпрямленного положения, словно подчиняясь незримой внешней силе. Наконец его высокая и казалось, ещё сильнее вытянувшаяся фигура предстала перед онемевшими собратьями во весь рост, нависая над ними с высоты погребальных носилок, которые окружала теперь густая и пёстрая толпа зевак, стражников и вполне солидных прохожих.