Конец игры, стр. 23

Глава 8

Однажды в детстве — Сфагам даже не помнил точно, сколько ему тогда было лет, — после того, как он вместо того, чтобы учить грамоту, пробегал целый день на море с мальчишками, мать усадила его напротив и рассказала ему историю про карлика. Про горбатого, безобразного и злобного карлика, который примечает кого-нибудь из тех, кто не ценит время, тратит лишние слова и почём зря тратит отпущенные ему силы и способности. Незаметно следуя за этим человеком день и ночь, карлик собирает всё потерянное время и несделанные из-за лени и нерадивости дела в свой горб, который затем передаёт человеку после его смерти, чтобы тот неизбывно носил его в стране мёртвых.

Если бы мать знала, насколько серьёзно воспримет её маленький сын этот рассказ, она наверно не стала бы его рассказывать. Образ карлика настолько поразил воображение Сфагама, что с того дня в его душе проснулась тревога и задумчивость. Да и вся жизнь его стала подспудно меняться. Карлик рос, набирал силы и умнел вместе с ним. Если сначала он был просто источником страха и смутного беспокойства, от которого следовало прятаться, или пытаться обмануть его, то со временем от него стали исходить ясные и конкретные упрёки. Теперь он не просто напоминал, что где-то в тонком мире запущены невидимые часы, которые отсчитывают отпущенное ему, Сфагаму, время. Он скрупулезно подсчитывал неисполненные планы и отложенные на неопределённый срок дела, нанизывал в гирлянды лишние, всуе сказанные слова и подгребал всё упущенное время до последней секунды. Время! Сфагам сначала почувствовал, а затем и понял, что как и широта мира, подлежащего освоению в течение одной жизни, так и отпущенное на это время не бесконечно. Отведённый судьбой срок нельзя продлить — можно только УПОРЯДОЧИТЬ И ЗАПОЛНИТЬ ЕГО ИЗНУТРИ. И тогда, для него самого, этот краткий миг во вселенной может стать долгим, почти бесконечно долгим. Надежды на то, что переезд в Братство поможет отделаться от карлика, оказались тщетны.

Из бесед с наставником Сфагам узнал, что ребёнку мир кажется безграничным, а время бесконечным. Затем, взрослея, обычный человек осваивает кусочек мира, и он становится для него обыденным, а привычные занятия меряют рутинное время его жизни. Так человек становится рабом времени и пленником в клеточке пространства. Тот же, кто стремится к пробуждению скрытого смысла своего существования, первым делом ищет щели в своём внутреннем времени, чтобы поселиться в них и перестать быть рабом обыденности. Сфагам правильно понял наставника. Вероятно, лучше всех других молодых учеников. И именно потому карлик не прощал ему ни малейшей промашки. В то время как товарищи по занятиям поражались быстроте, с которой Сфагам осваивал труднейшие упражнения и овладевал всеми монашескими искусствами от фехтования до рисования и от ясновидения до алхимии, сам он едва ли не каждую ночь слышал в своей келье зловещие поскрипывания. А затем писклявый голос начинал разговор о потерянном, упущенном, несделанном… Даже когда Сфагам стал почти полным хозяином внутреннего времени, карлик не хотел оставлять его в покое. Впрочем, в последнее время он напоминал о себе нечасто.

Скрип и шуршание становились громкими, как никогда. Сфагам закрыл глаза, продолжая концентрацию. В это время карлик медленным шагом, идя, будто по полу, по стенке над головой Сфагама, приблизился и остановился, заглянув сверху в его лицо. Сфагам открыл глаза. Перед ним застыло перевёрнутое лицо карлика — безобразно сморщенное, со съехавшим на щёку глазом, редкими жёлтыми зубами, жидкими седыми волосиками, торчащими из-под скомканного колпака. Теперь, видя своего многолетнего врага ясно, как никогда, Сфагам не чувствовал ни страха, ни тревоги, ни внутренней боли.

— Ты здорово мне помогал, — тихо сказал он, — без тебя я бы не добился того, чего добился, и не понял бы то, что понял. Теперь мне тебя даже жаль.

Безобразный рот карлика растянулся в улыбке.

— Ты думаешь, моя работа была напрасной? — ехидно спросил он своим скрипучим голосом. — Как бы не так! Думаешь, ты МЕНЯ победил? Хи-хи! А знаешь, что такое твоя победа? Это значит, что я заманил тебя на середину моста. На са-амую серединку. Ты ведь искал середину, верно? Вот теперь, ты, мастер, владеющий временем и ничего не делающий зря, будешь вечно стоять на мосту между двумя берегами. Берег, где живут обычные люди — рабы мест, привычек и собственной глупости, — никогда тебя не поймёт и не примет. А берег древней мудрости тебя УЖЕ не принял, ибо ты не готов растворить свою гордую самость в безличном потоке Единого. А кто вскормил твою самость? Я! В пустой середине живёт умелая самость твоя! Привет тебе, мастер гордой пустоты, пьющий ледяную чашу одиночества!

— Когда ты успел прочесть те же книги, что и я? — усмехнулся Сфагам

— Когда успел? Уж у меня-то времени достаточно! Хи-хи-хи…

— А что если и для моей самости дело найдётся? Где-нибудь между высоким потоком Единого и миром застывших вещей. Кто запретит мне прыгнуть с твоего моста?

— Что ж, поищи, поищи! Может, и найдёшь. А я своё дело сделал. И возиться мне с тобой больше нечего. Прощай!

Карлик спрыгнул на пол, потянул коротенькой ручонкой дверную ручку и застучал деревянными каблуками по гулкому коридору.

— Я давно тебя простил, — тихо сказал ему вслед Сфагам.

Глубоко вздохнув, он, не забыв прихватить с полки яблоко, вышел через полуоткрытую дверь в коридор. Стоило почувствовать в руке знакомую форму заветного яблока, как сразу становилось ясно, куда следует идти. Надо было пройти коридор до конца и, не обращая внимания на множество дверей, спуститься по лестнице вниз. Так и было сделано.

Яркий свет, хлынувший из открывшейся двери, на несколько мгновений ослепил Сфагама. Лишь сделав несколько шагов вперёд и оглядевшись, он понял, что находится на берегу моря. Было тепло. Даже почти жарко. С моря дул лёгкий ветерок. Берег был безлюден, только далеко впереди у кромки воды виднелась одинокая фигурка ребёнка, играющего в песке. Сфагам, не торопясь, пошёл вперёд, глядя себе под ноги и наблюдая за тем, как мягкие пенистые волны смывают комья тяжёлого мокрого песка с его сапог.