Конец игры, стр. 15

Эликсир «жизни — смерти»! Кто не слышал о его магическом действии! Учёные монахи и алхимики готовили его по старинным рецептам и все на свой лад. Патриархи и отшельники давних времён бережно передавали преемникам секреты изготовления и употребления эликсира, но главной его тайной владели только силы тонкого мира. Кто из молодых неофитов, подходя к воротам духовного братства или затерянного в горах монастыря с трактатом по алхимии и скромным набором целебных трав в котомке, не мечтал хотя бы к концу жизни открыть ГЛАВНУЮ тайну заветной пилюли! Пилюли, открывающей тайны посмертного опыта и дарующей способность проходить ворота смерти не только туда, но и обратно. Лишь одно знали об овеянном многочисленными и разноречивыми легендами эликсире наверняка — для человека неподготовленного телесно и духовно его употребление не приносит ничего, кроме неизбежной, мучительной и окончательной смерти. И это, судя по тем же легендам, случалось неоднократно.

Пять дней поста и подготовки прошли незаметно. Олкрину поститься запретили, и он, стесняясь есть в присутствии мастеров, уходил подальше от поляны. Зато многочасовые парные медитации с учителем немало укрепили его опыт. Разговаривали мало. Велвирт почти всё время был задумчив и даже почти угрюм.

Утром шестого дня появился Канкнурт. На этот раз он просто молча сидел на своей воздушной скамье в ожидании, пока все проснутся, и глядел перед собой остановившимся взглядом вытаращенных глаз. Каким-то непостижимым образом ему удалось сделать так, что мастера во сне не почувствовали его присутствия. Ни один обычный человек не смог бы обмануть их бдительность, и проснувшись, монахи испытали уже давно непривычное для них чувство растерянности.

Ритуальные приготовления длились почти до полудня. Наконец гонитель бесов протянул неподвижно сидящим в центре магического круга мастерам свои огромные с короткими пальцами ладони, на которых лежало по пилюле. Это были небольшие песочного цвета пористые катышки, но не лёгкие, как пемза, а тяжёлые, как свинец. Беря пилюлю из рук Канкнурта, Сфагам поймал себя на неожиданной мысли. Нет, он не думал о том, что он, быть может, единственный за многие столетья смертный, принимающий НАСТОЯЩИЙ, изготовленный в потустороннем мире эликсир. Не думал он и о том, что может не вернуться из этого более чем рискованного путешествия — «заглядывать через принятое решение» он отучил себя давным-давно. И столь же давно он ни в чём не полагался на чужую волю. А сейчас внезапно вернулось почти полностью вытравленное из души состояние. Быть ведомым — какой это всё таки сладкий яд! Даже для самых сильных и независимых. Положиться на чужой опыт, на чужое знание, на чужую волю — и будь что будет! Уследив за движением Велвирта, берущего свою пилюлю, Сфагам понял, что его противник думает о том же.

Обе пилюли были проглочены одновременно. В первые несколько секунд никаких ощущений не последовало. Но затем внизу живота будто вспыхнул и разорвался огненный шар. В слезящихся глазах потемнело от нестерпимой боли. Голова закружилась, и всё вокруг растворилось в чёрно-огненных кругах. Сфагам не чувствовал, как повалился на землю рядом с Велвиртом и как Канкнурт вместе с силящимся ему помочь Олкрином усаживали его в особую мудрёную позу. Не слышал он наставлений, которые гонитель бесов давал его верному ученику. Он чувствовал лишь то, что летит сквозь чёрную бездну, стараясь за что-нибудь ухватиться. Но ухватиться было не за что, и полёт вниз продолжался. Вскоре, однако, тело стало невесомым, и из безразмерной глухой черноты тяжким и горьким валом накатилась тревога, перешедшая в тоску и безысходное отчаяние. Сфагам ощущал, что его тело осталось где-то недосягаемо далеко — оно было как далёкий покинутый дом, в котором сама по себе ещё течёт обычная правильная жизнь, но войти в который уже никогда не доведётся. Ничто не сравнимо было с этой космической болью осиротевшей души, предоставленной самой себе во мраке полного одиночества. Не было ни времени, ни пространства, а только бесконечное переживание боли. Но затем вдалеке забрезжил слабый огонёк. Он становился всё ярче, превращаясь в широкое круглое окно яркого и холодного неземного света. Тьма и боль отступили, и свет заполнил всё вокруг. Сквозь снопы лучезарного холода стали медленно проступать очертания пейзажа. Свет не только обволакивал, но и пронизывал остроконечные выступы скал, стволы и кроны деревьев и даже воду в журчащем среди камней ручье. Казалось, что потоки колких белых лучей, проходя сквозь вещество, рассыпаются на сотни тысяч мельчайших гранул, которые, перетекая и пульсируя, слегка окрашиваются сизым и голубоватым цветом ледяной изморози.

В этом мире не было того плавного и непрерывного течения ощущений, в котором пребывает человек в обычной жизни. Это скорее напоминало сон, где одно состояние, данное в неразрывно слитном пучке ощущений, внезапно переходит в другое. Только здесь всё было несказанно ярче, острее и подлиннее, чем в любом сне. Сфагам уже шёл по этому сказочному, пронизанному светом пейзажу, не чувствуя под ногами земли, когда откуда-то сверху неожиданно появился Канкнурт. Его синий кафтан с серебряными лентами теперь, развиваясь в потоках светового ветра, сиял ещё ослепительнее.

— Пошли, пошли, нечего к земле жаться! — прогудел он, беря Сфагама за руку. Они поднялись вверх, и Сфагам теперь шёл по воздуху почти так же уверенно, как и его потусторонний проводник. Рядом шагал и Велвирт. Искрящиеся потоки светового ветра трепали его светлые волосы.

Образы ландшафта сменялись, как картинки в калейдоскопе, и вот среди затянутого текучей белой дымкой поля показалось величественное сооружение из двух громадных каменных столбов с покоящимся на них скульптурно отделанным фронтоном. Разглядеть фронтон было почти невозможно — его всё время обволакивала вязкая пелена бурно двигающихся облаков. Столбы были сделаны в виде человеческих голов — один из них был чёрным, другой — белым.

— Вот и ворота Регерта, — провозгласил Канкнурт. — Сможете — входите!