Ты услышишь мой голос (СИ), стр. 152

* * *

Поправив наушники, Наташа обернулась к стеклянной перегородке между тон-залом, в котором она находилась, и аппаратной. Кивнув сидящему за компьютером звукорежиссёру Мише, замерла в ожидании минусовки. Новая песня, которую написал для неё Дима, была практически записана — оставалось наложить бэк-вокал, и она приехала ненадолго в студию, оставив Валерика с папой. Сам папа был в двойственных чувствах — с одной стороны, он был ужасно рад побыть с сыном, которого почти не видел из-за своего плотного графика и огромной загруженности в продюсерском центре. С другой стороны — ему ужасно не хотелось отпускать Наташку одну… С некоторых пор Дима стал ловить себя на мысли, что серьёзно ревнует свою жену — не к кому-то конкретно, а вообще, так сказать, «по жизни». И, хотя поводов Наташа не подавала, ему было спокойно лишь тогда, когда она сидела дома с Валериком, или была рядом с ним — на концертах или репетициях, которые теперь стали возможными для неё в студии продюсерского центра. Правда, Анна Сергеевна не всегда могла остаться с малышом, и поэтому чаще всего Наташа уезжала на репетиции одна, а Дима сидел в это время с Валериком, нетерпеливо поглядывая на часы в ожидании своей любимой жены. Дождавшись её, он, в свою очередь, мчался в студию, где его ждала масса творческой работы, начиная с собственных песен и репетиций «Ночного патруля» и заканчивая различными музыкальными проектами. Разговор с Леонидом Лапиным, который состоялся через день после выступления в «Кристалле», заставил его врасплох. «Дима, я хочу предложить твоей жене сольный концерт в одном из моих клубов. Перед Новым Годом — в день, когда она не будет занята в вашем шоу. Это возможно? Я понимаю, что времени на подготовку мало, но, судя по откликам публики, успех у неё будет колоссальный. И гонорар — соответственно. Ты — как?» Дима не знал, что ответить. Выступая по ночным клубам, он прекрасно знал зрительскую аудиторию, и тот факт, что на Наташку будут смотреть десятки мужских, зажжённых алкогольным похотливым огнём глаз, его отнюдь не радовал. С другой стороны — он прекрасно понимал, что такой вокальный талант, как у Наташки, просто грех прятать от слушателей, тем более, что и репертуар у неё был свой, индивидуальный, состоящий в основном из его композиций, отличных от тех, которые он писал для «Ночного патруля». Это был творческий шанс показать другую сторону и его способностей, как композитора… Поэтому, подумав целую ночь, утром он, нисколько не сомневаясь в ответе, спросил Наташу о согласии выступить… Тихое, радостно-счастливое повизгивание у него на шее окончательно растопило последние сомнения, и он решительно набрал номер Леонида Борисовича.

«Мы согласны».

Два слова — и вот они, репетиции, запись минусовок на «всякий случай», заодно и вокала — «мало ли что»…

Такой счастливой он Наташку не видел давно… Даже Анна Сергеевна, видя, что общие творческие планы вдохновляют и сына, и невестку, сближая их ещё больше, поддержала это мероприятие, несмотря на то, что нагрузки с Валериком добавилось — если она приходила с работы пораньше, то Наташа оставляла сына на свекровь.

— Я только гитару заберу, — дверь в тон-студию неожиданно открылась, и светло-русый, сероглазый парень быстро прошёл к противоположной стене, у которой стояли несколько гитар. Взяв одну из них, он, извиняясь, кивнул головой и вышел. Наташа удивлённо проводила его взглядом — парень был незнакомым, но, судя по его поведению, в студии он был не в первый раз. Окончив запись, она вышла в аппаратную.

— Миш, а что это за парень — за гитарой заходил?

— Как — что за парень? — Миша удивлённо посмотрел на неё, — Это же Вадик, новый гитарист у «патрулей», тебе что, Дима не говорил?

— Говорил, — кивнула Наташа, — только я его не видела ни разу, он же где-то с неделю назад приехал, кажется, мы ещё не пересекались.

— Ну, вот теперь считай, что пересеклись, — засмеялся Миша, — да, только что Дима звонил — просил тебе передать, чтобы ты домой сейчас не ехала, а его дождалась. Говорит, мать с работы пришла, сына с ней оставляет.

— А, ну, ладно, — Наташа согласно кивнула, — дождусь. Спасибо, Миш.

— Да не за что, — почесав небольшую бородку, тот, по обыкновению, подмигнул, — обращайтесь.

Войдя в репетиционную, Наташа застала там почти всех, кроме Димы, «патрулей», которые, судя по всему, занимались музыкальными опытами. Сашка, комично выдвинув вперёд нижнюю челюсть, выстукивал на ударнике какой-то совершенно сумасшедший ритм, а Витька пытался воспроизвести этот ритм на бас-гитаре, высунув язык и нахмурив белёсые брови. Вадик — новый участник, нервно сжав красивые губы, потряхивая волнистой, светло-русой, длинной шевелюрой, показывал высокую технику игры: летал пальцами левой руки по грифу, правой извлекая безжанровые, но очень гармоничные кавалькады звуков из удивительно послушных струн… Посмотрев какое-то время на это музыкальное безобразие, Наташа включила Димкин синтезатор и, настроив первый попавшийся инструмент, присоединилась к «дикому оркестру»…

…Услышав «чудные звуки» ещё с улицы, Дима стремительно пересёк фойе и взялся за ручку двери в репетиционную студию. Вся четвёрка была в творческом экстазе… Когда, наконец, кто-то заметил его, стоящего в дверях, все, как по команде, обернулись… Увидев «лица товарищей», Морозов покатился со смеху. Но больше всех умилила Наташа: закусив нижнюю губу, она старательно выводила что-то своё среди всеобщей какофонии… И, когда «оркестр» замолчал, она по инерции ещё какое-то время нажимала на клавиши — поистине бессмертный «Полонез Огинского» не смогли убить даже Сашкины бластбиты… Радостная улыбка блуждала по её хорошенькому личику, а озорные искры так и сыпались из карих глаз — так, что Дима обречённо подумал, что без няни для Валерика теперь не обойтись…

Глава 17

Поставив большой полиэтиленовый пакет на пол кабинки лифта, Дима нажал на кнопку с едва угадывающимся номером этажа — единичка совершенно стёрлась, а от пятёрки остался лишь небольшой полукруг, и только чей-то гвоздь позволял, приглядевшись, распознать число пятнадцать. Заботливо отряхнув пушистый снег с воротника Диминой куртки, Наташа скинула со своей головы капюшон и попыталась улыбнуться, но улыбка получилась невесёлой. Решив немного её растормошить, Димка несильно дёрнул её за перекинутую через плечо косу и тут же слегка дотронулся указательным пальцем до кончика носа.

— Между прочим, меня даже мальчишки в школе за волосы не дёргали, — уже более весело сказала Наташа.

— Ну, то мальчишки, им нельзя.

— А тебе, значит, можно? — она кокетливо стрельнула карими глазами.

— Мне всё можно, — Дима многозначительно улыбнулся, — Ты не согласна?

— Согласна, — она ласково пригладила его длинные тёмно-русые волосы, — ты же знаешь, я с тобой на всё согласна.

— Тогда выходим, — он поднял пакет и, пропустив Наташу вперёд, тоже вышел из остановившегося лифта, — не волнуйся, ты ни в чём не виновата.

— Я знаю, — подойдя к нужной двери, она повернулась к нему, — но, всё равно, у меня такое чувство, что всё случилось из-за меня…

— Не говори глупости, — Дима слегка подтолкнул её к порогу, — звони.

Ждать пришлось недолго — щёлкнул замок, и выглянувшая женщина лет сорока-сорока пяти удивлённо уставилась на гостей.

— Здравствуйте! — Наташа приветливо посмотрела на хозяйку, — А мы к Соне… Мы созванивались с ней…

— Ой, здравствуйте, — женщина кивнула и, распахнув шире дверь, жестом пригласила войти.

— Мама, кто там? — раздалось из глубины квартиры, — Это ко мне?

— Да, к тебе, — ответив дочери, женщина с заговорщическим видом повернулась к гостям, — раздевайтесь… вы знаете, нам в этом году так не везёт, так не везёт… — Сонина мать говорила быстро, негромко, стараясь успеть рассказать как можно больше, пока молодые люди раздеваются, — Сначала умер Сонин папа, мой муж, потом Соне пришлось уйти из ансамбля народного танца, а она там танцевала целых пять лет, представляете?! Но она поступила в ваш шоу-балет, и мы так радовались, так радовались… А осенью её бросил парень, представляете? — женщина перешла на громкий шёпот, — А всё шло к свадьбе… Она так переживала, так переживала… И только ваше шоу её спасало. А вот теперь… Проходите… — она кивнула на дверь в комнату, — Только вы ей ничего не говорите, ладно?