Лукашенко. Политическая биография, стр. 65

Первые два года и в России было чрезвычайно тяжело. Однако уже в 1994-1995 годах реформы российской экономики, продавленные жесткой рукой Бориса Ельцина, начали давать первые результаты. Российская валюта стала крепнуть, российский рынок оказался платежеспособным, дешевые и вполне конкурентоспособные белорусские товары снова нашли своего покупателя. Тем более что Россия и Беларусь договорились о создании общего таможенного пространства и даже символически срыли пограничные столбы на государственной границе. Кроме того, Россия великодушно списала молодому президенту все долги, оставшиеся от прежнего правительства, и продолжала поставлять энергоносители по внутренним российским ценам.

Но рост экономики был вызван не только благосклонностью России по отношению к белорусам. Давали о себе знать и результаты тех неуверенных, но все же рыночно ориентированных реформ, которые в последний год своего существования проводило правительство Вячеслава Кебича. Он подписал ряд правительственных постановлений, развязывавших руки бизнесменам. В первые полтора года своего правления Александр Лукашенко не только не отменял эти решения, но и позволил руководителям «экономического блока» правительства следовать тем же курсом. Двух с половиной лет оказалось достаточно, чтобы экономика начала потихоньку оживать.

Да и первый состав лукашенковского правительства все-таки был ориентирован именно на преобразования. Программа первоочередных мер по оздоровлению экономики была не только принята, но и выполнялась, и определенные положительные сдвиги в экономике наметились. Пока Лукашенко не понял, что свобода рыночных отношений приведет к ограничению его вмешательства в экономику, он эти преобразования поддерживал искренне. Поэтому и государственный аппарат, и часть активных избирателей хотели проведения референдума потому что надеялись: реформы получат свое продолжение, и благосостояния будет расти. Значит, и Михаил Чигирь, горячо ратовавший за отказ от референдума, всей своей деятельностью на посту премьер-министра обеспечивал его успех.

А потом Лукашенко воспользовался трудами рыночников, чтобы… уничтожить перспективу рыночных реформ на долгие годы. Впрочем, это он всегда умел: использовать и выбрасывать за ненадобностью.

Непослушание — наказуемо

Одной из самых весомых гирь на чаше референдума стало и то, что у белорусской политической элиты долукашенковской генерации никогда не было ощущения, что она — элита. Все привыкли, что они — лишь винтики, что от них ничего не зависит, решение всегда принимает кто-то другой.

«Здесь, в этом референдуме все было грубо, примитивно, со ставкой на политические убожества, — считает Станислав Шушкевич. — Вот, мол, мы навяжем такую систему, которую это просвещенное дерьмо заслуживает. Я им покажу, кто здесь способен править».

Лукашенко показал. И поставил «просвещенное дерьмо» на «подобающее ему место» — подобающее по мнению победителя. Решение принимает только он, а все остальные — обслуга, от которой зависит лишь степень точности в исполнении приказа. А значит, по сути, не зависит ничего.

Но если от тебя ничего не зависит, то, значит, ты ни за что и не несешь ответственности. Это было состояние коллективной безответственности всего государственного аппарата, когда даже те управленцы, которые отдавали себе отчет в происходящем, все-таки успокаивали себя: отвечать все равно придется не мне — ведь не я же принял это чертово решение о референдуме?! Я — не политик, а всего лишь государственный служащий 250.

В 1996 году Александр Лукашенко в полной мере использовал массовый страх чиновников потерять рабочие места. Он хорошо знал, что делает. Он ставил себя на их место, понимая, что менталитет не успел измениться со времен Советского Союза, когда непослушание всегда наказывалось больше, чем даже прямое нарушение закона. Он знал, как «взвешивают» собственное будущее все эти люди, от бригадира колхоза до губернатора и министра. Ведь с Верховным Советом им все понятно: скорее всего, его Лукашенко грохнет, как грохнул Ельцин в России. А президент — он останется. Даже если вдруг проиграет референдум — ведь импичмента-то может и не быть. Тем более что у Лукашенко еще и народная поддержка. Как можно пойти против народа?..

Единственный защитник

И они шли «за Лукашенко» и «за народом», как бы не понимая, что идут против народовластия, против демократии как принципа осуществления народом своих полномочий — шли якобы по воле народа, но думая вовсе не о народе, а лишь о собственной, личной судьбе…

Не слишком далеко в нее заглядывая.

И чиновники, и депутаты, конечно же, видели, что все в истории с референдумом — неправильно, недемократично, не соответствует Конституции. Но они были слишком слабы внутренне. Это Лукашенко действовал решительно, без тормозов, а они боялись даже в мыслях отступить от правил, выйти из «конституционного поля», чтобы — Боже упаси! — не дать повода обвинить себя в превышении власти.

И самое главное — они боялись апеллировать к народу, боялись выйти на площадь. А поскольку никаких средств массовой информации у них уже не было, то они охотно переложили ответственность на избирателей, понадеявшись на пресловутую народную мудрость. Мол, мудрый наш народ все поймет.

Но народ жил «хорошо» (по его понятиям) и даже не понимал, да и не хотел понимать, из-за чего весь этот сыр-бор. Заработная плата и пенсии выплачивались в срок и в полном объеме, и даже понемножку росли. Если это и была диктатура, то она никак не мешала жить, как-то кормить семью, работать. В народе старательно укоренялось убеждение, что все происходящее наверху — всего лишь разборки ради власти: что-то там они не сумели поделить, и мешают «нашему Лукашенко» защищать свой народ.

Глава пятая. Под этот мир не стоит прогибаться

Вокруг — враги

Остатки депутатского корпуса 13-го созыва сумели добиться победы лишь в одном: они действительно оповестили все международные организации о незаконности принятого на референдуме решения об изменении белорусской Конституции и продлении полномочий Александра Лукашенко на два года. Благодаря полноценной системе наблюдения, созданной с опорой на партии и общественные организации горсткой энтузиастов во главе с активистами БНФ Владимиром Анцулевичем, Верой Чуйко и Виктором Ивашкевичем, удалось доказать всему миру, что были и массовые нарушения законодательства.

Верховный Совет не сумел оплатить участникам наблюдения даже бензин, чтобы привезти копии протоколов о многочисленных нарушениях в Минск. Тем не менее, протоколы были привезены, и уже в середине дня в здании Дома правительства журналистам и дипломатам было рассказано о нескольких тысячах совершенных при голосовании и подсчете голосов нарушений 251.

Весь мир, кроме России, результаты референдума не признал. Россия же в детали не вдавалась, а только благодушно махнула рукой: обошлось без выстрелов, без танков на улицах, без импичмента — ну и славно.

«Строев в начале еще как-то общался с Шарецким, — вспоминает Валентина Святская. — И Шарецкий однажды попытался сказать ему по телефону:

— Ну и как вас провели?

Строев пытался объясниться:

— Да, мы не ожидали, что Лукашенко окажется таким непорядочным человеком.

А потом Строев просто перестал отвечать на звонки. То был занят, то еще что-то… И Шарецкий перестал ему звонить».

Видимо, председатель Совета Федерации Егор Строев даже не думал о том, что такое поведение можно назвать предательством. Обычная «политическая целесообразность»: всегда разумнее общаться с победителями.

Вот так российские руководители приняли на себя политическую ответственность за все, в чем они помогли своему «стратегическому партнеру», роль которого Лукашенко играл и продолжает играть, хотя теперь уже и не всегда успешно (Россия, наконец, протрезвела и начала подсчитывать, во сколько обходится ей такое стратегическое партнерство). Но к анализу причин подобного поведения хозяев Кремля и в целом к истории отношений нашего героя с Россией мы обязательно вернемся в конце книги.