Горький ветер свободы (СИ), стр. 36
— Донья Сандра, ну зачем вы так? — обиженно просипел дворецкий. — Нехорошо, право слово.
«Надо же, уже и донья», — подумала я про себя, а тем временем недоумённо изогнула брови.
— Что нехорошо, господин дворецкий? Может быть, вы сомневаетесь в моей квалификации? Не беспокойтесь, у меня высшее образование.
— Вот зачем вы так, а? — гнул свою линию он. — Я, между прочим, по вашей милости чуть воспаление лёгких не получил в этой чёртовой камере.
— Я, между прочим, по вашей милости чуть рассудка не лишилась в этой чёртовой камере, — бесстрастно парировала я.
— Я только выполнял свои обязанности, — вскинул голову он.
— И выполнили их из рук вон плохо, — отрезала я. — Ну так как, — я немного сбавила тон, — будем как-то уживаться вместе или продолжим эту игру?
И я кивнула на мешок с книгами.
Дворецкий тоже посмотрел на подборку учебной литературы, прикинул масштабы намечающегося экзамена, и вздохнул.
— Ладно, будем уживаться, — кивнул он. — Полагаю, дон Эльванди об этом уже знает? — спросил он, отчего-то с укоризной. И вновь посмотрел на книги.
— Представьте себе, нет, — откликнулась я. — И с учётом благополучно прошедшего экзамена полагаю, что и не узнает.
Однако, как выяснилось, я ошиблась. О произошедшем, в более или менее полном объёме, Данте всё-таки узнал. Правда, без моего участия. Возможно, благодаря его камердинеру. Это выяснилось день спустя, когда Данте пришёл в библиотеку, неся в руке какую-то бумагу.
— Сандра, мне нужно перевести этот документ с астарольского. Сможешь?
— Конечно.
Я приняла бумагу, радуясь возможности ненадолго окунуться в родной язык. Словно получила возможность увидеть кусочек своего мира, подглядев в окошко. Это напомнило мне, что я собиралась поговорить о своей родине с Данте. Посмотрела на стул, который по моей инициативе был поставлен здесь для посетителей, но Данте садиться пока не собирался, и я спросила:
— Данте, скажи…Могу я кое о чём тебя попросить?
— Конечно. О чём идёт речь?
Я прикусила губу, не решаясь вот так просто завести разговор на столь волнующую меня и одновременно болезненную тему.
— Давай всё-таки сначала документ, а потом всё остальное. — И я приступила к тексту, состоявшему, впрочем, всего лишь из нескольких строк.
Данте обошёл стол, остановился возле меня и мягко опустил руки мне на плечи.
— Я слышал, вчера в архиве были проблемы? — заметил он.
— Ничего серьёзного. — Я пренебрежительно пожала плечами, по-прежнему ощущая прикосновение его ладоней. — Я уже всё решила.
— Мне это известно, — подтвердил Данте. — Но ты могла бы сразу обратиться с этим ко мне. И проблема решилась бы ещё быстрее.
— Могла бы, — согласилась я, дописывая текст перевода. — Но мне надо учиться самостоятельно справляться с проблемами, которых теперь, учитывая мой новый статус, — я приподняла руку с драконом, — будет много.
— Сандра, — укоризненно покачал головой Данте, — поверь, этот статус здесь в армоне практически ни для кого не играет роли. Постарайся просто о нём забыть.
— Это будет сложновато, — начиная злиться, откликнулась я. — Ведь даже ты, кто сделал для меня больше всех остальных, вместе взятых, прекрасно об этом статусе помнишь. Разве ты позволил бы себе с такой лёгкостью прикасаться к молодой незамужней женщине, если бы не понимал, хотя бы где-то на глубине сознания, что она тебе принадлежит, и потому ты имеешь на это полное право?
Я выпалила всё это на одном дыхании. Руки Данте резко отдёрнулись, будто их обожгло кипятком. Он отошёл и вернулся к месту для посетителей. Я сидела, низко опустив голову и проклиная всё на свете.
— Ты слишком остро всё воспринимаешь. — Данте старался говорить небрежно, но его лицо превратилось в каменную маску. — Здесь, на юге, к подобным вещам относятся проще. Но я сожалею, если моё поведение тебя оскорбило. Так о чём ты хотела меня попросить?
Я впилась глазами в стол. Какие теперь просьбы, после моей отповеди?
— Неважно, — покачала головой я. — Забудь.
— Как же вы, северяне, невыносимы! — воскликнул вдруг Данте, разом выходя из образа каменной глыбы. — Ох уж эта ваша привычка сказать «А» и наотрез отказаться говорить «Б»! Неужели нельзя быть чуть попроще?
— Это так сильно раздражает? — улыбнулась я, всё ещё держа голову опущенной.
Всё-таки сейчас, когда он кричал, я чувствовала себя значительно комфортней, чем один на один с его недавней ледяной маской.
— Раздражает. — Данте усмехнулся. — Возможно, потому, что я и сам такой же. Ладно, давай, говори, что это была за просьба, — быстро сменил тему он.
— Я просто хотела спросить: не мог бы ты узнать, что стало с Астаролью? — решилась высказаться я. — Мне очень важно это знать. Чем закончилось то вторжение?
Данте понимающе кивнул.
— Астароль далеко, и у меня пока очень мало информации, — сказал он. — Я отправлю гонцов и извещу тебя, когда что-нибудь станет известно.
— Спасибо. — Я искренне приложила руку к груди.
— Да не за что, — вздохнул он, направляясь к выходу с полученным от меня переводом.
Возле двери он остановился и развернулся ко мне.
— Приношу свои извинения за оскорбившее тебя поведение. — Его голос снова был ледяным. — Больше это не повторится.
И он ушёл. А я, чувствуя себя круглой дурой, вдруг осознала: это действительно не повторится, и… мне жаль.
Часть вторая
Глава 9
Я неспешно прогуливалась по укромным закуткам прилегавшего к армону сада. Хоть наступивший сентябрь и считался здесь месяцем летним, невыносимая августовская жара всё же спала, что позволяло гулять не только вечером, но и днём. Особенно в тени, которой на здешних дорожках было в избытке. Я в очередной раз окинула взглядом окружающую зелень. Красиво, ничего не скажешь. Очень красиво. Огромные кусты, напоминающие папоротники, разные виды пальм, высокие треугольники кипарисов, фруктовые деревья (апельсинов, лимонов и мандаринов здесь было вдоволь). Словом, всё, что способно расти и зеленеть в жарком галлиндийском климате.
Красиво. Да только теперь я знала цену экзотике. Это путешественнику, ненадолго прибывающему в далёкие края с тем, чтобы в дальнейшем возвратиться к прежней жизни, экзотика кажется невероятно притягательной. Но человек, вынужденный сменить на неё свой дом, понимает: в первую очередь экзотика — это чуждость. Будь то пальма для северянина или голубые сосны для южан.
Прошёл целый месяц с тех пор, как я поселилась в армоне Данте. И я по-своему привыкла. Привыкла и к жаркому климату, и к странной одежде, и даже к изображению дракона на руке. Привыкла к библиотеке рода Эльванди и к обязанностям Архивариуса. (Обязанности библиотекаря мне, не считая первого рабочего дня, приходилось исполнять крайне редко). Данте был прав: люди действительно относились ко мне в основном без предвзятости. Сколь ни удивительно, но здесь, внутри стен армона, мой дракон и вправду не играл большой роли. Меня воспринимали как Архивариуса, как донью и — конечно, не без этого — как диковинку. Тоже своего рода экзотику. Дальнейшее, как Данте верно заметил в самом начале, зависело от меня. Поведение человека во многом определяет отношение к нему окружающих. Я держалась с достоинством, но без высокомерия и, кажется, сумела вызвать к себе уважение.
С Данте и Ренцо мы и вовсе общались очень часто. Нередко трапезничали вместе, а иногда даже и завтракали. Шутливые дискуссии вроде той, когда мы дружно составляли объявление об ищущем мужа гареме, стали частью повседневной жизни. Кроме того, Ренцо, похоже, пробовал за мной ухаживать. Абсолютной уверенности у меня не было: в принципе все его поступки можно было расценить и как дружеские жесты. Однажды он подарил мне срезанную в саду розу. В другой раз всучил какие-то экзотические фрукты, название которых я так и не запомнила. Сказал, что прислала какая-то родственница прислала ему целый мешок, так что один он не справится. А однажды принёс мне прямо в библиотеку горсть южных сладостей, заявив, что на мою худобу и бледность боязно смотреть. Дальше этих жестов кастелян не заходил, и это меня радовало. Даже не потому, что я имела что-то против Ренцо. Он был по-своему симпатичен и привлекателен. Но больше всего на свете я стала ценить спокойствие.