Сицилиец, стр. 39

Как она плакала тогда! А в глубине души… чувствовала огромное облегчение. Когда он стал бандитом, ясно было, что он погибнет. Она каждый день ждала, что это вот-вот случится надеясь лишь на его смерть в горах или в каком-нибудь далеком городке. Но его пристрелили у нее на глазах. И с тех пор она не может отделаться от чувства стыда — не потому, что он был бандитом, а потому, что его постигла такая бесславная смерть. Он сдался и молил о пощаде, но карабинеры прикончили его у нее на глазах. Слава богу, дочка не видела, как убили отца. Малая божья милость.

Венера заметила, что Тури Гильяно наблюдает за ней и лицо его по особому светится, выдавая желание. Она хорошо знала это выражение лица. Оно часто появлялось у людей из отряда ее мужа. Но она знала, что Тури не набросится на нее — из уважения к своей матушке, из уважения к тому, что она разрешила прорыть туннель в ее дом.

Она вышла из кухни в маленькую гостиную, чтобы он мог помыться в одиночестве. Гильяно тотчас разделся и ступил в корыто. Он тщательно вымылся и стал натягивать одежду ее мужа. Брюки оказались немного коротковаты, а рубашка узка в груди, так что пришлось не застегивать верхние пуговицы. Полотенца, которые Венера погрела у печки, были как тряпки, и он не сумел толком вытереться — только тут он понял, насколько она бедна, и решил помогать ей через матушку деньгами.

Он крикнул Венере, что оделся, и она вернулась на кухню.

— Но ты же не вымыл голову, — заметила она, взглянув на него, — у тебя же колтун в волосах.

И, взяв его за руку, подвела к умывальнику.

Вымыв ему голову, Венера посадила Тури на один из черных, выкрашенных эмалевой краской стульев и энергично принялась тереть жестким, потрепанным, бурым полотенцем. Волосы у него так отросли, что падали на воротник.

— Ты похож на этакого английского лорда-бандита из кино, — сказала она. — Надо постричь тебя, но только не на кухне. А то волосы попадут в кастрюли и испортят тебе ужин. Пойдем в другую комнату.

И она провела его в гостиную, уставленную мягкой мебелью. На столиках из черного лакированного дерева стояли фотографии ее убитого мужа и умершей дочки. Были тут фотографии и самой Венеры с семьей.

— Не смотри на эти снимки, — сказала Венера с печальной улыбкой. — То были времена, когда я думала, что жизнь принесет мне счастье.

И он понял: она привела его в эту комнату не только, чтобы подстричь, но и для того, чтобы он увидел фотографии.

Ногой она выдвинула из угла табуретку на середину комнаты, и Гильяно сел на нее. Затем из красивой, обитой кожей с золотым тиснением коробки достала ножницы, бритву и расческу, принесенные однажды на Рождество после очередного преступления бандитом Канделерией. А из спальни принесла белую тряпицу, которой накрыла плечи Гильяно. Затем на столик рядом поставила деревянную миску. Мимо дома проехал джип.

— Принести из кухни пистолеты? — спросила она. — Тебе не будет с ними уютнее?

Гильяно спокойно посмотрел на нее. Он был абсолютно спокоен. Ему не хотелось волновать ее. Оба они понимали, что проехавший джип полон карабинеров и направлялся он к дому Гильяно. Но Гильяно знал: если карабинеры явятся сюда и попытаются взломать дверь, Пишотта со своими людьми справится с ними; а кроме того, перед тем как уйти из кухни, он передвинул печку, так что никто теперь уже не сможет поднять крышку люка.

Он ласково прикоснулся к ее руке.

— Нет, — сказал он, — мне пистолеты не нужны, если только ты не собираешься перерезать мне горло вон той бритвой.

Оба рассмеялись. Затем она начала стричь ему волосы.

Деревянная миска наполнялась блестящими каштановыми кольцами, казалось, там лежали гнезда крошечных птичек. Гильяно чувствовал ноги Венеры, упиравшиеся ему в спину; чувствовал ее жар, проникавший сквозь грубую ткань одежды. Передвигаясь, она встала перед ним, чтобы постричь волосы на лбу, но держалась на расстоянии и, лишь наклонившись, едва не коснулась грудью его губ — лицо у него запылало от свежего парного запаха ее тела. Фотографии на стене стали расплываться…

Утром, покидая ее дом, он спокойно спустился с крыльца — правда, под курткой у него были пистолеты. Он сказал Венере, что не зайдет к матушке, и попросил попрощаться за него, чтобы она знала, что у него все в порядке. Венеру испугала его смелость — она ведь не знала, что у него в городе находится маленькая армия, и не заметила, как он перед выходом несколько минут постоял у приоткрытой двери, предупреждая Пишотту, а уж тот прикончил бы любого карабинера, появившегося в этот момент на улице.

Венера поцеловала его на прощание с трогательной застенчивостью и прошептала:

— А ты еще ко мне придешь?

— Как буду приходить к матушке, так потом непременно — к тебе, — сказал он. — В горах я буду думать о тебе каждую ночь.

Венера была так счастлива услышать эти слова — значит, ему было по-настоящему хорошо с ней.

Она выждала до полудня, а потом отправилась к матушке Гильяно. Марии Ломбарде достаточно было взглянуть на ее лицо, чтобы все понять. Венера выглядела на десять лет моложе. В ее карих глазах плясали огоньки, щеки порозовели, и впервые за четыре года она была не в черном…

Глава 15

Даже на Сицилии, земле, где люди убивают друг друга с такой же жестокой одержимостью, с какой испанцы закалывают быков, кровожадность жителей Корлеоне вызывала всеобщий страх. Соперничающие семьи истребляли друг друга в ссоре из-за единственного оливкового дерева, соседи могли убить друг друга из-за того, что один из них взял слишком много воды из общего источника, мужчина мог погибнуть из-за любви, то есть из-за того, что посмотрел слишком неуважительно на чужую жену или дочь. Даже хладнокровные «Друзья друзей» поддались этому безумию, и их ответвления сражались в Корлеоне насмерть, пока дон Кроче не утихомирил их.

Вот в таком городке Стефан Андолини завоевал прозвище Фра Дьяволо.

Дон Кроче вызвал его из Корлеоне и проинструктировал. Он должен вступить в отряд Гильяно и завоевать в нем авторитет. Он будет находиться там, пока дон Кроче не даст дальнейших указаний. А тем временем должен собирать информацию о реальной силе Гильяно, о лояльности Пассатемпо и Террановы. Поскольку лояльность Пишотты под сомнение не ставилась, требовалось выяснить слабость этого молодца. Затем, если представится возможность, Андолини должен будет убить Гильяно.

Андолини не испытывал никакого страха перед Гильяно. К тому же, поскольку Стефан Андолини был рыжим, а рыжие крайне редки в Италии, он втайне полагал, что правила добродетели — это не для него. Подобно игроку, считающему свою систему беспроигрышной, Стефан Андолини был уверен, что его никому не перехитрить.

Он отобрал двух молодых пичотти — находящихся на обучении будущих убийц, еще не принятых в мафию, но уже получивших надежду на такую честь. Втроем они отправились в горы с рюкзаками и лупарами и, естественно, были обнаружены патрулем во главе с Пишоттой.

Пишотта с каменным лицом выслушал историю, которую рассказал ему Стефан Андолини. А тот сказал, что его разыскивают карабинеры и полиция безопасности, так как он убил агитатора-социалиста в Корлеоне. Это была сущая правда. Однако Андолини не сказал, что у полиции и карабинеров не было доказательств и они искали его просто для допроса. Допроса скорее доброжелательного, чем пристрастного, о чем позаботился дон Кроче. Андолини сказал так же Пишотте, что этих двух пичотти, которые с ним, тоже разыскивает полиция как соучастников убийства. И это тоже была правда. Однако, рассказывая все это, Стефан Андолини чувствовал все возрастающее беспокойство. Пишотта слушал его так, как слушают человека знакомого или такого, о ком хорошо наслышан.

Андолини сказал, что ушел в горы в надежде присоединиться к отряду Гильяно. И тут он выкинул свою козырную карту. Сам отец Гильяно посоветовал ему так поступить. Ведь он, Стефан Андолини, двоюродный брат известного дона Вито Корлеоне, что живет в Америке. Пишотта кивнул. Андолини продолжал. Ведь фамилия-то дона Вито Корлеоне Андолини, и родился он в Корлеоне. Отца его убили, когда он был мальчишкой, хотели прикончить и его, но он ускользнул в Америку и стал там знаменитым Крестным отцом. Когда он вернулся на Сицилию, чтобы отомстить убийцам отца, Стефан Андолини был одним из его пичотти. Он потом ездил к дону Корлеоне в Америку за наградой. Там он встретил отца Гильяно, который работал каменщиком — строил особняк дона на Лонг-Айленде. Они подружились, и сейчас Андолини, прежде чем уйти в горы, остановился в Монтелепре, чтобы получить напутствие Сальваторе Гильяно-старшего.