Последний дон, стр. 58

– Бобби, да они же все погибнут в конце фильма, так что никаких дальнейших приключений не будет, – раздраженно возразил Скиппи Дир.

– Ладно, – стоял на своем Бентс. – На любые предшествующие приключения.

– Дальнейшие, предшествующие, да хоть загробные, – отозвалась Молли. – Какие ни заблагорассудится. Но с доходов вы получите не больше десяти процентов. Вы и так заработаете состояние на распространении, и без малейшего риска. Хотите – соглашайтесь, хотите – нет.

Выносить это дальше было свыше сил Элая Марриона. Он встал, выпрямившись, будто аршин проглотил, и проговорил сдержанным, невозмутимым тоном:

– Двенадцать процентов. И по рукам. – Помолчав, он поглядел прямо на Кросса и продолжал: – Это не такие уж большие деньги, но картина получается грандиозная, и мне не хотелось бы списывать ее. Кроме того, мне очень любопытно посмотреть, что произойдет дальше. – Он обернулся к Молли. – Итак, да или нет?

– Да, – выдохнула Молли, даже не поглядев на Кросса в поисках одобрения.

Когда все ушли, Элай Маррион и Бобби Бентс в одиночестве остались сидеть в конференц-зале, не нарушая молчания ни словом. За годы работы оба постигли, что есть вещи, говорить вслух о которых не следует.

– Тут встает нравственный вопрос, – наконец проронил Маррион.

– Мы подписались в том, что сохраним соглашение в секрете, Элай, – отозвался Бентс. – Но если тебе кажется, что мы обязаны, то я могу позвонить.

– Тогда мы потеряем фильм, – вздохнул Маррион. – Этот Кросс – единственная наша надежда. Да вдобавок, если он узнает, что утечка информации исходит от тебя, это может быть небезопасно.

– Кем бы он ни был, он не осмелится и пальцем прикоснуться к «ЛоддСтоун». На самом деле меня беспокоит другое – то, что он нашел лазейку, чтобы втиснуться в наш бизнес.

Отхлебнув из стакана, Маррион пыхнул сигарой. От прозрачного, попахивающего деревом дымка по всем уголкам тела разбегалось щекочущее покалывание, будто от пузырьков газировки.

Теперь на него навалилась настоящая усталость. Он уже слишком стар, чтобы тревожиться о катастрофах, назревающих в отдаленном грядущем. Его собственная – огромная, непоправимая, глобальная катастрофа куда ближе.

– Не звони, – решил он. – Надо придерживаться соглашения. Кроме того… может быть, я впадаю в детство, но мне не терпится посмотреть, что же этот фокусник извлечет из шляпы.

После этой встречи Скиппи Дир вернулся домой и позвонил Джиму Лоузи, пригласив его к себе. Он потребовал от Лоузи клятвы сохранить все в секрете, а затем рассказал о случившемся.

– Думаю, тебе стоит организовать наблюдение за Кроссом, – резюмировал он. – Может, выяснится что-нибудь интересное.

Но сказал он это только после того, как Джим Лоузи согласился сыграть небольшую роль в новом фильме Дира об убийце-маньяке из Санта-Моники.

Что же до Кросса Де Лены, он вернулся в Лас-Вегас и в личном пентхаузе раздумывал над новым поворотом в своей жизни. С какой целью он пошел на риск? Прежде всего, выигрыш может быть огромен – не только деньги, но и новый образ жизни. Но на самом деле его тревожил скрытый за этим мотив: стоящий перед глазами образ Афины Аквитаны на сине-зеленом фоне океана, ее пребывающая в постоянном движении фигура, надежда, что, может быть, когда-нибудь она узнает его и полюбит – не навсегда, но хотя бы на минутку. Как там говорил Гронвельт? «Женщины опаснее всего для мужчин, когда их надо спасать. Берегись, берегись красотки в бедствии», – твердил Гронвельт.

Но Кросс тотчас же выбросил эти слова из головы. Глядя сверху вниз на Стрип Лас-Вегаса, на стену цветных огней, на толпы людей, текущих сквозь этот свет, словно муравьи, несущие кипы денег, чтобы погрести их в каком-то грандиозном муравейнике, он впервые анализировал всю эту проблему совершенно холодно и отстраненно.

Если Афина Аквитана такой уж ангел, то почему она требует, – пусть не на словах, но зато на деле, – чтобы ценой ее возвращения в картину стало убийство ее бывшего мужа? Наверняка это очевидно всякому. Предложение студии защищать ее до конца съемок стоит немногого, потому что Афина своей работой будет приближать собственную смерть. Как только фильм будет окончен и она останется одна, Сканнет до нее доберется.

Элай Маррион, Бобби Бентс, Скиппи Дир – все они понимают проблему и знают решение. Но ни один не осмелился высказаться вслух. Для людей, подобных им, риск чересчур велик. Они поднялись столь высоко, жили столь хорошей жизнью, что могут лишиться очень многого. Для них выигрыш несравненно меньше риска. Они способны справиться с потерей фильма, это лишь небольшое поражение. Они не могут позволить себе рухнуть со своего высочайшего уровня в обществе на низший. Для них этот риск смертелен.

Кроме того, надо отдать им должное, они приняли разумное решение. В этой сфере деятельности они профаны и могут наделать грубых промахов. Лучше уж поставить под удар пятьдесят миллионов долларов, посчитав это чем-то вроде падения акций на Уолл-стрит.

Итак, осталось две серьезные проблемы. Надо расправиться с Бозом Сканнетом таким манером, чтобы это никоим образом не повредило ни картине, ни Афине. Проблема номер два – и куда более важная – сводится к тому, что надо получить одобрение отца и Семьи Клерикуцио. Ибо Кросс понимал, что от них-то это соглашение долго в тайне не удержишь.

Глава 8

Кросс Де Лена высказывался за сохранение жизни Большому Тиму по целому ряду соображений. Во-первых, тот ежегодно приносил отелю от пятисот тысяч до миллиона. Во-вторых, Кросс питал смутную симпатию к этому человеку за его любовь к жизни, за его неистовые буффонады.

Тим Снедден, прозванный Халявой, владелец ряда торговых пассажей, разбросанных по северной части штата Калифорния, и вдобавок азартный лас-вегасский игрок, обычно останавливался в «Занаду». Особенно Тим любил играть на тотализаторе и отличался необыкновенным везением в нем. Халява делал большие ставки до пятидесяти штук в футбольном тотализаторе, а порой до десяти штук в баскетбольном. Считая себя ужасно хитрым, проигрывал на мелких ставках, но неизменно выигрывал на крупных. Кросса это насторожило сразу же.

Халява отличался необыкновенно крупными габаритами: рост почти шесть с половиной футов, а вес свыше трехсот пятидесяти фунтов. Аппетит вполне соответствовал его телосложению; Тим пожирал все, что попадалось на глаза, да еще хвастался, что ему вшили частичный шунт желудка, так что пища проходит прямо в кишечник, и он никогда не набирает вес. Это необыкновенно радовало Халяву, как доказательство того, что он сумел обвести вокруг пальца самое природу. Халява пылко стремился получать все на дармовщинку, что ему легко удавалось. Этим он и заслужил свое прозвище. В «Занаду» он бесплатно кормил многочисленных друзей, пользуясь своей карт-бланш, чем абсолютно разорял бюджет службы доставки. Пытался оплачивать своих девочек по вызову и покупки в магазине сувениров по той же карт-бланш, а затем, когда проигрывал и в кассе было не перечесть его векселей, тянул с платежом до следующего визита в «Занаду», вместо того чтобы оплатить векселя в течение месяца, как положено игроку-джентльмену.

Несмотря на его необычайное везение в тотализаторе, в азартных играх Халяве везло куда меньше. Он был опытным игроком, знал шансы на выигрыш и делал правильные ставки, но был рабом своего от природы буйного норова, заносившего его чересчур далеко, и полностью, даже с лихвой, спускал в казино свои спортивные выигрыши. Так что Клерикуцио придрались к нему не из-за денег, а из-за своих далеко идущих стратегических соображений.

Потому что высочайшей целью Семьи была легализация тотализатора на всей территории Соединенных Штатов, а любой скандал, связанный с тотализатором, повредил бы воплощению этой цели. Было организовано расследование обстоятельств жизни Большого Тима Снеддена Халявы. Результаты расследования внушали такую тревогу, что Пиппи и Кросс были призваны в особняк в Квог для совещания. Это была первая операция Пиппи после его возвращения с Сицилии.