Первый дон, стр. 78

В ожидании встречи с Дориа Чезаре расположил верные ему войска у крепости, а отряды, которыми командовали мятежные кондотьеры, чуть дальше.

По приказу Чезаре все командиры, включая Паоло и Франко Орсини, Оливера да Фермо и Вито Вителли, встретились у ворот крепости с тем, чтобы вместе принять капитуляцию Андреа Дориа.

Вместе они прошли в ворота и направились ко дворцу, чтобы подписать необходимые документы.

Массивные ворота захлопнулись, как только они миновали их, и Чезаре со смехом сказал, что жители Сенигальи, похоже, боятся, что папская армия разграбит город, пока будут подписываться документы о сдаче крепости.

Во дворце они, ведомые Чезаре, прошли в большой восьмигранный зал приемов с четырьмя дверьми, большим столом посередине и стоявшими вокруг стульями, обитыми, как и стены, бархатом персикового цвета.

Разговор шел непринужденный, слуги наливали в чаши местное вино, Паоло и Франко Орсини, Оливер да Ферма и Вито Вителли, бывшие заговорщики, радовались тому, что Чезаре их простил, тем более что эта военная кампания проходила очень успешно.

Чезаре вышел на середину зала, вытащил свой меч, отдал одному из своих оруженосцев и предложил своим командирам последовать его примеру до прибытия Андреа Дориа, дабы тот не сомневался в их намерениях. Никто не возражал, разве что по лицу Вито Вителли промелькнула тень тревоги: ворота закрылись, а его войска стояли в сотнях ярдов от стен крепости.

– Господа, присядем, – скомандовал Чезаре. – Сенигалья всегда считалась важным портом, но теперь ее значение только возрастет. Вы все заслужили награду, и вы ее получите. Прямо сейчас!

На слове «сейчас» двери распахнулись и в зал ворвались два десятка вооруженных людей. Не прошло и минуты, как Паоло и Франко Орсини, Оливера да Фермо и Вито Вителли опутали крепкие веревки.

Глаза Чезаре горели мрачным огнем.

– А вот и ваша награда, господа. Позвольте представить вам моего доброго друга дона Мичелотто.

Мичелотто поклонился, улыбнулся. Предательства он терпеть не мог. Взяв у своего помощника гарроту, он переходил от одного мятежного кондотьера к другому и душил каждого на глазах еще остававшихся в живых.

* * *

По возвращении в Рим Чезаре тепло приветствовали как горожане, так и Папа, который встретил его у городских ворот. После покорения Романьи Чезаре улыбался куда чаще. Чувствовалось, он доволен собой и не сомневается, что скоро станет правителем всей Италии.

При личной встрече Папа даже предложил передать ему тиару, по крайней мере, провозгласить королем Романьи. Но сначала Чезаре хотел завоевать Тоскану, в чем ранее отец ему отказывал.

Вечером, в своих покоях, Чезаре, наслаждаясь воспоминаниями об одержанных победах, взял в руки большую коробку с запиской от Изабеллы д'Эсте, сестры изгнанного им герцога Урбино.

Когда Чезаре занимал дворец герцога, он получил от нее письмо, в котором Изабелла слезно молила вернуть ей две особенно дорогие ей статуи, которые он конфисковал во дворце, Купидона и Венеру. Она писала, что они дороги ей как память, не упомянув о том, что собирала античную скульптуру.

Поскольку Лукреция теперь приходилась Изабелле невесткой, Чезаре откликнулся на просьбу и в тот же день отослал ей статуи. В записке Изабелла благодарила его и сообщала, что прислала маленький подарок.

Развязывая ленты и снимая крышку, он напоминал ребенка, которому не терпелось посмотреть, а что же ему подарили. В коробке лежали сто разных масок. Карнавальных, украшенных золотом и драгоценными камнями, из красного и желтого атласа, загадочных серебристо-черных, изображающих драконов, демонов, святых.

Чезаре громко смеялся, внимательно разглядывая каждую, время от времени подходил к зеркалу, чтобы примерить их.

* * *

Месяц спустя Чезаре и Александр сидели в папских покоях, дожидаясь Дуарте, который только что вернулся из поездки во Флоренцию и Венецию.

Александр с энтузиазмом рассказывал Чезаре о своих планах по преображению Ватикана.

– С огромным трудом я убедил Микеланджело взяться за проектирование новой базилики святого Петра. Я хочу что-нибудь великолепное, чтобы потрясти христианский мир.

Вот тут и появился Дуарте, поздоровался, поцеловал папский перстень.

– Итак, Дуарте, ты нашел злодеев в Венеции? – спросил Чезаре. – А добрые граждане Флоренции, узнав о событиях в Сенигалье, опять увидели во мне чудовище, пожирателя младенцев?

– Нет, Чезаре, они склонны полагать, что ты все сделал правильно, ловко и с умом. Блестяще обвел их вокруг пальца. Месть людям нравится… чем эффектнее, тем лучше.

Когда же Дуарте повернулся к Александру, лицо его стало серьезным.

– Ваше святейшество, я считаю, что в сложившихся условиях опасность остается.

– А что тебя тревожит, Дуарте? – спросил Александр. – Слухи, сплетни или настораживающие факты?

– Заговорщики, конечно, мертвы, а вот их семьи – нет.

– Теперь они обозлены и, без сомнения, ищут возможность отомстить, – он взглянул на Чезаре. – Они не могут ответить силой на твою силу, Чезаре, но они никогда тебя не простят. А поскольку тебя поддерживает Папа, он тоже в опасности.

Глава 28

Кардинал Джулиано делла Ровере метался по своему дворцу в Остии, обезумев от ярости. Он только что получил известие о том, что Чезаре захватил Сенигалью, и теперь Борджа воцарились там, где всегда правила его семья. Но худшее заключалось в другом.

Как только Чезаре уехал в Рим, оставшиеся в Сенигалье войска начали крушить все подряд, грабить и насиловать. Ни одной женщине не удалось избежать позора, даже его очаровательной племяннице Анне. А ведь ей только исполнилось двенадцать.

Вне себя от ярости, кардинал не мог даже молиться.

Вместо этого взял перо и написал коротенькое письмо Асканьо Сфорца:

«Если добро в нас будет брать верх и склонять к добродетельности, победа останется за злом. Ради блага Господа и святой матери-церкви теперь мы должны исправить то, что сделано не так».

И указал место и время встречи.

Трясущимися руками подержал воск над свечой, наблюдая, как красные капли падают на сложенный пергамент. Взял печатку и выдавил на теплом воске голову мучающегося Христа.

Кардинал делла Ровере уже собрался кликнуть гонца, когда голову пронзила такая резкая боль, что он упал на колени. Закрыл лицо руками, согнулся чуть ли не до пола.

Попытался позвать на помощь, но слова застряли у него в горле, потому что внезапно взор его прояснился.

Как наяву он увидел развевающееся папское знамя, красного атакующего быка на белом поле. А потом наблюдал, как знамя упало и тысяча лошадей проскакала по нему, их копыта рвали знамя в клочья, втаптывали в землю.

Когда делла Ровере поднял голову и огляделся, знамя и лошади бесследно исчезли. Смысл увиденного он понял мгновенно: бык Борджа повержен.

Потрясенный, облокотился на стол, постоял, приходя в себя. А когда дрожь ушла из пальцев, взялся за перо, написал еще несколько писем. И, запечатывая их, над каждым произнес молитву. Одно ушло королю Неаполя, второе – Фортунато Орсини, который стал патриархом семьи после смерти кардинала Орсини. Третье – кардиналу Коронето в Рим, четвертое – кардиналу Малавольи в Венецию, еще одно – Катерине Сфорца во Флоренцию и последнее – испанской королеве Изабелле.

Теперь он твердо решил положить конец правлению Борджа!

* * *

Как и во все дни последних нескольких недель, тем утром Хофре спустился по длинной спиральной лестнице в подземелье замка Сант-Анджело, к той его части, где находилась тюрьма. Прошел мимо сонных охранников, которые более не обращали на него никакого внимания, направился к маленькой камере в углу.