Первый дон, стр. 50

На глазах Лукреции навернулись слезы.

– Чез, он добр, с ним интересно говорить, он любит меня. Эта любовь наполняет мои сердце и жизнь, но главное, я не должна ее скрывать. Наша любовь не запретная, она благословлена церковью, чего у нас с тобой никогда Не могло быть.

Чезаре пренебрежительно фыркнул.

– Все твои обещания любить меня, как никого другого… что с ними стало за столь короткое время? И лишь благодаря благословению церкви ты можешь полностью отдавать себя другому? Твои губы целуют так же, как целовал их я? Твое тело реагирует с той же страстью?

Голос Лукреции дрогнул.

– Такого, как ты, у меня никогда не будет, потому что ты моя первая любовь. С тобой я впервые разделила тайны моего тела, так же, как и самые сокровенные мысли. – Она шагнула к нему, и на этот раз он не отвернулся. Взяла его лицо в руки, заглянула в глаза. Голос звучал мягко, но решительно. – Но, дорогой Чез, ты – мой брат. И наша любовь всегда была запятнана грехом, потому что, пусть Святейший Папа и одобрил ее, Господь – нет. Не обязательно быть кардиналом или Папой, чтобы знать, что есть грех.

Она закрылась руками от его крика.

– Грех? Наша любовь – грех? Я никогда с этим не соглашусь. Это единственная радость, которую я видел в жизни, и я не позволю тебе умалять ее. Я жил и дышал ради тебя. Мог во всем подчиняться Папе, зная, что Хуана он любит больше меня, только потому, что ты любила меня больше всех. А теперь, когда ты любишь другого больше меня, как мне примириться с самим собой? – и он закружил по комнате.

Лукреция села на кровать, покачала головой.

– Я не люблю другого больше, чем тебя. Альфонсо я люблю иначе. Он – мой муж. Чез, твоя жизнь только начинается. Папа назначит тебя главнокомандующим папской армией, ты будешь участвовать в великих сражениях и побеждать в них, как ты и мечтал. Ты женишься, и у тебя будут дети, родившиеся в законном браке. Ты будешь хозяином собственного дома. Чезаре, брат мой, все пути открыты перед тобой, ибо ты наконец-то свободен. Не позволяй мне быть причиной твоих огорчений, потому что ты мне дороже самого Господа.

Он наклонился, чтобы поцеловать ее, нежно, как и положено брату целовать сестру… и какая-то часть его сердца обратилась в холодный камень. Что ему без нее делать. До этого разговора, думая о любви, думая о Боге, он всегда видел перед собой Лукрецию. Теперь он боялся, что образ этот будет возникать перед ним при мыслях о войне.

Глава 18

Последующие недели, весь в черном, Чезаре, злой и мрачный, как туча, бродил по залам Ватикана: ему не терпелось начать новую жизнь. Со дня на день он ожидал приглашения от Людовика XII, короля Франции. На месте не сиделось, хотелось как можно быстрее покинуть Рим, оставив в прошлом воспоминания о сестре, о кардинальской жизни.

В эти недели вернулись ночные кошмары, и поздними вечерами он с неохотой ложился в постель, из боязни проснуться в холодном поту с рвущимся из груди криком.

И как бы он ни стремился вырвать сестру из сердца и рассудка, ничего у него не получалось. Всякий раз, закрывая глаза, чтобы отдохнуть, он представлял себе, как занимается с ней любовью.

Когда Папа, светясь от радости, сообщил ему, что Лукреция вновь беременна, он целый день скакал на своем жеребце по полям и холмам, едва не обезумев от ревности и ярости.

В тот вечер, когда, совершенно обессиленный, он рухнул на кровать и тут же заснул, в его сны ворвалось ярко-желтое пламя. И тут же сквозь него проступило очаровательное личико его сестры. Чезаре понял, что это знак, символ их любви. Пламя это сначала согревало его, потом обожгло, но продолжало ярко пылать. Той темной ночью он дал обет сделать желтое пламя знаком отличия и поместить на свой герб и знамя рядом с красным быком Борджа. С этой ночи и до скончания жизни пламя любви стало огнем его честолюбия.

Кардинал Джулиано делла Ровере многие годы был злейшим врагом Александра. Но, находясь в ссылке во Франции, после неудачной попытки сместить Папу с престола руками Карла VIII, делла Ровере вдруг понял, что противостояние с Папой не приносит ему ничего, кроме несчастий. Он чувствовал себя гораздо уютнее в коридорах и залах Ватикана, где мог обстоятельно строить планы на будущее и усиливать свои позиции в непосредственном общении с друзьями и врагами. Там выражение лица, интонация голоса говорили ему куда больше, чем многостраничные, скрепленные подписями договоры.

Как только делла Ровере пришел к выводу, что продолжение войны с Папой не служит его интересам, он тут же предпринял попытку примириться. Благо такая возможность представилась: убийство сына Александра, Хуана, позволило делла Ровере отправить Папе письмо с соболезнованиями. Горе Папы, решимость реформировать как самого себя, так и церковь, заставили его с благодарностью принять письмо кардинала. В ответном письме Папа предложил кардиналу делла Ровере исполнять обязанности папского легата во Франции. Даже раздираемый отчаянием, Папа не забывал о том, каким влиянием пользовался делла Ровере при французском дворе, и предполагал, что настанет день, когда ему придется обратиться к кардиналу за содействием.

Когда Чезаре, наконец, получил приглашение короля Людовика посетить королевский двор в Шиноне, Папа дал ему два важных поручения. Во-первых, передать королю разрешение на повторный брак, во-вторых – убедить принцессу Розетту стать его женой.

Перед отъездом Чезаре во Францию Папа пригласил его в свои покои. Тепло обнял сына, потом вручил ему пергамент с красной восковой папской печатью.

– Этим документом я аннулирую прежний брак короля и разрешаю ему жениться на Анне Бретонской. Это важный документ, потому что король не только хочет поменять уродину на красавицу, но и решить деликатную политическую проблему. Ибо, если король не сможет жениться на Анне, она выведет Бретонь из-под контроля Людовика, и это будет серьезным ударом по его планам создания «La granreur de la France» [12].

– Разве он не может просто развестись с Жанной или доказать, что они не жили, как муж и жена?

Александр улыбнулся.

– К сожалению, вопрос не такой простой. Хотя Жанна увечная и уродливая, у нее решительный характер и ясный ум. Она привела свидетелей, которые клялись, что слышали, как Людовик публично заявил, что в брачную ночь трижды залезал на Жанну. Более того, он заявляет, что тогда ему не было четырнадцати, то есть он не достиг совершеннолетия, но не удалось найти ни одного свидетеля, который под присягой подтвердил бы дату рождения короля.

– И как ты решил эту проблему? – с улыбкой спросил Чезаре.

– Ах, – вздохнул Александр, – быть Папой, то есть непогрешимым, просто счастье. Я написал ту дату рождения, которую счел истинной, а все другие утверждения назвал ложью.

– Чем еще я смогу упрочить мои позиции во Франции? – спросил Чезаре.

Александр сразу стал серьезным.

– Красной кардинальской шляпой для нашего друга Жоржа д'Амбуаза.

– Д'Амбуаз хочет стать кардиналом? – удивился Чезаре. – Но он же прекрасный посол.

– Ужасно хочет, – кивнул Папа. – Но истинные причины известны только его любовнице.

На прощание Папа вновь обнял сына.

– Без тебя я остаюсь в полном одиночестве. Но я позаботился о том, чтобы тебе обеспечили теплый прием'.

Наш легат во Франции, кардинал делла Ровере, встретит тебя и защитит от непредвиденных опасностей. Я дал ему четкие инструкции заботиться о тебе и относиться, как к сыну.

И действительно, когда Чезаре в сопровождении огромной свиты прибыл в Марсель, его встречал кардинал делла Ровере. В костюме Чезаре преобладали черный бархат и золотая парча, камзол и штаны украшали драгоценные камни. Расшитую золотом шляпу – белый плюмаж.