Крестный отец, стр. 99

ГЛАВА 25

Окончив университет, Кей Адамс поступила учительницей в начальную школу родного нью-гэмпширского городка. Первые полгода после того, как Майкл исчез, она каждую неделю звонила его матери справиться о нем. Миссис Корлеоне неизменно отвечала приветливо и неизменно завершала разговор словами:

— Ты хорошая девушка, очень. Забудь про Майки и найди себе хорошего мужа.

Кей не обижалась на такую прямолинейность, понимала, что это говорится из заботы о будущем молодой девушки в безнадежной ситуации.

Когда наступили школьные каникулы, она решила съездить в Нью-Йорк, купить что-нибудь приличное из платья, повидать старых подруг по университету. А также, может быть, поискать себе в Нью-Йорке работу поинтересней. Почти два года она вела образ жизни заправской старой девы: читала, учила детей, ни с кем не встречалась, вообще никуда не ходила, хоть, правда, и перестала названивать в Лонг-Бич. Она знала, что так продолжаться не может, чувствовала, что становится дерганой, ожесточенной. Просто она все время верила, что Майкл ей обязательно напишет, как-то даст о себе знать. То, что он этого не сделал, было унизительно — обидно было, что он в такой мере никому не способен довериться, даже ей.

Кей поехала ранним поездом и часам к двум добралась до своей гостиницы. Звонить подругам на работу и отрывать их от дела не хотелось, она решила, что позвонит им вечером. Ходить по магазинам после утомительной дороги тоже не очень улыбалось. Но и сидеть одной в номере было тоскливо — все навевало воспоминания о тех временах, когда они с Майклом имели обыкновение уединяться на день-другой в каком-нибудь отеле, где ничто не мешало их близости. Эти воспоминания главным образом и побудили ее снять трубку и позвонить его матери в Лонг-Бич.

Ответил грубый мужской голос с типичным, на ее слух, нью-йоркским выговором. Кей попросила позвать миссис Корлеоне. Последовало несколько минут тишины, и знакомый голос с резким итальянским акцентом спросил, кто говорит. Кей, испытывая уже некоторую неловкость, собралась с духом.

— Это Кей Адамс, миссис Корлеоне, — помните вы такую?

— Ну как же, как же, помню. Ты что не звонила мне? Замуж вышла?

— Да нет, — сказала Кей. — Просто была занята. — Ее удивило, что собеседница явно раздосадована тем, что она перестала звонить. — Скажите, от Майкла слышно что-нибудь? Как он?

В трубке наступило молчание, потом уверенно, внятно донеслось:

— Майки дома. Что, не звонил тебе? Ты с ним не виделась?

У Кей внутри что-то оборвалось, к горлу подступили унизительные слезы. Она спросила чужим голосом:

— И давно он дома?

— Полгода.

— Вот оно что, — сказала Кей. — Понятно. — Да, все было понятно. Ее бросило в жар от стыда, что мать Майкла видит, как мало она значит для ее сына. И сразу стыд сменился злостью. Злостью на Майкла, на его мать, на всех этих пришлых — злостью на итальянцев, которые не способны хотя бы просто из приличия поддерживать видимость дружеских отношений, даже если любовным отношениям настал конец. Неужели Майкл не понимает, что ей, как другу, небезразлична его судьба, даже если она ему больше не интересна как женщина, даже если он раздумал жениться? Неужели он воображает, что она, как какая-нибудь дремучая итальяночка, готова наложить на себя руки или закатить скандал, что ее, несчастную, обманули и бросили? Кей постаралась говорить как можно ровнее: — Понятно, спасибо большое. Очень рада, что Майкл дома и у него все хорошо. Я только это и хотела узнать. Больше я звонить не буду.

Голос миссис Корлеоне зазвучал нетерпеливо, она как будто не слышала того, что сказала Кей:

— Хочешь повидать Майки, приезжай. Будет ему сюрприз. Бери такси, я скажу охране у ворот, они заплатят. Посули таксисту вдвое против того, что покажет счетчик, иначе не поедет в такую даль. Но сама не расплачивайся. Мужнин человек на воротах заплатит.

— Это невозможно, миссис Корлеоне, — холодно отозвалась Кей. — Если бы Майкл хотел меня увидеть, он бы давно позвонил. Очевидно, у него нет желания возобновлять наше знакомство.

Нетерпение в голосе миссис Корлеоне усилилось.

— Такая приятная девушка, и ноги хорошие, а умом не вышла. — Она насмешливо фыркнула. — Ты ко мне приедешь, а не к Майки. Мне надо с тобой поговорить. Садись и приезжай. И не плати за проезд. Я тебя жду. — В телефоне щелкнуло. Миссис Корлеоне повесила трубку.

Можно было перезвонить, сказать, что она не приедет. Но Кей знала, что должна повидаться с Майклом, поговорить — пусть даже это будет вежливый разговор давних знакомых. Раз он дома и больше не скрывается, стало быть, та жуткая история кончилась благополучно и он опять вернулся к нормальной жизни. Она вскочила и принялась наводить красоту, готовясь к встрече. Долго возилась, накладывая косметику, выбирая платье. Долго разглядывала себя в зеркале, когда была готова. Похорошела она с тех пор, как Майкл скрылся? Или же он сочтет, что постарела, подурнела? Фигура стала более женственной, шире в бедрах, полней в груди — считается, что итальянцам такие по вкусу, хотя Майкл всегда говорил, что ему нравится ее хрупкость. Впрочем, это не имело значения, Майкл явно не хочет больше поддерживать с нею отношения, если ни разу не позвонил ей за целых шесть месяцев.

Таксист, которого она остановила, упорно отказывался везти ее в Лонг-Бич, покуда она с милой улыбкой не пообещала, что заплатит вдвое больше, чем покажет счетчик. Через час она подъезжала к парковой зоне под городом Лонг-Бич. Здесь многое изменилось. Жилой пятачок, где стояли особняки, был обнесен чугунной оградой, въезд преграждали чугунные ворота. Мужчина в белом пиджаке и алой рубашке отворил ворота, взглянул на счетчик, сунув голову в окно машины, и отсчитал таксисту деньги. Тот удовлетворенно крякнул, пересчитав их, и Кей, видя, что все в порядке, вышла и направилась по асфальтированной площадке к центральному особняку.

Дверь открыла миссис Корлеоне, встретив Кей, которая этого не ожидала, сердечным объятьем. Придирчиво оглядела ее с головы до ног и безапелляционным тоном вынесла суждение:

— Красивая. Дураки у меня сыновья. — Она потянула Кей в дом и, как когда-то давно, повела на кухню, где уже булькал кофейник и стояло блюдо с едой. — Майкл скоро приедет, садись.

Села сама и, настойчиво потчуя Кей, принялась подробно, с живым любопытством, ее расспрашивать. С видимой радостью приняла известие, что Кей стала школьной учительницей, что в Нью-Йорк приехала навестить старых подруг и что ей только двадцать четыре года. Слушала и кивала головой, будто каждый из этих фактов соответствовал некоему реестру, составленному ею в уме. Кей от волненья способна была лишь кое-как отвечать на вопросы, ничего не прибавляя.

Она увидела его в окно. К дому подъехала машина, из нее вышли двое. За ними — Майкл. Он выпрямился и что-то сказал одному из мужчин, стоя левым боком к кухонному окну. На щеке внизу была вмятина — как если б ребенок, расшалясь, продавил ударом лицо целлулоидного голыша. Как ни странно, в ее глазах это не портило его, но у нее тотчас же навернулись слезы. Она увидела, как он приложил белоснежный платок ко рту, потом к носу, подержал так минутку и отвернулся, входя в дом.

Слышно было, как открылась дверь; в коридоре, ведущем на кухню, раздались его шаги. Он вошел — и увидел ее за столом с его матерью. Первое мгновенье он оставался совершенно неподвижен, потом еле заметно улыбнулся краем рта; слева улыбке мешала вмятина. И Кей, которая раз сто репетировала про себя небрежное: «Ну, привет — вот и встретились», сорвалась со стула и кинулась к нему на шею, пряча мокрое лицо у него на груди. Он поцеловал ее в щеку, подождал, пока она успокоится, и, обняв за плечи, повел из дома к своей машине. Отмахнулся от телохранителя. Они выехали за ворота; Кей, сидя рядом с ним, стирала с лица платком остатки наведенной красоты.

— Я не хотела, это само получилось, — сказала она. — Просто никто не говорил мне, как сильно тебя покалечили.