Вперед, на Запад!, стр. 16

— Что же мы будем делать?

— Мой несчастный кузен, сэр, еще не мог вернуться — и я хотел бы ждать его на большой дороге, если только я не нужен вам.

— Ричард Гренвайль может войти один, юноша. Но что вы хотите сделать со своим кузеном?

— Заставить его навсегда покинуть страну или, если он откажется, тотчас проткнуть его насквозь.

— Идите, юноша!

В то время как он говорил, заспанный голос из-за ворот спросил:

— Кто здесь?

— Ричард Гренвайль. Именем королевы, откройте!

— Сэр Ричард? Он в своей постели, черт вас подери. Честные люди не приходят в такое время.

— Эмиас, — крикнул Ричард. Эмиас вернулся. — Откройте мне эти ворота, я подержу вашу лошадь.

Эмиас слез с коня, поднял с дороги камень такой, какие герои Гомера [57] имели обыкновение швырять друг другу в головы, и в одно мгновение дверь оказалась на земле, а стоявший сзади слуга — под ней. Сэр Ричард спокойно переступил через нее и велел малому встать и взять его лошадь, а затем направился прямо к главному входу. Он был открыт. Слуги были на ногах и выстроились вдоль всего пути. По-видимому, шум разбудил их.

Сэр Ричард тем не менее постучал в открытую дверь. К его удивлению, на стук ответил сам старый Лэй, вполне одетый, со свечой в руках.

— Сэр Ричард Гренвайль! Разве это по-соседски, не говоря о вежливости, врываться в мой дом глубокой ночью?

— Я разбил вашу наружную дверь, сэр, потому, что меня отказались впустить, когда я попросил именем королевы. Я постучал в вашу внутреннюю дверь, как должен был бы постучать в дверь беднейшего коттеджа в приходе, так как нашел ее открытой. Здесь у вас находятся два иезуита! А вот королевский приказ о задержании их. Я подписал его собственной рукой и, больше того, теперь предъявляю его собственной рукой, дабы спасти вас от скандала, а может быть, и отчего-либо худшего. Я должен получить этих людей, мистер Лэй.

— Мой дорогой сэр Ричард!

— Я должен получить их или я буду вынужден обыскать дом; вы не захотите подвергнуть ни себя, ни меня столь позорной необходимости?

— Мой дорогой сэр Ричард!

— Должен ли я в таком случае просить вас отойти от собственных дверей, мой дорогой сэр? — спросил Гренвайль, а затем, меняя свой голос на тот ужасающий львиный рык, которым он был знаменит, загрохотал:

— Слуги, прочь, назад!

Это было сказано полдюжине хорошо вооруженных грумов и лакеев, столпившихся в проходе.

— Что? Сабли наголо, заячьи уши?

В одно мгновенье сэр Ричард также выхватил свой длинный меч и, тихонько, как ребенка, отодвинув в сторону старого Лэя, двинулся к вооруженным людям, которые тотчас расступились в обе стороны. Они были отважными молодцами в открытом бою, но не испытывали желания быть повешенными в ряд в Лаунчестонском замке, после того как их насквозь проткнет этот страшный адмирал — самый «немирный» из всех «мировых» судей.

— А теперь, мой дорогой мистер Лэй, — заговорил сэр Ричард кротко, как всегда, — где нужные мне люди? Ночь холодна, и вам, как и мне, пора в постель.

— Сэр Ричард, иезуиты не здесь, конечно.

— Не здесь, сэр?

— Даю слово джентльмена — они оставили мой дом час тому назад. Поверьте мне, сэр, я поклянусь вам, если нужно.

— Я верю слову мистера Лэя из Чепла без всяких клятв. Куда они направились?

— Но, сэр, откуда мне знать? Они, могу сказать, удрали, сэр, исчезли.

— При вашей помощи. По крайней мере при помощи вашего сына. Куда они поехали?

— Жизнью клянусь, я не знаю.

— Мистер Лэй, возможно ли это? Решитесь ли вы присоединить ложь к той измене, от наказания за которую я стараюсь вас избавить?

Несчастный мистер Лэй разрыдался.

— О Боже мой, Боже мой! О! Неужто дошло до этого? Вдобавок ко всему страху и беспокойству от пребывания этих черных негодяев в моем доме, когда я должен был каждую минуту затыкать их подлые рты, дрожа, что они доведут до виселицы и себя и меня, меня называют изменником и лжецом — в мои годы! Лучше бы мне не родиться на свет!

Бедный старик упал в кресло и закрыл лицо руками. Затем он опять встал.

— Простите меня, сэр Ричард, я сел, оставив вас стоять. Горе сделало меня чурбаном. Садитесь, мой дорогой сэр, уважаемый сэр! Или лучше пойдемте со мной ко мне в комнату и выслушайте мою злополучную историю. Клянусь вам, что иезуиты бежали, а мой бедный мальчик Евстафий все еще не вернулся. Грум рассказал мне, что этот дьявол — его кузен — сломал ему челюсть. Его мать почти обезумела за этот час. Горе нам! Горе!

— Ваш сын чуть не убил своего кузена, сэр, — сурово сказал Ричард.

— Как? Об этом грум не говорил мне.

— Ваш сын, прежде чем Эмиас опрокинул его, три раза ударил кинжалом своего кузена Франка. И ради чего взял Евстафий на себя роль злодея и убийцы? Только, чтобы доставить в ваш дом это письмо, которое я прочту вам, как только отдам распоряжение насчет ваших патеров.

Выйдя из дому, сэр Ричард обошел вокруг и подозвал к себе Карри:

— Птички улетели, Билль, — прошептал он. — У нас один только шанс поймать их — у устья Марслэнда. Если они стараются достать там лодку, вы еще можете поспеть вовремя. Если они ушли внутрь страны, мы ничего не можем сделать до завтра, пока не подымем шума.

И Билль галопом помчался через дюны к Марслэнду, а Ричард Гренвайль вернулся в дом и по всем правилам этикета объявил, что готов и счастлив иметь честь быть принятым в собственной комнате мистера Лэя.

Глава шестая

ЧЕТВЕРКА С ДАЛЕКОГО ЗАПАДА

Лишь одно устье на берегу было доступно для лодок благодаря длинной каменной плотине, защищающей его от океанских волн, — устье Марслэнда, где жила «белая колдунья» Люси Пассимор. Сюда, как правильно решил сэр Ричард, и направились иезуиты. Но еще до прибытия иезуитов два человека стояли на этом одиноком берегу, освещенные светлой октябрьской луной — Рози Солтэрн и сама «белая колдунья». Лихорадочно волнуемая любопытством и суеверием, прельщенная сумасбродством затеи, Рози точно явилась в назначенное время и за несколько минут до полуночи стояла со своей советницей на покрытом серыми валунами берегу.

— Вы будете в полной безопасности, мисс. Мой старик храпит вовсю в своей постели, и ни одна живая душа не бывает здесь по ночам за исключением сирен. Батюшки, да где же наша лодка? Она должна была быть здесь на камнях!

Рози указала на песчаную полосу, шагов на сорок ближе к морю, где лежала лодка.

— Отколочу же я его за это, когда вернусь. Надеюсь, он хоть закрепил ее как следует. Этот старик приносит мне больше бед, чем когда-нибудь принесут мои деньги! Ох, горюшко мое!

Хозяйка озабоченно стала спускаться к лодке, Рози за ней.

— Так, это достаточно крепко… И весла на месте. Вот тебе на! Ох, ленивый мошенник — оставить здесь лодку, чтоб ее украли! Я сяду в лодку, дорогая, и буду караулить, пока вы спуститесь к морю. Ну, торопитесь, уже почти полночь.

И она забралась в лодку, а Рози нерешительно прошла по песчаной полосе еще шагов двадцать; затем, сбросив платье, трепещущая и дрожащая постояла минутку, прежде чем войти в воду. Она находилась между двумя стенами скал: левая, футов в двадцать вышиной, была окутана глубоким мраком; правая, гораздо более низкая, поглощала весь свет полуночной луны.

Ветер совсем прекратился. Ни одна волна не нарушала совершенного покоя маленького залива. Над всем царила настоящая осенняя тишина, которую можно слышать. Рози стояла в страхе и прислушивалась, стараясь уловить хоть один звук.

С утеса послышался как будто плач обиженного ребенка, ему ответил другой с противоположной скалы. Это кулики и выдра скликали свое потомство.

Рози могла слышать биение собственного сердца, когда наконец с зеркалом в руках вступила в холодную воду, прошла вперед, сколько осмелилась, и испуганно остановилась. Кольцо пламени окружало ее талию. Все тело купалось в дрожащем свете. Она ясно видела каждого моллюска, ползающего у ее ног по белому песку. Девушка повернулась и хотела бежать, но она зашла слишком далеко, чтобы отступить. Три раза поспешно погрузив голову в воду, она выбежала на берег и, глядя сквозь свои мокрые кудри в волшебное зеркало, произнесла заклинание.