Аэроплан-призрак, стр. 39
— Поверьте, отец, я очень рада.
— Я верю тебе, Марга.
— Мне было бы так мучительно покинуть вас и вернуться в Гамбург, зная, что этот человек жив и угрожает вам. Теперь я буду спокойна. Даже если он только ранен, и то вы уже в безопасности.
— И ты сможешь совершенно свободно любоваться твоими английскими друзьями, сможешь угождать им на все лады, сможешь стать их служанкой…
Тон фон Краша сделался вдруг резким и даже угрожающим.
Маргарита взглянула на него с тревожным удивлением.
— Что вы говорите, отец!
— Ну! — воскликнул он, давая наконец волю ярости, до сих пор сдерживаемой. — Я говорю так, как и следует говорить с такой сентиментальной дурой, как ты!
Его голос стал громок и беспощадно груб.
— Ты выдала меня, негодная дочь! Эти проклятые англичане, чтобы их черт побрал, могут болтать теперь направо и налево, что я, фон Краш, был графом фон Кремерном, и ты еще воображала, что я дам им свободу, что позволю тебе присоединиться к ним, чтобы заодно с ними делать все возможное, чтобы предать меня всеобщему позору! Нет, честное слово, ты чересчур глупа!
— Что вы говорите! — вновь воскликнула его собеседница дрожащим голосом.
— Только то, что хочу сказать!.. То, что я не имею привычки пренебрегать какой бы то ни было предосторожностью, не открываю настежь двери для пленников, которых должен остерегаться. Я хочу еще сказать, что твои дорогие друзья-англичане заперты в трюме этого парохода и будут переведены на яхту, ожидающую нас в открытом море. И ты также, дочь моя. Вы останетесь моими пленниками до тех пор, пока я не доведу дело Тираля до конца и затем навсегда исчезну, затеряюсь среди людской толпы, не оставив никаких следов…
Он закончил эту тираду свирепым жестом и снова заговорил с презрением.
— Ха-ха-ха!.. Ты, конечно, хочешь присоединиться к ним. В последний раз я уступаю тебе. Отныне у меня нет дочери.
— О! — воскликнула Маргарита. — Почему же и мне не сказать, что у меня нет больше отца!..
Это восклицание довело фон Краша до бешенства. Голосом, охрипшим от неистовства, он зарычал:
— Сименс, Петунич!
Петунич и Сименс быстро прибежали на зов.
— Бросить эту женщину в трюм!
Оба наемника отлично знали по опыту, что выказывать малейшее колебание при исполнении его приказаний — очень опасно.
Они мгновенно набросились на Маргариту. Сименс крепко сжал ее руку в своей широкой ладони. Марга слабо застонала от боли. Матрос сжимал ее, как в тисках, и женщине казалось, что он раздробит ей пальцы.
Фон Краш ответил на ее стон дьявольским смехом. Но этот смех замер на его губах.
Внезапно вспышка пламени, звук выстрела и страшное рычанье верзилы ошеломили его, точно удар обухом по голове. Сименс выпустил свою жертву, его руку пробила пуля.
II. Бесплодные поиски
Пуля была выпущена из револьвера юного американца. Он понял, что Маргарита — также жертва фон Краша, и, едва услышав ее крик в грубых лапах Сименса, выступил на ее защиту, не задумываясь о последствиях своего поступка…
Услышав выстрел, все матросы бросились на корму.
В течение нескольких минут крики, вопросы и ответы смешивались в один сплошной гул, в котором ничего нельзя было разобрать. Однако порядок вскоре был восстановлен.
Ни у кого не оставалось сомнений: стрелять мог только враг, скрывающийся на борту. Его необходимо найти и обезвредить. Придя к такому заключению, все смолкли. Так как на судне обычно царила строжайшая дисциплина, которой в аналогичных случаях охотно подчиняются даже самые закоренелые преступники, то вся команда мгновенно разделилась на отряды и приступила к тщательному обыску. Фон Краш, Петунич и Маргарита остались, как и раньше, на корме. Так как все были слишком поглощены ссорой, то никто из них не в состоянии был сказать, откуда произведен выстрел.
Задняя часть судна не имела никакого закоулка, где можно было бы укрыться. Разве что невидимка мог ускользнуть от первого же брошенного взгляда. Для успокоения совести двое матросов даже перегнулись через борт и исследовали обшивку. Они осмотрели все, что было возможно, заканчивая рулевым колесом, управляющим цепью, передающей направление.
Ничего не было обнаружено.
Маргарита смотрела на всю эту бесплодную охоту за человеком, не думая о жестокой сцене, которая этому предшествовала. Она тоже была охвачена страстным желанием узнать, в чем дело. Но это желание смешивалось с другим. Маргарита горячо желала, чтобы неизвестное существо, выступившее в ее защиту, ни в коем случае не было обнаружено — она ведь хорошо знала, что ему пришлось бы поплатиться жизнью за свой рыцарский поступок.
Между тем отец ее отдавал распоряжения.
— Не мог же этот мерзавец сойти с судна! Река здесь больше двенадцати километров шириной. Мели делают любое плавание чрезвычайно опасным. Да и, наконец, попробуй он соскочить в воду, мы бы непременно увидели его. Следовательно, надо искать! Не пропускайте ни одной мышиной норы! — кипятился озадаченный немец.
Помолчав, он заявил:
— Начинайте с кормы… Там висит лодка… Поднимите брезент, которым она прикрыта.
Лорике принялся отвязывать веревку, прикрепляющую брезент к борту лодки. Покончив с этой работой, он небрежно приподнял его край:
— Ну что?
— Пусто, разумеется…
— Завяжи веревки снова. Ступайте все за мной, будем продолжать поиски…
Все направились прочь с кормы, не подозревая, что были возле убежища их неприятеля. Но почему же они его не обнаружили? Да просто потому, что юный американец проскользнул между полотном и бортом суденышка, повис на мгновение на одной руке, другой кое-как завязал веревки брезента, чтобы не оставить после себя никаких слишком бросающихся в глаза следов, затем посмотрел вниз на клокочущую пену, взбиваемую работающим винтом, — и разжал руку.
Минуту спустя Триль уже сидел на раме винта. Он вытянулся вдоль перекладины и постепенно сполз до самого руля, наружная часть которого была погружена в воду. Уцепившись за выступ рулевого весла, он достиг бурлящей поверхности воды.
К счастью для него, извилистость русла заставила лоцмана замедлить ход судна. Не случись этого, юноша не устоял бы против бешеного напора огромной водяной массы, низвергаемой лопастями винта. Это обстоятельство спасло его.
И уже сквозь клокотанье воды он услыхал слова шпиона, приказывающего обыскать лодку. Триль наблюдал за этим предприятием и теперь был уверен, что отныне эта маленькая лодка — самое надежное убежище для него на всем пароходе. Он решил снова пробраться туда, как только представится такая возможность.
Но взобраться по ребру рулевого весла оказалось гораздо труднее, чем спуститься, тем более что эта подвижная часть непрерывно поворачивалась то в одну, то в другую сторону. Несколько раз юноша чуть не сорвался в реку. Наконец, измученный, с туманом перед глазами, с шумом в ушах, он очутился верхом на перекладине от рамы. Несколькими мгновениями позже Триль юркнул в свою лодку.
Когда спустя некоторое время фон Краш и его команда, безрезультатно обшарившая весь пароход, снова появилась на палубе, обезумев от гнева и тревоги и выкрикивая угрозы и ругательства по адресу таинственного и неуловимого врага, — юноша всего этого уже не слышал: он спал глубоким сном…
Равномерное покачивание лодки на крючьях вывело его из оцепенения. Он открыл глаза. Сквозь ткань брезента проникало тепло и солнечный свет. Наступило утро. Солнце сияло, и судно продолжало свой путь.
Громкий гудок объяснил мальчику причину этого покачивания. «Уже вышли из Эльбы, — понял он. — Мы плывем по волнам Северного моря. Идем навстречу той яхте, которая должна поджидать нас в этих водах. Надо мне присмотреться к ней получше. Итак — будем терпеливы и бдительны!»
Не обращая внимания на то, что одежда его еще не совсем высохла, он стал на колени и начал глядеть в щелочку между бортом лодки и брезентом. Меньше чем в миле виднелась изящная паровая яхта. Корпус, очевидно, вышедший из тех английских мастерских, которые умеют придавать судну наибольшую устойчивость и скорость, был весь белый; скользя по волнующейся водной равнине, он казался чайкой, реющей над гребнем волны.