Великий треугольник, или Странствия, приключения и беседы двух филоматиков, стр. 47
— Вот именно, мсье! — не моргнув глазом подтверждает черт. — Они ведь тоже никогда не виделись и тоже оперируют у меня понятиями более позднего времени. Зато письма о формуле сочетаний — это уж чистая правда. Ферма и Паскаль действительно отправили их друг к другу одновременно.
Мате только руками разводит. Но ссылка на Сент-Бёва и Реньи сделала свое, и он уже не чувствует охоты возмущаться. В конце концов, право на некоторую вольность есть у всякого художника. А то, что Асмодей художник — по крайней мере в своем деле — сомневаться не приходится.
— Мерси, мсье! — расплывается черт (он если не слышал, так угадал мысли Мате). — Очень рад, что вы это уразумели. Ведь как-никак, благодарение аду, я не диссертацию сочинял и не научную монографию, а пьесу. Паскаль, Ферма, Мольер — о них уже столько понаписано! Тут тебе и о жизни, и о творчестве, и о философских взглядах… Ну а я рискнул показать всего лишь несколько связанных с ними эпизодов…
— Не так уж это мало, — замечает Фило. — На сей счет существует пропасть поучительных изречений, но я приведу одно: чтобы узнать вкус барашка, не обязательно съедать его целиком. Хватит и одной котлетки… Объясните, однако, вот что: зачем вы так старательно приукрашивали все, связанное с теорией вероятностей? Зачем придумали историю с паштетом, с подземельем, с Клубом знаменитых математиков? Разве нельзя было то же самое изложить просто, без всяких ухищрений?
— Конечно, можно. Но на сей раз благоволите обратить свои претензии к мсье Паскалю, мыслью которого я руководствовался. По его мнению, математика — предмет настолько серьезный, что никогда не следует упускать случай сделать его еще и немного занимательным…
Впрочем, теория вероятностей, как вы понимаете, далеко не исчерпывается тем, что уместилось в моем спектакле. Так что, если вздумаете изучать ее всерьез, обратитесь к более опытным педагогам… А теперь прощайте, мсье! Срок моей командировки истек. Дон Леандро-Перес, наверное, уже сердится… Итак, бьен рэстэ! Счастливо оставаться! И позвольте мне завершить мое представление традиционной формулой, которой заканчивали свои пьесы старинные испанские драматурги: «Простите автору его ошибки!»
Хромой бес отвешивает опечаленным филоматикам насмешливый поклон и скрывается из виду.
— Мате, неужели он никогда не вернется?
— Как знать, Фило! Наше дело — ждать и надеяться…
Москва, 1972 г.
