Янтарный телескоп, стр. 84

Все дальше от маленькой рощицы и озадаченных Призраков, прочь из долины, мимо могучей фигуры своего старого товарища, закованного в броню медведя, — последний клочок сознания, бывшего аэронавтом Ли Скорсби, медленно взмывал вверх, как в прежние времена его гигантский воздушный шар. Ему не досаждали ни вспышки ракет, ни взрывы снарядов; глухой к воплям боли и гнева, к свисту пуль и предостерегающим крикам, ощущая лишь свое движение вверх, остаток Ли Скорсби проник сквозь густые тучи и выплыл под сияющие звезды, где давно уже ждали этой встречи атомы его возлюбленного деймона Эстер.

Глава тридцать вторая

Утро

Широкая золотая прерия, которую мельком увидел в окне дух Ли Скорсби, лежала в тишине под первыми лучами солнца.

Золотая, но еще и желтая, коричневая, зеленая с миллионами всевозможных промежуточных оттенков; а местами и черная, с блестящими смолистыми полосами; и серебряная тоже — там, где солнечный свет блестел на только что зацветшей траве незнакомого вида, — и синяя там, где широкая водная гладь в отдалении и маленькое озерцо поблизости отражали синеву бескрайнего неба.

И тихая — но тишина эта не была полной, поскольку мягкий ветерок шевелил бессчетные маленькие стебельки, и мириады насекомых и прочих крохотных тварей шуршали, жужжали и стрекотали в траве, и какая-то птица так высоко в небе, что ее нельзя было разглядеть, издавала звонкие мелодичные трели, звучащие то ближе, то дальше и всякий раз чуть-чуть по-другому.

На всем этом необъятном просторе были только два совершенно неподвижных и безмолвных живых существа — мальчик и девочка, спящие спиной друг к другу под сенью каменного выступа на вершине небольшого холма.

Они были так тихи и бледны, что их можно было принять за мертвых. Голод обострил их черты, боль провела морщины у глаз, на руках и лицах засохли грязь и пот с немалой примесью крови. И, судя по их абсолютной неподвижности, они находились на последней стадии физического истощения.

Первой очнулась Лира. Взбираясь по небосклону, солнце выглянуло из-за скалы и коснулось ее волос. Она зашевелилась, а когда солнечный свет упал на ее веки, почувствовала, что поднимается из глубин сна, точно рыба из воды, — медленно, тяжело, нехотя.

Но с солнцем не поспоришь — и вскоре она повернула голову, прикрыла глаза рукой и пробормотала:

— Пан… Пан…

Открыв защищенные ладонью глаза, она постепенно приходила в себя. Некоторое время она не двигалась, потому что все тело у нее ныло, а руки и ноги были вялыми от усталости; но все же она проснулась и чувствовала ласковый ветерок и солнечное тепло, слышала шорох насекомых и трели птицы высоко в небе. Все это было хорошо. Она и забыла, как хорош мир…

Потом она перекатилась на другой бок и увидела Уилла — он все еще крепко спал. Рука у него была перепачкана кровью; грязная рубаха порвалась, волосы стали жесткими от пыли и пота. Она смотрела очень долго — на маленькую жилку, бьющуюся у него на горле, на его грудь, которая медленно поднималась и опускалась, на нежные тени от ресниц, до которых наконец добрались солнечные лучи.

Он пробормотал что-то и шевельнулся. Не желая, чтобы ее застали за рассматриванием спящего, она перевела взгляд на маленькую могилу, которую они выкопали прошлым вечером, всего в несколько ладоней шириной, — теперь там покоились с миром кавалер Тиалис и дама Салмакия. Рядом торчал плоский камень; она поднялась, вывернула его из земли и установила в изголовье могилы, а потом села и прикрыла глаза от солнца, чтобы осмотреть равнину.

Казалось, ей нет конца и края. Она нигде не была абсолютно плоской; небольшие взгорки, ложбины и плавные волнистые перепады разнообразили ее поверхность везде, куда бы девочка ни кинула взгляд. Там и сям попадались купы деревьев, таких высоких, что они казались не настоящими, а сделанными рукой человека: их прямые стволы и темно-зеленые кроны словно бросали вызов пространству, отчетливо видимые на расстоянии, как минимум, в несколько километров.

Гораздо ближе — собственно говоря, прямо у подножия их холма, не больше чем в сотне шагов отсюда, — было маленькое озерцо, куда сбегал выбивающийся из-под скалы ручей, и Лира сразу поняла, как сильно ей хочется пить.

Она поднялась и медленно, на ватных ногах, двинулась к нему. Ручеек весело журчал между обросших мхом камней, и она снова и снова погружала туда руки, смывая с них копоть и грязь, и лишь затем поднесла ко рту полную пригоршню. Вода была такая студеная, что у Лиры заломило зубы, но она глотала ее с наслаждением.

По берегу озерцо заросло камышами, в которых квакала лягушка. Оно было мелкое и не такое холодное, как ручей, — Лира обнаружила это, сняв ботинки и зайдя в воду. Она долго стояла неподвижно — солнце пригревало ей макушку, ил на дне приятно освежал ступни, а по икрам скользили еще более холодные струи впадающего в озерцо ручья.

Нагнувшись, она окунула в воду лицо и как следует намочила волосы, давая им распуститься на поверхности, а потом снова собирая и тщательно прополаскивая, чтобы вымыть из них всю пыль и грязь.

Утолив первую жажду и почувствовав себя немного чище, она снова посмотрела на вершину холма и обнаружила, что Уилл проснулся. Он сидел, подтянув к себе колени и обхватив их руками, и, в точности как она сама недавно, смотрел вдаль, удивленный бескрайним простором. И солнечным светом, и теплом, и покоем…

Она стала неторопливо взбираться по склону обратно к Уиллу и застала его вырезающим на могильном камне имена галливспайнов. Потом он понадежнее укрепил камень в земле.

— А где… — начал он, и Лира сразу поняла, о ком речь.

— Не знаю. Пана я не видела. Мне кажется, он недалеко, но где именно — не знаю. Ты помнишь, что случилось?

Он потер глаза и зевнул так широко, что Лира услышала легкий треск и испугалась, как бы он не вывихнул челюсть. Затем моргнул и покачал головой.

— Мало что, — ответил он. — Я схватил Пантелеймона, а ты… другого, и мы пролезли в этот мир… повсюду был лунный свет, и я опустил Пана, чтобы закрыть окно.

— А твой… другой деймон просто выпрыгнул у меня из рук, — добавила она. — И я пыталась увидеть через окно мистера Скорсби с Йореком, а потом подумала, куда же делся Пан, но когда оглянулась, их уже не было.

— Сейчас у меня не такое чувство, как в мире мертвых. Я не чувствую, что мы по-настоящему разделены.

— И я, — согласилась она. — Они где-то близко, конечно. Помню, в детстве мы пробовали играть в прятки, но у нас никогда ничего не выходило, потому что я была слишком большая, чтобы от него спрятаться, а мне сразу делалось ясно, где он, даже если он для маскировки превращался в мотылька или еще в кого-нибудь такого. Вот странно, — продолжала она, невольно проводя ладонями по вискам, словно пыталась отогнать какое-то наваждение, — его здесь нет, но мне не кажется, что меня разорвали надвое… Мне спокойно, и я знаю, что ему тоже.

— Я думаю, они вместе, — сказал Уилл.

— Да. Наверняка.

Он вдруг поднялся.

— Смотри. Вон там…

Прикрыв глаза от солнца, он указал на горизонт. Она посмотрела в ту сторону и увидела вдалеке какое-то движение, заметное даже сквозь дрожащее летнее марево.

— Звери? — с сомнением предположила она.

— Прислушайся, — посоветовал он, приставив ладонь к уху.

Теперь, когда он обратил на это ее внимание, она тоже услыхала низкий непрекращающийся рокот, похожий на отдаленные раскаты грома.

— Они исчезли, — сказал Уилл.

И правда, крохотные пятнышки движущихся теней пропали, но рокот не утихал еще минуту-другую. Потом он внезапно стал гораздо тише, хотя и раньше был совсем негромким. Дети продолжали глядеть в ту сторону и очень скоро заметили, что движение возобновилось. А еще через несколько мгновений снова послышался звук.