Янтарный телескоп, стр. 72

Как только Лира немного пришла в себя, она протянула к гарпии дрожащие руки, обняла ее за шею и целовала, целовала ее уродливое лицо. Говорить она не могла. Все слова куда-то пропали, вся самоуверенность и тщеславие слетели с нее, как шелуха.

Несколько минут они лежали тихо. Потом, когда страх понемногу отступил, снова тронулись дальше. Уилл крепко сжимал Лирину руку своей, здоровой, и продвигался черепашьим шагом, проверяя каждое место, прежде чем поставить туда ногу, — процедура такая медленная и изматывающая, что они боялись умереть от усталости, но отдыхать было невозможно и останавливаться тоже. Как можно отдыхать рядом с этой зияющей бездной?

И еще через час этого мучительного пути он сказал ей:

— Смотри. По-моему, там виден выход…

И правда: склон сделался не таким крутым, и можно было даже залезть по нему повыше, подальше от края пропасти. А там, впереди, — уж не просвет ли в отвесной стене справа? Неужто они и впрямь выберутся отсюда?

Лира посмотрела в ясные, надежные глаза Уилла и улыбнулась.

Они карабкались все выше, с каждым шагом удаляясь от обрыва; и земля под ними постепенно становилась тверже, и можно было уже не бояться подвернуть лодыжку или покатиться вниз, если у тебя под рукой обломится выступ скалы.

— Наверное, мы уже прилично поднялись, — сказал Уилл. — Не пора ли браться за нож?

— Еще рано, — ответила гарпия. — Надо идти дальше. Здесь плохо открывать другой мир. Лучшее место наверху.

И они пошли дальше: поиск опоры, проверка, осторожный шаг, перенос веса и снова поиск опоры… Руки у них были ободраны до мяса, колени и бедра дрожали от усталости, в голове звенело от напряжения. Наконец они одолели последние несколько метров подъема и выбрались к подножию утеса — здесь начиналась узкая теснина, ведущая куда-то во мрак.

Слезящимися, натруженными глазами Лира смотрела, как Уилл вынимает нож и прощупывает им воздух: в одном месте, в другом, третьем…

— Ага, — пробормотал он.

— Нашел открытое место?

— Кажется, да…

— Уилл, — вмешался дух отца мальчика, — погоди немного. Выслушай меня.

Уилл опустил нож и обернулся. Прежде ему не хватало времени подумать об отце, хотя хорошо было чувствовать, что он рядом. Но теперь он вдруг осознал, что с минуты на минуту они расстанутся окончательно.

— Что случится, когда вы отсюда выйдете? — спросил мальчик. — Вы просто исчезнете, и все?

— Не сразу. У нас с мистером Скорсби есть идея. Некоторые из нас задержатся здесь еще ненадолго, и нам понадобится твоя помощь, чтобы проникнуть в мир лорда Азриэла. Кроме того, — серьезно добавил он, глядя на Лиру, — если вы хотите снова отыскать своих деймонов, вам и самим придется туда отправиться. Ведь они сейчас именно там.

— Но, мистер Парри, — удивилась Лира, — откуда вы знаете, что наши деймоны сейчас в одном мире с моим отцом?

— При жизни я был шаманом и кое-чему научился. Спроси свой алетиометр — он подтвердит мои слова. А насчет деймонов запомните одну вещь, — сказал он, и в его голосе звучали настойчивость и тревога. — Человек, известный вам под именем Чарльза Латрома, был вынужден время от времени возвращаться в свой родной мир, поскольку не мог постоянно обитать в моем. Философы из Торре дельи Анжели, которые путешествовали по разным мирам больше трех сотен лет, тоже столкнулись с этой необходимостью — в результате их мир постепенно ослабел и пришел в упадок.

А теперь вспомните, что произошло со мной. Я был военным, служил во флоте, а потом зарабатывал себе на хлеб в экспедициях; моему здоровью и физической форме позавидовал бы любой обыкновенный человек. Потом я по случайности покинул свой мир и не смог найти дорогу обратно. Я многое сделал и многое узнал в том мире, где оказался, но через десять лет после своего перехода обнаружил, что смертельно болен.

И вот в чем причина всего этого: ваш деймон может жить полноценной жизнью только в том мире, где он родился. В любом другом месте он начнет хиреть и в конце концов умрет. Мы можем путешествовать из мира в мир, если они соединены окнами, но жить мы должны только в своем.

Великое предприятие лорда Азриэла когда-нибудь потерпит крах по той же самой причине: мы должны строить небесную республику у себя на родине, ибо других мест для нас не существует.

Уилл, мой мальчик, сейчас вы с Лирой можете выйти наружу для краткого отдыха. Он нужен вам, и вы его заслужили; но потом вы должны будете вернуться обратно во тьму, чтобы совершить еще одно, последнее путешествие со мной и мистером Скорсби.

Уилл с Лирой обменялись взглядом. Затем он прорезал окно, и перед ними открылось самое чудесное зрелище на свете.

Легкие их наполнил ночной воздух, свежий, чистый и прохладный; перед глазами распростерся небесный купол, усеянный яркими звездами; под ним, где-то вдалеке, блестела водная гладь, а отделяющая детей от воды широкая саванна была усеяна купами гигантских деревьев, высоких, как замки.

Шагнув в одну сторону, затем в другую, Уилл расширил окно насколько мог: теперь через него можно было пройти вшестером, а то и всемером сразу.

Первые духи затрепетали от надежды, и их волнение стало передаваться по длинной шеренге за ними, точно рябь, бегущая по поверхности озера; и дети, и пожилые дружно поднимали головы, глядя вперед с восторгом и изумлением, и звезды, которых они не видели вот уже целые столетия, лили свой прекрасный свет в их бедные изголодавшиеся глаза.

Первым духом, покинувшим страну мертвых, стал Роджер. Он сделал шаг наружу, и обернулся, чтобы посмотреть на Лиру, и засмеялся с удивлением, чувствуя, как превращается в ночь, звездный свет, воздух… а потом исчез, оставив за собой такой осязаемый всплеск счастья, что Уиллу невольно вспомнились пузырьки в бокале с шампанским.

За ним последовали и другие духи, а Уилл с Лирой в изнеможении рухнули на росистую траву, каждой своей клеточкой радуясь этому чуду — сладко пахнущей земле, ночному ветерку, звездам.

Глава двадцать седьмая

Платформа

Начав строить для Мэри платформу, мулефа работали быстро и слаженно. Она с удовольствием наблюдала за ними, потому что они умели договариваться без ссор и делать общее дело, не путаясь друг у дружки под ногами, а еще потому, что их плотницкие приемы были изящными и эффективными.

Не прошло и двух дней, как платформа для наблюдений была спроектирована, построена и поднята на место. Она получилась прочной, удобной и просторной, и, забравшись на нее, Мэри почувствовала себя счастливой по крайней мере в одном отношении — а именно физически. Сочная зелень листвы; яркая синева неба в прорехах кроны; легкий ветерок, несущий прохладу, и слабый аромат цветов, который радовал ее всякий раз, когда долетал до нее; шелест листьев, пение сотен птиц и отдаленный рокот волн на морском берегу — все это ласкало и убаюкивало ее, и если бы она могла позволить себе не думать, то целиком погрузилась бы в блаженство.

Но думать было необходимо — ведь ради этого она и очутилась здесь!

И когда она снова взглянула в телескоп и увидела неумолимое течение шрафа, частиц-Теней, ей показалось, что они уносят с собой счастье, жизнь, надежду… Она не понимала, что могло вызвать это движение.

Триста лет назад, сказали мулефа, — вот когда деревья начали хиреть. Скорее всего, Тени не знают границ между мирами; в таком случае похоже, что примерно то же самое случилось и в ее вселенной, и во всех остальных. Триста лет назад было основано Королевское общество — первое настоящее научное общество в ее мире. Тогда Ньютон совершил свои открытия в области оптики и гравитации.

А в Лирином мире триста лет назад кто-то изобрел алетиометр.

И тогда же в том странном мире, через который она проникла сюда, был изобретен чудесный нож.