Янтарный телескоп, стр. 49

— Но зачем же они уходят? — спросила Лира. — Если бы я была духом, я осталась бы в знакомых местах, а не побрела бы неизвестно куда, чтобы заблудиться.

— Они несчастливы здесь, — догадался Уилл. — Здесь они умерли. Поэтому здесь им страшно.

— Нет, их что-то влечет туда, — возразила дама. — Их гонит вперед какой-то инстинкт.

И в самом деле, теперь, когда их деревня скрылась из виду, духи двигались более целеустремленно. Небо потемнело, как перед сильной грозой, но никакого электричества в воздухе, как бывает перед грозой, не ощущалось. Духи упорно шли вперед. Перед ними лежала прямая дорога, а местность вокруг почти совсем уже лишилась деталей.

Время от времени кто-нибудь из них оглядывался на Уилла и Лиру или на яркую стрекозу с наездником — как бы с любопытством. Наконец самый старший сказал:

— Вы, вы, мальчик и девочка. Вы не мертвые. Вы не духи. Зачем вы идете с нами?

— Мы попали сюда по случайности, — сказала Лира, опередив Уилла. — Я не знаю, как это произошло. Мы хотели спастись от тех людей и как-то оказались здесь.

— Как вы поймете, что пришли куда надо? — спросил Уилл.

— Я полагаю, нам скажут, — уверенно ответил дух. — И, надо думать, отделят грешников от праведников. Теперь молиться незачем. Поздно молиться. Молиться надо было при жизни. Теперь бесполезно.

Ясно было, к какой группе он причисляет себя, и так же ясно, что, по его мнению, она не будет многочисленной. Остальные духи выслушали его обеспокоенно, но он был единственный у них вожатый, и они шли за ним не прекословя.

Шли, брели безмолвно под меркнувшим небом, которое вскоре стало тусклым, железно-серым и больше уже не темнело. Живые смотрели по сторонам, вверх, под ноги, в надежде увидеть что-нибудь яркое, веселое, но все было напрасно, пока впереди не показалась искорка, мчавшаяся по воздуху в их сторону. Это был кавалер Тиалис, и Салмакия с радостным возгласом пустила свою стрекозу ему навстречу.

Они поговорили и подлетели к детям.

— Впереди город, — сказал Тиалис. — Он похож на лагерь беженцев, но явно стоит там несколько веков, если не больше. И мне кажется, что за ним море или озеро, но оно закрыто туманом. Я слышал крики птиц. Туда стекаются люди со всех сторон, сотнями каждую минуту, люди, похожие на этих, — духи…

Духи тоже прислушивались к его словам, но без большого любопытства. Они как будто отупели, впали в оцепенение, и Лире хотелось встряхнуть их, расшевелить, чтобы они начали сопротивляться, искать выход.

— Уилл, как нам помочь этим людям? — сказала она.

Но ему ничего не приходило в голову, и они шли дальше. И вот на горизонте, слева и справа, стало угадываться какое-то движение, а впереди в стоячем воздухе вяло поднимался грязный дым, еще больше затемнявший унылое небо. А то, что двигалось вдалеке, оказалось толпами людей или духов: цепочками, парами, группами, по одному, все с пустыми руками, сотни, тысячи мужчин, женщин и детей плелись по равнине к источнику дыма.

Земля пошла под уклон и все больше и больше напоминала свалку. Воздух был тяжелым, задымленным и наполнялся новыми запахами: едких химикалий, гниющих растительных веществ, нечистот. И чем дальше, тем сильнее они становились. Ни клочка чистой земли кругом, а если что и росло местами, то вонючий бурьян и жесткая серая трава.

Впереди над водой стоял туман. Он возвышался как гора, сливаясь с угрюмым небом, и оттуда доносились крики птиц, как и описывал Тиалис.

Между кучами отбросов и туманом лежал первый город мертвых.

Глава девятнадцатая

Лира и её смерть

В ярость друг меня привёл —

Гнев излил я, гнев прошел.

Уильям Блейк (перевод С. Маршака)

Там и сям среди развалин горели костры. Город представлял собою беспорядочное нагромождение — ни улиц, ни площадей, ни одного открытого участка, если не считать мест, где обрушился дом. Над городом возвышалось несколько церквей и общественных зданий, но у них либо крыши были дырявые, либо стены в трещинах, а у одного от рухнувшего портика остались только колонны. Между остовами каменных домов теснились в беспорядке лачуги и хибарки, кое-как слепленные из старых стропил, сплющенных керосиновых бидонов, жестянок из-под печенья, рваных листов полиэтилена, обломков фанеры и древесно-стружечной плиты.

Духи, с которыми они пришли, теперь спешили к городу, и со всех сторон туда же тянулись другие, в таком множестве, что напоминали песчинки, устремившиеся в воронку песочных часов. Духи двигались сквозь этот безобразный лабиринт целеустремленно, как будто точно знали, куда идут; Лира и Уилл готовы были последовать за ними, но их остановили.

Открылась заплатанная дверь, оттуда появился человек и произнес:

— Подождите, подождите.

За дверью что-то тускло светилось, и лицо его было трудно разглядеть; но они поняли, что он не дух. Он был, как они, живой: худой человек, совершенно неопределенного возраста, в грязном потрепанном костюме; в руках он держал карандаш и пачку бумаг, скрепленную зубастым зажимом. А здание напоминало таможенный пост на редко посещаемой границе.

— Что это за место? — спросил Уилл. — И почему мы не можем пройти?

— Вы не мертвые, — устало объяснил человек. — Вам придется подождать в зоне ожидания. Идите по дороге налево и отдайте эти бумаги чиновнику у ворот.

— Извините, сэр, — сказала Лира, — можно Спросить у вас, как мы дошли сюда, если мы не мертвые? Ведь это мир мертвых, правда?

— Это преддверие мира мертвых. Иногда сюда попадают по ошибке живые, но, прежде чем следовать дальше, они должны побыть в зоне ожидания.

— Сколько времени побыть?

— Пока не умрут.

Уилл почувствовал головокружение. Он видел, что Лира готова затеять спор, и, чтобы предотвратить его, вмешался:

— Не объясните нам, что происходит потом? В смысле, духи, которые сюда пришли, они навсегда остаются в городе?

— Нет, нет, — сказал чиновник. — Это перевалочный порт. Дальше они следуют на судне.

— Куда? — спросил Уилл.

— Этого я не могу вам сказать, — ответил тот с кривой улыбкой. — Но прошу вас, пройдите. Вам надлежит быть в зоне ожидания.

Уилл взял у него бумаги, схватил Лиру под руку и повел прочь.

Теперь стрекозы летели вяло, и Тиалис объяснил, что они нуждаются в отдыхе; поэтому их посадили на рюкзак Уилла, а сами шпионы сели на плечи к Лире. Пантелеймон, принявший вид леопарда, посмотрел на них ревниво, но ничего не сказал. Они шли по дорожке, огибая жалкие хибары и лужи нечистот, и наблюдали за нескончаемым потоком духов, беспрепятственно входивших в город.

— Надо плыть вместе с остальными, — сказал Уилл. — Может, в зоне ожидания скажут, как нам устроиться на судно. Они вроде не злые и не вредные. Странно. А эти бумаги…

Это были просто листки, вырванные из блокнота, со случайными словами, написанными карандашом и зачеркнутыми. Здешние люди как будто играли в какую-то игру и только ждали, когда путники заспорят с ними или, наоборот, примут игру и засмеются. Однако выглядело все это серьезно.

Становилось все темнее и холоднее, и за временем трудно было уследить. Лире казалось, что они идут уже полчаса, а может быть, вдвое дольше; пейзаж оставался прежним. Наконец они подошли к деревянной хибарке, похожей на ту, где их остановили в первый раз. Над дверью висела на проводе слабая лампочка.

Навстречу им вышел человек, одетый примерно так же, как первый. В руке он держал кусок хлеба с маслом. Ни слова не говоря, он посмотрел их бумаги, кивнул, вернул бумаги и хотел уже уйти в дом, но Уилл спросил его:

— Извините, куда нам теперь?

— Идите, поищите, где остановиться, — без раздражения сказал тот. — Поспрашивайте. Все ждут, так же как вы.

Он ушел, закрыл за собой дверь от холода, а путники повернули к центру жалкого поселка, где дожидались своей очереди живые.

Он был очень похож на главный город: убогие лачуги, сто раз чиненные, залатанные кусками пластика или гофрированного железа, кособоко клонящиеся одна к другой над слякотными проулками. Кое-где между ними висели провода, дававшие слабенький ток одной или двум голым лампочкам. Но большей частью поселок освещался кострами. Их дымный, красноватый, неверный свет плясал на кучах строительного мусора, словно это были последки колоссального пожара, просто назло не желавшие гаснуть.