Чудесный нож, стр. 46

Еще секунда, и обезьяна проскочила бы сквозь окно, и это был бы конец; но Уилл по-прежнему держал в руке нож и, мгновенно вскинув его, полоснул раз, другой, третий по лицу обезьяны — или по тому месту, где оно находилось бы, если бы она не убрала его как раз вовремя. Это позволило Уиллу снова схватить края окна и крепко прижать их друг к другу.

Его собственный мир исчез, и он остался один под луной в парке Читтагацце, задыхающийся, дрожащий и страшно напуганный.

Но нужно было спасать Лиру. Уилл подбежал к первому окну, которое проделал под кустами, и выглянул в него. Темная листва лавра и падуба закрывала обзор, но он раздвинул ветки руками; теперь ему была хорошо видна освещенная луной сторона дома с разбитым окном кабинета.

У него на глазах из-за угла дома вынырнула золотая обезьяна — она неслась по траве скачками, как кошка, — а следом за ней выбежали сэр Чарльз и его гостья. В руке у сэра Чарльза был пистолет. Красота женщины потрясла Уилла — ее темные глаза искрились в сиянии луны, их взгляд гипнотизировал, стройная фигура была легка и изящна; но тут она щелкнула пальцами, обезьяна мгновенно остановилась и вспрыгнула к ней на руки, и он увидел, что эта очаровательная женщина и злобная обезьяна — одно существо.

Но где же Лира?

Взрослые озирались по сторонам; затем женщина опустила обезьяну наземь, и та принялась кружить по траве, словно вынюхивая следы. Все вокруг было объято тишиной. Если Лира успела добежать до кустов, она не могла шевельнуться, поскольку даже тихий шорох сразу выдал бы ее преследователям.

Послышался легкий щелчок: это сэр Чарльз снял пистолет с предохранителя. Он вгляделся в кусты — казалось, он смотрит прямо на Уилла, — но потом его взгляд скользнул дальше.

Затем оба взрослых повернулись налево, потому что обезьяна что-то услышала. Она молнией метнулась туда, где, должно быть, пряталась Лира, — вот-вот она ее найдет…

И тут на траву из кустов выпрыгнула полосатая кошка — и зашипела.

Обезьяна извернулась в воздухе на середине прыжка, словно от изумления, но и Уилл был изумлен не меньше ее. Обезьяна упала на все четыре лапы лицом к кошке, а та выгнула спину, подняв хвост трубой, и повернулась к противнику чуть боком, вызывающе шипя и фыркая.

И обезьяна прыгнула на нее. Кошка стала на дыбы, так быстро нанося удары лапами с острыми когтями, что за ней невозможно было уследить; и вдруг Лира очутилась рядом с Уиллом, вывалившись в окно между мирами вместе с Пантелеймоном. Кошка испускала громкие вопли. Завизжала и обезьяна, когда кошачьи когти разодрали ей лицо; повернувшись, она прыгнула на руки к миссис Колтер, а кошка стрелой кинулась в кусты и пропала.

Уилл и Лира уже были в Читтагацце, и Уилл снова нащупал в воздухе эти едва заметные кромки и быстро прижал их друг к другу, закрывая окно по всей длине, в то время как сквозь все уменьшающуюся щель до них доносился шорох веток и треск прутиков, ломающихся под ногами…

А потом осталась лишь дырочка величиной с ладонь Уилла, а потом закрылась и она, и весь мир погрузился в тишину. Уилл рухнул на колени в мокрой от росы траве и полез в карман за алетиометром.

— Держи, — сказал он Лире.

Она взяла его. Руки его ходили ходуном, и он еле запихнул нож обратно в ножны. Потом лег, дрожа всем телом, и закрыл глаза, купаясь в серебристых лунных лучах и чувствуя, как Лира распускает повязку и накладывает бинты заново мягкими, бережными движениями.

— Ах, Уилл, — слышал он ее слова, — спасибо тебе за то, что ты сделал, за все…

— Надеюсь, с кошкой все в порядке, — пробормотал он. — Она похожа на мою Мокси. Наверное, убежала домой. Снова вернулась в свой мир, и теперь с ней все будет хорошо.

— Знаешь, что я подумала? На секунду мне показалось, что это твой деймон. В любом случае, она вела себя так, как положено хорошему деймону. Мы спасли ее, а она спасла нас. Вставай, Уилл, не лежи на траве, она сырая. Тебе надо пойти и лечь в нормальную постель, а то схватишь простуду. Пошли вон в тот большой дом! Там наверняка найдутся кровати, еда и все такое. Давай я сделаю новую перевязку, сварю кофе, приготовлю омлет или что захочешь, а потом ляжем спать… Теперь, когда мы вернули алетиометр, нам нечего опасаться. Я помогу тебе найти отца, вот увидишь, и ничего больше не натворю, обещаю…

Она помогла ему подняться, и они медленно пошли по саду к огромному, белеющему под луной зданию.

Глава десятая

ШАМАН

Ли Скорсби высадился в устье Енисея и увидел, что в порту царит хаос: рыбаки пытались продать свой скудный улов рыбы неведомых пород заготовителям, а владельцы судов злились на то, что власти подняли цены на все подряд в связи с наводнением и наплывом в город охотников и добытчиков пушнины, лишившихся работы из-за оттепели в лесу и непредсказуемого поведения животных.

Ясно было, что по дороге в глубь материка не пробраться: даже в обычные времена эта дорога была не более чем расчищенной полосой промерзшей земли, а теперь, когда отступала даже вечная мерзлота, весь тракт покрылся непролазной грязью.

Поэтому Ли сдал аэростат и прочее оборудование на склад, истратил часть своих быстро убывающих сбережений на аренду катера с газолиновым мотором, купил несколько канистр с горючим и кое-какие припасы и отправился в путь по разлившейся реке. Сначала он продвигался медленно. Ему мешало не только быстрое течение, но и всякий мусор, плывущий навстречу. Здесь были ветки и целые деревья, утонувшие животные, а однажды Ли даже попался вздувшийся труп человека. Приходилось править очень внимательно и запускать маленький мотор на полную мощность, иначе катер попросту относило назад.

Аэронавт искал поселок, в котором жило племя Груммана. В этих поисках Ли мог полагаться только на свои воспоминания; с тех пор как он пролетал над этими краями, прошло уже несколько лет, но память у него была хорошая, и он почти без труда находил правильный курс среди быстро бегущих потоков, хотя берега кое-где уже скрылись под мутной коричневой водой. Потепление вызвало к жизни полчища насекомых, и из-за толкущейся в воздухе мошки все ориентиры казались размытыми. Спасаясь от гнуса, Ли натер лицо и руки противокомариной мазью и без перерыва курил вонючие сигары.

Что касается Эстер, то она терпеливо сидела на носу катера, прищурив глаза и уложив уши вдоль костистой спины. Он привык к ее молчанию, а она — к его. Они говорили друг с другом только по необходимости.

Утром третьего дня Ли повернул свое суденышко в устье ручья, сбегающего с гряды низких холмов — толстое снежное одеяло, которому полагалось укрывать их в это время года, прохудилось, и теперь там и сям на них виднелись бурые пятна. Скоро вдоль ручья потянулись заросли низкой сосны и ели, а еще через несколько километров Ли причалил к берегу рядом с большим круглым утесом величиной с дом.

— А ведь здесь была пристань, — обратился он к Эстер. — Помнишь, на Новой Земле нам рассказывал о ней тот старый охотник на тюленей? Должно быть, ушла под воду метра на два.

— Надеюсь, у местных хватило ума построить хижины повыше, — отозвалась она, спрыгивая на землю.

Не больше чем через полчаса Ли уже опустил рюкзак у порога деревянного дома, в котором жил местный вождь, и повернулся, чтобы поприветствовать небольшую толпу за своей спиной. Сделав жест, обозначающий дружеские намерения у всех северян, он положил к ногам винтовку.

Старый сибирский тартарин — его глаза почти совсем спрятались в складках морщин — положил рядом свой лук. Его деймон, росомаха, понюхал Эстер, которая в ответ стрельнула ухом, после чего вождь заговорил.

Ли ответил, и они перебрали с полдюжины языков, прежде чем найти понятный обоим.

— Приветствую тебя и твое племя, — сказал Ли. — У меня есть с собой немного табаку — это не слишком ценный подарок, но я почту за честь, если ты согласишься его принять.

Вождь кивнул в знак благодарности, и одна из его жен взяла кулек, вынутый аэронавтом из рюкзака.