Избранное. Том 1, стр. 7

Вера улыбнулась: «Конечно! Это же остров Ниггер!»

Она вновь села возле окна, выходящего на море.

Какое море большое!

Отсюда нигде не видно суши — только огромное пространство, заполненное синей водой, покрытой мелкой рябью, переливающейся всеми огнями в последних лучах вечернего солнца.

Море… оно сегодня такое мирное… но иногда бывает таким жестоким…

Море, которое затаскивает вас в свои глубины. Утонул… найден утонувшим… утонул в море… утонул… утонул… утонул…

Нет. Она не должна вспоминать… она не должна об этом думать! Все кончено…

Доктор Армстронг приехал на остров Ниггер, когда солнце уже опускалось в море. Во время переправы он поговорил с лодочником — тот был местным. Ему хотелось разузнать хоть немного о владельцах острова Ниггер, но Нарракотт, похоже, или был совершенно неправильно информирован, или вообще не хотел ничего рассказывать.

Так что доктору Армстронгу пришлось поболтать насчет погоды и клева. Он устал после долгой езды. Болели глазные яблоки. Ведь он держал путь на запад, и солнце било ему в глаза. Да, он очень устал. Море и полный покой — вот что ему было нужно. Как бы он хотел, право, отправиться на длительный отдых. Но он не мог себе этого позволить. Нет, в финансовом отношении, конечно, мог, но нельзя было выпадать из поля зрения. Теперь быстро забывают. Нет, чтобы не упустить того, чего добился, надо, как говорится, всегда держать нос возле точила, работать без устали.

Он подумал: «И все-таки сегодня вечером я пофантазирую, что никогда не вернусь назад, что я покончил с Лондоном и Хэрли-стрит и всем остальным».

В острове было что-то магическое — само название вызывало самые разные фантазии. При виде его терялась связь с миром — остров сам по себе был целым миром. Быть может, миром, обратного пути из которого нет. Он подумал: «Я оставляю позади обычную жизнь».

И, улыбаясь сам себе, начал строить планы, фантастические планы на будущее. Он все еще улыбался, когда поднимался по вырезанным в скале ступенькам.

На террасе на стуле сидел старый джентльмен, и он показался доктору Армстронгу чем-то знакомым. Где он видел это лягушачье лицо, черепашью шею, сгорбленную фигуру, да и эти бледные проницательные маленькие глаза? Ну, конечно, старый Уогрейв. Он однажды давал передним показания. Всегда старик казался полусонным, но не было никого проницательней его, когда речь заходила о законе. Он обладал огромной властью над присяжными — говорили, что он мог в любой день недели заставить их принять решение, каковое сам считал правильным. Раза два он добился от них обвинительного вердикта, когда никто о нем и не помышлял. Некоторые называли его вешающим судьей.

Забавное место для встречи с ним… здесь… вдали от всего мира.

Господин судья Уогрейв подумал про себя: «Армстронг? Помню его на месте свидетелей. Очень аккуратный и осторожный. Все доктора — чертовы идиоты. А те, что с Хэрли-стрит, хуже всех». И он с ядовитой злостью вспомнил беседу с учтивым типом с той самой улицы.

Вслух он прохрюкал:

— Выпивка в холле.

Доктор Армстронг сказал:

— Я должен выказать свое почтение хозяину и хозяйке.

Господин судья Уогрейв вновь закрыл глаза, стал решительно похож на рептилию и сказал:

— У вас ничего не выйдет.

Доктор Армстронг был поражен.

— Почему?

Судья ответил?

— Нет ни хозяина, ни хозяйки. Очень странное положение вещей. Не понимаю я этого места.

Доктор Армстронг минуту-другую таращил на него глаза. Когда он подумал, что старый джентльмен заснул, Уогрейв неожиданно сказал:

— Вы знаете Констанс Калмингтон?

— Э… нет. Боюсь, что нет.

— Не имеет значения, — заявил судья. — Очень рассеянная женщина… и почерк у нее невероятно неразборчивый. Я начинаю подумывать, что приехал не туда.

Доктор Армстронг покачал головой и направился к дому.

Господин судья Уогрейв поразмышлял немного насчет Констанс Калмингтон. Ненадежна, впрочем, как и все женщины.

Его мысли вернулись к двум женщинам в доме — старой деве со сжатыми губами и девушке. Девушка ему совсем не понравилась — хладнокровная молодая потаскуха. Нет, тут три женщины, если считать жену Роджерса. Странное создание, по ее виду кажется, что она перепугана до смерти. Респектабельная пара и дело свое знает.

В эту самую минуту на террасу вышел Роджерс, и судья его спросил:

— Вы не знаете, ожидается ли прибытие леди Констанс Калмингтон?

Роджерс уставился на него.

— Нет, сэр, насколько мне известно.

Брови судьи попозли вверх. Но он только хрюкнул. Он подумал: «Остров Ниггер, а? Как говорится, в этой охапке дров есть ниггер» [16]

Энтони Марстон лежал в ванной. Он нежился в дымящейся воде. Его конечности сводили судороги после долгой езды. Очень мало мыслей пробегало в его голове. Энтони был человеком ощущений… и действия. Он подумал: «Наверное, потерпеть», и за сим выбросил из головы все.

«Теплая дымящаяся вода… усталые конечности… вскоре бритье… коктейль… обед.

А потом?..»

Генерал Макартур хмурился.

Черт подери, все так дьявольски странно! Совсем не то, что он ожидал…

Как говорится, хоть за две булавки он был готов придумать предлог и удрать, отказаться от всей затеи…

Но моторная лодка вернулась на материк.

Так что ему придется остаться.

Вот этот Ломбард, странный какой-то парень. Не искренний. Он мог поклясться, что он не был искренен.

Когда прозвучал гонг, Филип Ломбард вышел из своей комнаты и направился к верхней лестничной площадке. Он двигался, как пантера — гладко и бесшумно. В нем вообще было что-то от пантеры. Хищник, приятный для глаз.

Он улыбался сам себе.

Неделя… а?

Он получит истинное наслаждение от этой недели.

Эмили Брент в своей спальне, одетая в черный шелк и готовая для обеда, читала свою Библию.

Ее губы шевелились:

Ее губы плотно сжались. Она закрыла Библию.

Поднявшись, она пришпилила к воротнику брошь из дымчатого топаза и спустилась к обеду.

Глава третья

Обед подходил к концу.

Еда была хороша, вино чудесно. Роджерс прислуживал великолепно. Настроение поднялось у всех. Гости начали разговаривать друг с другом более свободно и дружелюбно.

Господин судья Уогрейв, разомлев благодаря прекрасному портвейну, принялся язвительно шутить. Доктор Армстронг и Тони Марстон его слушали. Мисс Брент болтала с генералом Макартуром — у них, оказывается, были какие-то общие друзья. Вера Клэйторн задавала мистеру Дэйвису умные вопросы насчет Южной Африки. Мистер Дэйвис красноречиво отвечал. Ломбард слушал их разговор. Разили два он быстро поднимал голову, и его глаза сощуривались. Время от времени он оглядывал стол, изучая остальных. Неожиданно Энтони Марстон заметил:

— Странные штучки, а?

В центре круглого стола на круглой стеклянной подставке расположилось несколько фарфоровых фигурок.

— Ниггеры, — сказал Тони. — Остров Ниггер. Наверное, такая была идея.

Вера наклонилась вперед.

— Интересно. Сколько их здесь? Десять?

И воскликнула:

— Как забавно! Они же 10 негритят из детской считалочки. В моей комнате она висит над камином в рамке.

Ломбард сказал:

— И в моей тоже.

— И в моей.

— И в моей.

Голоса гостей соединились в хор. Вера заметила:

— Что за забавная идея, а?

Господин судья Уогрейв хрюкнул: «Невероятное ребячество», — и угостился портвейном.