Исповедь Дракулы, стр. 35

Божественный глас звучал во мне, он пронизывал весь мир, он исходил отовсюду. Повинуясь воле Господа, я подошел к божественному мечу, взял за рукоять и попытался выдернуть из рыхлой, рассыпавшейся в прах земли. Попытался, но не смог. Святой меч оставался на своем месте, даже не шелохнулся. В душе всколыхнулись отчаянье и злость. Я должен был взять этот меч, но оказался слишком слаб, слишком ничтожен для великой миссии.

– Господи, что мне делать? Как поднять этот меч?!

Сияние померкло, божественное видение исчезло, однако свет остался в сердце, а вместе с ним и понимание сути явившегося мне откровения. Я не смог поднять карающий меч не потому, что это был чужой жребий, нет – Господь избрал меня, своего грешного раба, но для исполнения его священной воли мне следовало пройти весь путь до вершины власти, объединить вокруг себя множество людей и лишь затем повести их на великую битву.

1454 год

Дубовые двери надежно заглушали звуки. Я не слышал стонов Лидии, но тишина и видимость спокойствия вгоняли в незаметную для постороннего глаза панику, когда под маской равнодушия сердце заходилось от дурных предчувствий. Память перенесла в детство, в тот роковой день, когда рожала мать Раду. Все мы, трое сыновей Влада Дракула – Мирча, я и Раду с нетерпением дожидались того дня, когда у нас появится маленький братишка или сестренка. Да только вместо новой жизни пришла смерть, забравшая и малышку, и саму Анну. Тогда я почувствовал себя сиротой. Эта женщина не была мне родной матерью, но она любила нас с Мирчей так же, как своего сына. Та безвременная смерть стала первой осознанной утратой в моей жизни. А ныне я боялся потерять Лидию.

Вспотевшая ладонь все сильнее сжимала кольцо, – мой первый подарок любимой женщине. Теперь, когда над ее жизнью нависла угроза, я горько сожалел о том, что уделял Лидии слишком мало внимания, не дарил красивых безделушек, не говорил ласковых слов… Ребенок, зачатый в первую ночь любви, по роковому стечению обстоятельств оказавшуюся ночью гибели Константинополя, мальчик, который должен был стать моим первенцем, так и не появился на свет. Вина за это несчастье частично лежала и на мне. После явившегося под Сучавой божественного видения я много времени стал проводить в разъездах, стремясь заручиться поддержкой влиятельных господ, и почти не обращал внимания на Лидию. О свадьбе речь больше не заходила. Бедняжка тяжело переживала происходящее, но у меня не нашлось даже мгновения, чтобы утешить ее. Я так был занят политикой, что даже не заметил беременности любимой женщины. Это мне стало известно лишь в начале осени пятьдесят третьего после того, как она потеряла ребенка. С той поры минул год, Лидия вновь забеременела, и вот пришел срок, когда на свет должен был появиться мой наследник.

По дому сновали незнакомые женщины – повитухи, знахарки. Их лица были озабочены и строги, – роды затянулись, над жизнью Лидии нависла опасность. За окном тихо кружились снежинки. Они напоминали белые цветы, что стали брачным ложем в ту первую, изменившую наши жизни ночь… Заснеженный двор за окном, пробежавшая по первому снегу собачонка… Покой, тишина. Мир жил обычной жизнью, и никому не было дела до того, что где-то страдала и боролась за свою жизнь и за жизнь ребенка женщина. Снежинки завораживали, околдовывали, навевали странное оцепенение, и я не сразу понял, что это обращаются ко мне, сообщая важную новость.

– …мальчик… сын родился.

– А Лидия, что с ней?

Но слова произносились слишком медленно, а я торопился, хотел увидеть все сам и потому, отстранив женщину, побежал в комнату, где лежала молодая мать. Лицо Лидии было измученным, но счастливым. Я шагнул к ней, она слабым жестом, чуть приподняв руку, указала в сторону. Откуда-то вышла повитуха, державшая в руках крошечный сверток.

– Это наш сын, Влад, твой и мой… – донесся слабый, как шорох листвы голос Лидии.

Я смотрел на существо с красным сморщенным личиком и не мог разобраться в чувствах, овладевших мною. Удивление? Ощущение нереальности? Не знаю… Это был мой сын, продолжение моего рода, плоть от плоти моей, человек, который должен был, спустя годы, унаследовать трон воеводы Басараба. Сверток, принятый из рук повитухи, был почти невесомым, но я боялся уронить его, почувствовав себя неловким и неуклюжим.

Какая судьба ждала этого ребенка? Я вглядывался в лицо мальчика, силясь представить его будущее. Во многом оно зависело от меня. Я должен был защитить своего малыша, как и других валашских детей, дать им надежду на завтрашний день. Мой долг и священная обязанность состояли в том, чтобы каждая мать, нянчившая сына, была уверена – ее ребенка не заберут силой в Турцию, чтобы она знала – у малыша есть право на жизнь, и он не погибнет в кровавой резне очередного османского набега. Земля истекала кровью, страдания были невыносимы, у власти стояли люди, заботившиеся только о своих корыстных интересах, люди без веры и совести. Я должен был изменить этот мир, сделать его лучше, справедливее…

– Влад, о чем ты думаешь?

– О нашем сыне.

– Я тоже думаю о нем, нам надо поговорить.

Малыша забрала повитуха, нас оставили одних. Я сел на край кровати, взял ослабевшую руку Лидии. Она слабо улыбнулась, но глаза ее были печальными и чужими.

– Влад, я ни о чем не жалею, я сама избрала свою судьбу и счастлива, что связала ее с тобой. Мне все равно, что подумают обо мне люди, но теперь на Земле есть он – твой сын, наследник. О нем скажут, что князь прижил его с какой-то девкой, ему будет намного труднее достичь власти, нежели законному сыну воеводы.

Каждое слово было кинжалом, входящим в живую плоть. Каждое слово Лидии звучало приговором человеку, не выполнившему свое обещание. Она говорила о том, о чем думал и я сам, – у мальчика, которому я пока не дал имя, должна была сложиться нормальная жизнь.

– Лидия, ты мне жена перед Богом, я не забыл своих обещаний. Наш брак благословит церковь, дай мне еще немного времени, чтобы решить все проблемы.

– Я так этого жду. Бог должен скрепить наш союз, иначе он не кончится добром. Нельзя жить во грехе, Влад. Иногда мне становится так страшно, и я чувствую, что дьявол ходит где-то рядом. Он следит за нами и смеется. Святой крест спасет нас, это очень, очень важно, ведь теперь нас трое…

– Послушай меня, Лидия. Просто так власть никому не достается. Ее надо завоевывать, а это сложно. Я знаю, что ты сильно переживала, когда сразу после того… – я помедлил, подбирая слова, – после того, как мы стали мужем и женой, мне пришлось уехать. Я покинул тебя не потому, что разочаровался, просто… Политика не женское дело, Лидия. Женская доля – ждать, верить, любить… Никогда не забуду, что во время той моей поездки ты потеряла ребенка. Поверь, для меня это такая же душевная рана, как и для тебя. И хороший урок. Я отложил все дела, остался здесь, дожидаясь рождения малыша. Слава Богу, все страшное уже позади! Теперь, когда ты разрешилась от бремени, мне снова придется много ездить, возможно, нам предстоит длительная разлука, мы расстанемся на несколько месяцев или даже больше. Но ты должна ждать, ждать и верить. Я вернусь к тебе князем Валахии, и тогда ты станешь моей законной женой, княгиней, а наш сын – наследником престола. Так и будет. Все сокровища мира должны были бы лежать у твоих ног, но пока прими в дар это кольцо, Лидия. Пусть оно станет залогом счастливого будущего, нашей новой, не омраченной обидами жизни. Пока я буду в отъезде, пусть это колечко присматривает за тобой, моя княгиня, и защищает от душевной хандры. Дай-ка твою руку… Чувствуешь, какое кольцо горячее? Я все время сжимал его в ладони и молился за тебя.

Кольцо оказалось великоватым и едва не соскользнуло с изящной нежной ручки. Лидия печально улыбнулась:

– Спасибо. Все равно жаль, что ты уезжаешь. У тебя такие красивые глаза, Влад… Не видеть их долго – трудное испытание. Но я буду смотреть на нашего сына и угадывать в его лице твои черты. Ты дал мне столько счастья, Влад! Почему же мне так страшно, почему хочется плакать?