Шесть секунд до взрыва, стр. 56

За непродолжительный срок пребывания на чеченской земле я сотворил немало деяний, за которые многие обитатели Ичкерии с удовольствием погладили бы меня по голове. При одном условии: чтобы эта голова торчала бы на колу где-нибудь на территории одной из многочисленных баз ичкерских «непримиримых».

Я самонадеянный олух, осел, дегенерат и еще что-то в том же духе: расслабился и глубокомысленно сделал вывод, что меня здесь никто не узнает, потому что, дескать, сменил имидж, залез под хорошую «крышу» и вообще…

Доктор Али, упокой, Аллах, его грешную душу, меня узнал практически с ходу, хотя видел до этого всего один раз, и в тот раз я не сделал ему ничего плохого, напротив, вручил заблудшего психа. Уже одно лишь это обстоятельство должно было насторожить меня и заставить сделать соответствующие выводы.

Ну какого, спрашивается, рожна я полез через Старый Мачкой?! Болван самонадеянный!

– П…ец, приехали! – сообщил я Тэду, увидев, что рыжий вылез из «Нивы» и направился к нам, завороженно всматриваясь в мое лицо.

По мере приближения рыжего к нашей машине в глазах его все отчетливее проступала мстительная, всепоглощающая радость. Казалось, еще чуть-чуть, и он надуется этой радостью, как воздушный шар, взовьется вверх и лопнет с оглушительным треском.

– Почему «писстетс»? – рассеянно поинтересовался Тэд, близоруко рассматривая восьмерых мужиков с автоматами, выбравшихся из двух «Нив» и вслед за рыжим направляющихся в нашу сторону. – Ты что, знаешь этих людей?

– Уффффф… Это не люди, – обреченно выдохнул я. – Это «духи». Всех их я не знаю, только одного – вот того, который рыжий. Но мне почему-то кажется, что этого будет вполне достаточно…

Рыжий приблизился к машине вплотную, некоторое время безмолвно сверлил меня жгучим взглядом, затем ухватил левый рукав моей рубашки и резко дернул его, обрывая пуговицу. Рукав расползся пополам, обнажая здоровенный рубец на предплечье – след пулевого ранения. Охнув, как женщина в момент первого мужского проникновения, рыжий отшатнулся назад, упал на колени и, вздев руки к небу, набожно заорал дурным голосом…

Выше я обмолвился, что как-то пробовал противоборствовать чеченскому коварству отнюдь не самым цивилизованным способом. И это у меня получилось довольно сносно. Да, еще я обмолвился, что, возможно, как-нибудь пожалею об этом…

Дело было в ноябре прошлого года, примерно в этом же районе – неподалеку от Старого Мачкоя. Я со своими пацанами, как обычно, пас гипотетический караван с минами, который, по прогнозам аналитиков, непременно должен был просочиться где-то здесь, в направлении Мачкой-Артана.

Погода стояла мерзопакостнейшая – непрерывно моросил мелкий нудный дождь, периодически трансформирующийся во взвесь киселеподобного тягучего тумана. Такова уж середина ноября в Чечне. Было холодно – ночью температура опускалась до пяти градусов мороза, и мелкие лужи промерзали до дна.

Мы оборудовали лежку на заброшенной ферме, расположенной в небольшой балочке. Устроились вполне сносно: под задницей доски, с боков стены, потолок местами целый, практически не дует – можно палить костерок, греться, пить кипяток… Короче – кайф, не засада.

Из балочки вести наблюдение было весьма проблематично, а потому я выставил два парных поста на двух пригорках рядом с балкой – как раз на четыре сектора, с круговым визуальным охватом прилегающей территории.

Село располагалось в четырех километрах от нашей лежки, а за ним, в северо-западном секторе, мирно накапливал подкожный жир отряд полевого командира Зелимхана Ахсалтакова – оттуда и ожидался караван.

Более во всей округе опасности не прослеживалось, так что на пригорок с юго-восточной стороны можно было пост не выставлять. Однако привычка – вторая натура, положено иметь стопроцентный визуальный охват – значит, так и будет.

Возможно, именно непрекращающийся мелкий дождь, навевавший своим монотонным падением чувство умиротворения, да кажущееся ощущение безопасности сыграли со мной злую шутку.

Со мной в рейде участвовали 12 человек. Все они были юными, немного легкомысленными и, вдобавок ко всему, неделю назад получили месячную зарплату, которую именно сейчас им приспичило потратить.

– Товарищ старший лейтенант… Разрешите на соседнюю ферму смотаться – продуктов купить? – высунулся великовозрастный ребенок, сержант Желудок. – Жрать охота – мочи нет…

Ладно, черт бы с ними. Ну приспичило пожрать – велика ли беда? Обычно на такие вот провокации я отвечаю категорическим отказом.

Но в тот раз я посмотрел в проем выбитого окна на моросящий дождик, представил себе, как заманчиво бы смотрелись сейчас поджаренные на сливочном масле свежие яйца, и решил дать «добро». В нашем тылу располагается застава 47-го полка, до которой километра четыре, а соседняя ферма хорошо просматривается с заставы. На ферме по зимнему времени проживают лишь старики чеченцы, дед с бабкой, которые ни с кем не общаются. Так что никакой опасности для засады не представляют. Старики почти что свои – пацаны с заставы постоянно покупают на этой ферме молоко и сыр. а иногда дед и так дает, без денег. Почему бы и нет?

– На, держи, – я достал из кармана полтинник и протянул сержанту. – В общий котел…

Отметив, как загорелись глазенки у моих обжор, я хмыкнул и окончательно укрепился в правильности данного отступления от нормы.

– Ухо, станцию оставь, – скомандовал я запасному радисту. – Пойдешь с сержантом. Возьмите три красные ракеты – если что, хоть одну пустите. Смотрите, чтобы наши с заставы не подстрелили! Так, так… Время. – я посмотрел на часы. Это ведь сказать легко – смотаться – пять километров по вязкой грязи, с ведением непрерывного наблюдения во все стороны. Это вам не перед сном по аллейке прогуляться!

Сорок минут туда, сорок обратно, десять – там. Итого – полтора часа. Если не прибываете через полтора часа, считаю вас дезертирами. Вперед! – Таким вот образом я напутствовал обоих бойцов. Едва дослушав до конца, они с завидным проворством ломанулись вверх по осклизлому склону балочки и через минуту исчезли из поля зрения…