Перехлестье, стр. 43

Оглушенный, растерянный, Глен исчез, а маг прикрыл глаза, продолжая ждать появления жены.

* * *

— Ну что, отыскал свою беглянку? — дед Сукрам нагнал дэйна на обратном пути в город.

Палач магов мрачно кивнул. Рассказывать попутчику о встрече с Повитухой, применившей против него запретную волшбу, ему не хотелось, но как отделить одно от другого?

— Нашел, — в итоге ответил он и коротко поведал о том, что раскрыла ему память дома, а после замолчал, размышляя на неприятную для себя тему. О встрече Грехобора и Повитухи. Насколько он помнил эту особу, она переворошит весь город, но мага найдет. И как же он устал держать этих двоих на расстоянии друг от друга!

— …с тобой.

Мужчина очнулся, понимая, что, погрузившись в невеселые думы, прослушал длинную речь старого торговца. Обидится дед.

— Так ты не против? — тем временем спросил попутчик.

— Нет, — коротко ответил дэйн, так и не поняв, на что именно соглашается.

— Вот и ладненько! А то разговоров об этой стряпухе — аж уши вянут. Да и интересно, как девка на новом месте?то устроилась. Сразу в харчевню поедем иль тебе еще куда надо? — обрадовался Сукрам.

Палач магов лишь вздохнул, смиренно принимая наказание судьбы — теперь за собственную рассеянность придется ему сопровождать болтливого старика в «Кабаний Пятак», куда дэйн, по чести говоря, не особо стремился попасть. Потому что был абсолютно уверен, что непременно столкнется там с Повитухой. А столкнувшись, по закону будет обязан ее покарать. На глазах Грехобора. Снова. И если маг и в этот раз сойдет с ума от злости, харчевня Багоя простоит недолго.

…Повитуха, конечно же, оказалась в таверне. И, конечно же, она сидела за тем самым столом, где обычно устраивался Грехобор. Девушка угрюмо следила за перемещениями Василисы, которая ее свирепо не замечала. Вот совсем.

Это было чем?то новым. Неужто отчаянная стряпуха не побоялась магессы? Хотя… Грехобора ведь она тоже не испугалась. Дэйн прищурился. Интересно, что тут произошло за время его отсутствия, и почему Повитуха сидит одна? Может, стоит подождать со справедливой карой? Внутреннее чутье подсказывало — именно сейчас с Василисой нужно подружиться — ее поддержка и задор окажутся весьма и весьма кстати.

— Прости меня.

Васька чуть не налетела на мужчину, внезапно возникшего у нее на пути.

— Ты… — начала было она, тыча пальцем ему в грудь, словно намереваясь расстрелять или хотя бы проковырять ногтем. — Ты…

— Прости, — и дэйн обезоруживающе улыбнулся. — Когда дело касается Грехобора, я… плохо собой владею.

Девушка смерила его изучающим взглядом и сварливо поинтересовалась:

— Думаешь, вот так просто, да? Сказал «прости» — и все?

— Не все? — он вздохнул. — Ну… могу седмицу провести без сладкого. Это будет достаточно сурово. Что скажешь?

Лиска покачала головой. Чего уж греха таить — обижаться подолгу она не умела, да и не любила. Это ж сколько сил душевных надо потратить на то, чтобы подогревать в себе злобу? Да тьфу на них! Есть дела поинтереснее.

— Иди уже, садись, — махнула она рукой. — Пирогом накормлю с капустой. Раз уж без сладкого остался.

Дэйн усмехнулся, подсаживаясь к Сукраму.

— Добрая девка, — заметил дед. — За что ты прощения?то просил?

— За глупость, — ответил палач магов, которому теперь все произошедшее между Грехобором и Василисой представилось в несколько ином свете. — Она магу невестой стала. О том и повздорили.

— Да ты сам хотел засватать никак? — догадался прозорливый торговец.

— Хотел. Теперь уж поздно.

— Значит, не твоя она, — утешил дед. — Твоя бы другого не выбрала.

Старик, конечно, заметил тень, пробежавшую по лицу мужчины, но не стал ударяться в расспросы. Зачем?

— Наверное, — согласился дэйн. — Хотя… невеста — не жена. Невеста вполне может на другого смотреть, да и жених тоже. Это ведь, если поженятся…

— Что? — Василиса, подошедшая с подносом, выхватила последнюю фразу разговора и заинтересовалась. — Что — «если поженятся»?

Палач магов хотел было сказать, мол, сама не знаешь? А потом вспомнил… не отсюда девка.

— Семьи разные бывают, — пододвигая к себе тарелку с лакомством, произнес он. — Кольца в Чаше Откровений хватает смелости брать не у всех. Многие обходятся без них. Боятся смерти, но и одни оставаться не хотят. Поэтому следуют не воле богов, а обычной приязни. То есть не ищут нареченных, а живут с теми, кого сочтут достойными.

— Нареченный?то ведь и умереть мог, а счастья всем хочется, — поддакнул дед Сукрам, улыбаясь Василисе.

Та присела на лавку, с любопытством внимая.

— Семей без колец много. Но жизнь их всегда одинакова — привязанность вроде бы есть, но ссоры и измены — тоже. Другое дело — нареченные, соединенные богами. Кольца оберегают их семью. Жена не посмотрит на другого, муж не заглядится на другую.

— Что так? — недоверчиво удивилась Василиса. — Изменить что ли… не получится?

Девушка вспомнила рассказ Зарии о том, что боги оберегают женщин и мужчина не может… Ха-а-а…

— Так не захочет, — в этот миг развеял ее не совсем приличные подозрения старик. — Не нужен никто ему кроме жены. Так?то…

— Хм-м-м… — глубокомысленно промычала Василиса, потирая подбородок. — И… магов это тоже касается?

Дэйн хмыкнул. Сукрам спрятал усмешку в бороду.

— Всех касается, девочка, — ответил за дэйна дед. — Иначе что ж это за воля богов, ежели ее кто угодно нарушить может?

— Хм… — опять изрекла Лиска и на всякий случай уточнила: — То есть, если какая?то драная коза посмотрит на моего мужа, мне бояться за его благоразумие нечего?

Дэйн подавился пирогом и закашлялся.

— Ни боже мой! — успокоил стряпуху торговец и, похлопав сотрапезника по спине, продолжил: — Дальше взглядов дело не пойдет. Да и то… взгляды эти сластолюбия будут лишены. Как есть говорю. Хотя… тут еще все ж таки помнить надо, что иные козы пытаются другой раз извести жен.

— Хм…

Василиса просияла и поднялась. На губах ее цвела улыбка. Очень медоточивая. Слишком. И вот, распространяя вокруг волны чудовищного обаяния и жуткой радости, стряпуха направилась прямиком к одиноко сидящей Повитухе.

Зария и волки в овечьих шкурах

Он вернулся! Вернулся!

От понимания этой потрясающей, невероятной, восхитительной истины на лице то и дело расцветала блаженно-счастливая улыбка. Даже искалеченная нога почти не тревожила. Казалось, вот-вот оттолкнешься от пола и взлетишь! Надо же, как быстро привыкаешь к хорошему…

Зария все реже робела, все меньше и меньше боялась. Она уже не стеснялась разговаривать, даже задавать вопросы и иногда возражать! Пока еще не совсем уверенно, но все же… Она не просто говорила, ее слушали!

А пару дней назад, когда незаметная колченогая чернушка собирала со столов опустевшие миски и кружки, один из посетителей ей улыбнулся и поблагодарил. На нее больше не смотрели с отвращением. Из взглядов людей пропадала брезгливость, не появлялась в них и злоба.

Девушка покачала головой. Надо же, как все изменилось. Багой не позволил ей вернуться в дом, где она раньше жила, сказав в своей обычной грубоватой манере:

— Нечего шляться туда-сюда. Вас, дур, только выпусти за порог, мигом учудите чего?нибудь. Разбирайся потом. Тут живи.

И хотя было непонятно, в чем он разбирался, и что именно могла учудить Зария, бродившая, словно тень, несчастной стало будто бы теплее от этой неуклюжей заботы.

Правда, корчмарь нет-нет, да бухтел о том, что «девки эти проклятые кого угодно разорят, оставят в одних подштанниках по миру бродить с протянутой рукой». Однако бродить в подштанниках, собирая милостыню, прижимистому харчевнику явно не грозило. И Зария это понимала, однако понимала и то, что, не будь Багой человеком добросердечным (пускай и сварливым), он не оставил бы ее жить при «Кабаньем Пятаке» даже в том случае, если бы купался в барышах.