Рыцари Серебряного Щита, стр. 6

Твардовский простёр руки, семь раз хлопнул в ладоши, трижды зажмурил глаза и торжественным тоном начал заклинать:

— Хакодосе, Веолим, Камерон, Орель, Омогель.

— Он говорит — «гоголь-моголь», — шепнула Крист-я. — Наверно, не ужинал, бедняга.

— Омогель, Турмило, Трамоеды… — продолжал грозно волшебник.

Со стороны леса прилетел лёгкий игривый ветерок. Вздрогнули воткнутые в песок листья папоротника и тихонько зашумели. Деревянный корабль снялся с якоря и отчалил. Прощально загудела сирена. Андрейка прищурился, подал руку негритёнку, и они вместе поплыли на сделанной из коры лодке, над которой, как настоящий парус, развевалось большое индюшачье перо. Негритёнок, свесив за борт правую ногу, ловил ею рыбок из марципана, пирожные с кремом и мятные конфеты, от которых во рту делается зима. Они держали курс к берегу, поросшему гигантскими папоротниками, среди которых пасутся жуки, большие-пребольшие и послушные, как коровы…

Когда Твардовский кончил своё заклинание, кругом сделалось снова как-то холодно и неуютно. Впрочем, так всегда бывает в компании, если кто-нибудь начинает щеголять иностранными словечками, а другие только делают вид, что понимают их.

— Кда пан врщается на Лну? — спросила Кристя, тайно мечтая о том, чтобы поскорее кончилась вся эта забава и они опять остались бы одни.

— Когда я возвращаюсь на Луну? — Благодаря своим дьявольским чарам Твардовский отгадал вопрос, но, вместо того чтобы ответить на него, нагнулся, делая вид, будто что-то ищет. «Сказать им правду? — лихорадочно соображал он. — Хоть они и дети, но, кажется, не дураки: не доверяют чарам, задают всякие вопросы, умеют зажигать огонь и говорили о каком-то очень быстром экипаже, мотоциклом именуемым… Нет, лучше всё-таки не говорить: люди предпочитают чудеса науке. Они высмеяли бы меня так же, как тогда, когда, вернувшись из испанского университета в Саламанке, я взялся за дело…»

Тень от надетой набекрень шапки скрывала лицо чародея, и дети не видели выражения его глаз. Когда минуту спустя он выпрямился, рот его расплылся в широкой улыбке; он протянул детям три длинные былинки, усыпанные бриллиантовыми каплями росы.

— Какие красивые! — воскликнули девочки и тут же воткнули былинки с бриллиантами себе в волосы.

Здись ничего не сказал. Он сунул травинку в карман, а мокрую руку вытер о брюки.

Твардовский не заметил этого, потому что, наклонив голову, говорил:

— Благодаря вам я смог сегодня вернуться в Польшу. В знак сердечной признательности я дарю вам свою дружбу на вечные времена. Чтобы отметить столь счастливый день, приглашаю ясновельможных пани и панов на Великий Пир в мой Замок.

— На пир? А будут там пирожные с розовым кремом? — спросила Данка.

— И там будет играть оркестр, и петь будут? — осведомилась Кристя.

— И можно будет печь картофель в золе? — добавил Здись.

— Всё будет! Всё, о чём вы спрашиваете, и, кроме того, ещё немало сюрпризов, — подтвердил чернокнижник.

— Ну, тогда идём! — согласились все трое и двинулись к калитке вслед за паном Твардовским.

Однако, когда подошли к забору, Здись вернулся, чтобы спустить Азора с цепи, а потом оба быстро нагнали девочек.

ГЛАВА IV,

в которой музицируют Кузнечики, много говорится о чертях, скрещиваются клинки и, благодаря этому, открывается тайна Тройного Клада

Скрипнула калитка — и ребята очутились на дорожке, ведущей из леса к озеру. Липа отбрасывала на неё чёрную неподвижную тень. Колодец с воротом и откинутой крышкой походил на большую жабу, притаившуюся в траве. От грядок веяло ароматом ночных фиалок.

Твардовский шагал по дорожке, плавно сбегающей вниз. Ребята шли за ним и удивлялись, что не узнают сейчас дороги, по которой они десятки раз бегали к озеру. Ночь превратила обыкновенные кусты в страшные чудовища, деревья — в огромные пирамиды, а изгородь, сколоченная из обструганных жердей, выползала из темени треххвостым змеем.

Все вздрогнули, когда в лесной сторожке залаял пёс. Азор заворчал, юркнул в кусты — и был таков. Ребята под босыми ногами почувствовали вдруг песок.

— Куда он нас ведёт? — шепнул девочкам Здись. — Может быть, это какой-нибудь Злой Дух, который хочет нас утопить? Никакого Замка здесь нет. Сейчас будет лесок, где мы рыжики собирали, а потом, за ольшаником, — озеро…

Из тенистой аллеи между изгородями они вышли на лужайку, влажную от росы, окроплённую лунным светом. Тихонько звякнули шпоры — это остановился Твардовский.

— Вот и Замок, — сказал он с улыбкой.

Ребята взглянули туда, куда Твардовский показал рукой, и онемели от удивления. Впереди, в нескольких шагах от них, прямо над дорожкой возвышалась большая круглая башня. К ней, обрамлённая белой галькой, вела неширокая тропинка; она исчезала за воротами, под высокой сводчатой аркой.

— Фьююю! — это между каменными зубьями, венчающими вершину башни, сверкнув жёлтыми огоньками глаз, грозно крикнула Сова.

— Вахта на посту, — пояснил Твардовский. — Прошу вас, сиятельные господа, в покои… Хакодосе, Веолим, Камерон, — таинственно зашептал чародей, и ребята вдруг почувствовали, что они с поразительной быстротой уменьшаются.

Трава вокруг них необычайно вытянулась вверх, зашумела, как заправский лес, а силуэт Замка заполнил собою половину неба. Странные испытывали они ощущения, однако отступать было уже поздно. По выгнутому дугой мосту дети вошли в ворота. Потом они поднимались по крутой лестнице, дважды сворачивали в сторону и снова поднимались, пока не очутились в большом зале с высокими полукруглыми сводами. Сквозь окно в потолке светила Луна, бросая медно-желтые блики на стены, обитые чёрным, косматым, как сажа, атласом.

В ответ на приглашение мага ребята расселись в креслах, напоминающих своею формой кирпичи. Твардовский хлопнул в ладоши, и неожиданно двенадцать огромных светлячков начали кружить под самым потолком, образуя живую, излучающую зеленоватый свет люстру. При её свете ребята разглядели стол, полный яств и напитков.

В мисках, искусно сделанных в форме дубовых листьев, были синие, чуть припорошённые серой пыльцой ягоды: крупная земляника, излучающая сладкий аромат, сочная малина, тёмная ежевика.

В вазах из желудей слегка покачивались на высоких стеблях белые колокольчики ландышей. Перед каждым из гостей стоял сиреневый бокал-барвинок, до краёв наполненный росой.

Твардовский поднял свой бокал и сказал:

— Выпьем, милые гости, за нашу встречу, за силы дьявольские, которые благоволят ко мне, за могучего Боруту. Bene natus Polonus!!! [4]

Он осушил бокал; следом за ним выпили росу девочки и лишь после них — Здись, который, как это делал всегда его отец, сперва стряхнул несколько капель на пол.

Твардовский снова хлопнул в ладоши, и на возвышение, ярко освещенное Луной, вскочили четыре стройных Кузнечика. Они поклонились присутствующим, подняли задние лапки и начали что есть мочи тереть ими о зазубринки, выступающие на спине, извлекая благозвучную, жизнерадостную мелодию в ритме мазурки.

Роса, как видно, будоражила кровь, всем сделалось вдруг удивительно весело и хорошо.

— Замечательно играет этот оркестр! — воскликнула: Кристя, соскочила с кресла и начала ловко танцевать по залу. Косички с красными лентами летали по воздуху, мелькая то тут, то там.

— Великолепные пирожные! — восторгалась Данка, уплетая уже третье пирожное с земляничным кремом.

— Весело здесь, весело! Хо-хо-хо! — задиристо покрикивал Здись, пускаясь в пляс вслед за Кристей и таща за руку Данку.