Рыцари Серебряного Щита, стр. 19

— Данка, на руль, я сброшу… — начал было Здись, но не успел докончить. — Головы! — предостерегающе крикнул он, и как раз вовремя.

Тяжёлый бом просвистел над самыми головами. Подхваченный адским вихрем, огромный парус пролетел над яхтой и упёрся в стальные тросы. Здись моментально сообразил, что может произойти через минуту: следующий же порыв ветра встретит препятствие — большую полотняную стену — и тогда уж непременно перевернёт лодку.

Здись отпустил непослушный руль и по скользкой палубе бросился к мачте.

— На дно! Все ложитесь на дно! — крикнул он.

— Зачем? — поинтересовалась Данка.

— Там мокро, — пропищала Кристя.

— На дно! — повторил Здись, и столько было отчаяния в его голосе, что все немедленно выполнили команду.

А Здись был уже возле мачты и что есть силы тянул фалы мокрого полотнища грота. Но оно не поддавалось. Тогда Здись вынул нож, чтобы обрезать канаты, но в ту же секунду почувствовал приближение нового вихревого удара. В отчаянии он с силой резанул оба фала, поддерживающих парус. С вершины мачты рухнули рейки гафеля, и целая гора парусины накрыла яхту мокрым саваном. Кто-то глухо вскрикнул.

Здись в последнюю минуту хотел тоже броситься на дно яхты, но не успел. Его нагнала тяжёлая скоба гафеля и стукнула по голове. Здись раскрыл рот, чтобы кликнуть на помощь свой экипаж, чтобы отдать ему распоряжения, однако голос куда-то пропал. Словно очень, очень издалека, из густой мглы, долетело до него поскуливание Азора, и Здись погрузился в мягкую пушистую темноту, в которой нет ни радостей, ни печалей…

А тем временем ветер, разочарованный тем, что ему не удалось перевернуть яхту, облетел её вокруг, запутал свободный шот за ванты, надул фок и погнал «Сарданапала» впереди себя к дальнему берегу, как в старину гнали пленных, захваченных на поле брани.

Туча, принёсшая бурю, обрушила на озеро клубок молний и громов. Из-за леса с нарастающим шумом примчался дождь, своими косыми шнурами принялся сечь воду и рысцой припустился за одиноким «Сарданапалом», мачта которого с серым треугольником фока скрылась уже за дальние острова.

ГЛАВА X,

из которой следует, что тот, кто слишком поздно решает первую загадку, встречает много неприятностей и должен потом ломать голову над остальными загадками

Как я уже писал на странице 64-й, в девятой строке снизу (прошу покорнейше, можете проверить), все взрослые, в том числе и я, отправились вечером в клуб на танцы. И должен сказать, что вначале всё шло очень хорошо и весело. Вначале, но не до конца. Потому что вначале мы купили себе малинового мороженого, чёрный кофе и по два пирожных (у каждого было одно пирожное с розовым кремом и одно, залитое шоколадом). Однако очень скоро от мороженого остались только мятые бумажные стаканчики, от кофе — грязные чашки, а от пирожных — одно лишь воспоминание, хотя и приятное, но не такое сладкое, как сами пирожные.

Вдобавок ко всему оркестр играл вначале слаженно, хорошо, но потом скрипач стал ужасно торопиться, видно, хотел поскорее кончить, а пан барабанщик засыпал на ходу и когда просыпался, то делал свои «бум-бум» и «дзинь-дзинь» совершенно невпопад, сбивая ритм. Как же тут танцевать под такую музыку?

Когда человек не может делать то, что ему хочется, он скучает. А коль уж он сам скучает, то начинает докучать и другим.

— Вроде бы ветерок поднимается, — заметил папа Андрейки. — Говорил я, что надо снять паруса.

— Вы бы и сняли, а я в это время присмотрела бы за девочками. Небось лентяйки только по одной ноге вымыли, — с упрёком сказала мне мама Дануси.

Мама Андрейки молча зевнула и бросила на меня одним глазом долгий осуждающий взгляд; второй глаз у неё дремал.

Меня удивило, что именно я оказался виновником всего, хотя, впрочем, удивило не очень: я знаю, что в жизни бывают подобные ситуации…

— Может быть, во что-нибудь поиграем? — предложил я. — Давайте, напишу вам загадку. У кого есть листок бумаги?

Все немедленно начали поиски, но оказалось, что бумага есть у меня самого. Тот самый лист, на котором сегодня утром писала Сорока. Я вспомнил, что намеревался расшифровать её послание как можно быстрее, потому что оно могло таить в себе какую-нибудь Важную Тайну.

— Вот, прошу вас, пожалуйста, — сказал я. — Тут вы видите уже готовую загадку. Прочитайте, что написано.

— ЮЧОН ИДИ АН ГИРЕБ, — торжественно продекламировал папа Андрейки.

— Ну, так. Однако что это значит?..

— Очень просто, — вмешалась мама Дануси и, как это часто делают и маленькие девочки и совсем взрослые девушки, прочитала каждое слово с конца, то есть наоборот: — НОЧЮ ИДИ НА БЕРИГ… Удивляюсь, однако: вместо того чтобы писать что-либо, имеющее хоть какой-нибудь смысл, ты выстукиваешь на машинке этакие загадки. После «ч» нет мягкого знака, а кроме того, пишется «берег», а не «бериг», о чём должны бы знать даже такие, как ты, литераторы…

— Да, да, — согласился я. — Но сороки могут и не знать этого…

— Кто же из нас в таком случае сорока? — возмутились обе мамы.

— Я! Клянусь, что сорока — это я! — воскликнул я, поражённый странным предчувствием. — Прошу прощения, я побегу скорее… Уберу эти злополучные паруса, а то и в самом деле ветер усиливается…

Не знаю, что сказали мне в ответ, потому что, произнося последние слова, я был уже у выхода, а ещё через минуту рысью мчался к своему дому.

Метров через сто я остановился и при лунном свете прочёл ещё раз зажатую в кулаке записку:

А я ещё называл её в мыслях «глупой Сорокой»! Да была ли когда-нибудь на свете птица, умеющая писать на машинке?

То, что она сделала пару ошибок, — ерунда, пустяк. Сколько людей, да к тому же совершенно взрослых, пишут некоторые слова без мягкого знака, например «туш», хотя у них мысли нет о торжественном туше, который исполняет оркестр.

Я мчался по лесной дороге со всех ног, непрерывно думая о том, что же хотела сказать Сорока своим посланием, какую сообщить весть. Что ждёт меня на берегу? Какой-нибудь приятный сюрприз? Или, может быть, Сорока предупреждала об опасности?

Не буду описывать вам всех подробностей моего бега через тёмный, хмурый лес. Мой слух улавливал усиливающийся свист ветра и грохот громовых раскатов, предвестников надвигающейся бури. Потом мои глаза начали слепить молнии. Когда, совсем задыхаясь, я добежал до берега, по озеру уже вовсю гуляли волны со вспененными гребнями. Меня не удивило, что яхты нет на месте: я уже был готов к этому. Волновало другое: унёс ли яхту в озеро ветер или её кто-то украл? Я нашёл остаток перерезанной чем-то острым буксирной верёвки — значит, Сорока предостерегала меня от нападения воров и похищения яхты. Как же я пренебрёг мудрым предостережением, забыл о нём на целый день, вспомнил о Сороке лишь вечером на танцах?!!

Долго стоял я в раздумье, рассматривая при свете молний бушующее озеро. Оно, казалось, было совершенно пустынным, хотя порою моему воображению рисовались десятки парусов, возвышающихся над водой.

— Э-эй! — услышал я близкий окрик.

— Я тут! — немедленно прокричал я в ответ. Ко мне подбежал отец Андрейки.

— Лодку украли! — показал я ему рукой на пустую бухточку, где всегда стояла наша яхта.

Он схватил меня за плечи и, пересиливая громовые раскаты и свист ветра, прокричал:

— Детей нет дома!.. Андрейки, Данки, Кристи и Здися. Видно, все они отправились в путешествие на яхте!..

Тучи выдавили из себя первые капли дождя, и те зашелестели по листве ольх, потекли по моему лицу. Беспомощно глядел я на взбудораженное озеро, то выплывающее из мрака, то вновь исчезающее в чернильной темени ночи.