Улица без рассвета, стр. 7

- Слушаю, ваша милость…

…Минут через сорок Павлюк оказался в закутке между двумя сараями в большом дворе, пустынном и темном в это время.

Вышел из закоулка мистер Блэквуд.

V. Самоубийство, которого не было

Воробьев давным-давно забыл об иностранцах, приехавших на "Тускарора". Однако вспомнить о них пришлось. И вспомнить при необычных, даже трагических обстоятельствах.

Рано утром, еще до начала рабочего дня, Воробьеву позвонили домой. Произошло событие, которое нужно было немедленно расследовать. На берегу моря, километрах в трех от города, найдены вещи и бумажник с документами иностранного подданного Томаса Блэквуда. Есть основания подозревать самоубийство.

Когда подошла служебная машина, Воробьев уже ждал у подъезда. Минут через двадцать он был на месте происшествия.

Его встретил милиционер, и они вместе направились к морю. Воробьев внимательно разглядывал вокруг, пытаясь определить, где он находится, чтобы иметь точно представление о всех обстоятельствах происшествия.

Слева от города тянулся песчаный пляж, еще безлюдный в этот ранний час. Заканчивался пляж косой, которая образовывала небольшую мелководную бухту. К бухточки берег спускался узкой лощине, а дальше, справа, начинался отвесный обрыв, под которым в воде и возле нее в хаотическом беспорядке валялись глыбы пористого желтого камня.

Воробьев и его спутник спустились по склону лощине к воде.

Улица без рассвета - pic_6.png

- Пришел он сюда вечером, но не раньше десяти часов, - сказал милиционер, указывая на следы, ведущие к морю. - Под вечер шел дождь, в десять перестал.

Промокла земля подсохла, и отпечатки подошв сохранились прекрасно, как на гипсе. Воробьев осмотрел их, измерил и только тогда пошел к вещам самоубийцы.

На берегу, намного выше линии прибоя, лежал серый костюм и коричневые ботинки. Брюки, пиджак, рубашка были бережно, по-магазинном, составленные и притиснени массивным камнем. Ботинки на толстой каучуковой подошве стояли рядом, поблескивая тупыми носами. Все это выглядело очень буднично: аккуратная человек, бережно хранит свои вещи, пошла купаться. Вот сейчас она выйдет из воды, начнет растирать себя полотенцем.

Но морская гладь пустынна. Маленькие волны с легким шуршанием набегают на берег и отступают, сверкая на солнце радугой красок.

- Да, неприятная история, - заметил Воробьев. - И выдумает же человек такое - топиться.

Наклонился, поднял маленький окурок сигареты. Понюхал.

- Марка "Лаки страйк", американские… Что же в карманах?

- Вот, - милиционер, караулил у вещей, протянул фанерную дощечку, на которой лежало имущество самоубийцы: носовой платочек, две монеты - пятнадцать копеек и гривенник, квитанция об уплате за номер в отеле "Центральный", пачка из-под сигарет "Лаки страйк", где осталось две сигареты, бумажник. В бумажнике письма, какие-то бумажки и документ на право трехмесячного проживания в СССР, выданный Томасу Блэквуда.

- Мундштук? - Спросил Воробьев.

- Мундштук нет.

- Хорошо искали?

- Конечно, - с легкой обидой ответил милиционер. - А часы?

- Часов тоже нет.

- Странно, - сказал Воробьев. - Часы он мог, конечно, забыть, а вот мундштук… Ведь сигарету выкурено через мундштук…

Воробьев взял визу, долго рассматривал фотографию на ней. Четкая память быстро восстановила в мозгу картину: порт, теплоход "Тускарора", шестеро иностранцев, которые идут причалом к автомобилю. Один из них - невысокий, широкоплечий, с хорошо заглажена пластической операцией и все же заметным шрамом на шее - смотрел сейчас на Воробьева с фотографии.

- Вот оно что, - в течение сказал Воробьев .- А я его вроде знаю… Ну ладно, что же дальше? …

Наклонился и начал рассматривать песок.

- Да… Здесь он разделся, сложил вещи, остался в одном белье. Черт! Совершенно непонятно. Человек топиться надумала, а перед тем на берегу ждет, пока тело остынет, простудиться боится. Видите, следы вдавилися. Не менее двух минут стоял.

У берега дно заросло темно-зеленой морской травой. Камни, покрытое ней, стало бесформенным и скользким. А верхушки его над водой сохраняли свой естественный цвет яичного желтка с молоком.

На одном из камней, острый зуб которого торчал из воды в полуметре от берега, Воробьев нашел то, что превратило его догадку на уверенность.

- Смотрите! - Воскликнул он и в азарте бросился, не разуваясь, к камню. - На камне кусочки желтой кожи. С такой делают чемоданы. Очевидно, Блэквуд нос чемодан и, поскользнувшись, чиркнул о камень или, опустив чемодан слишком низко, задел им за каменный зуб.

Воробьев собрал драгоценные желтые кусочки кожи, положил в бумажный пакетик. Только после этого он снял туфли и вылил из них воду.

- Вот так зрелище! Входит мужчина в воду в одном белье, с чемоданом, часами на руке и мундштуком в зубах - топиться собрался. Думает, глупее себя нашел. Отправьтесь, товарищи, берегом справа, а я пойду налево. Где-то недалеко ресниц должен выйти из воды.

Воробьев не ошибся. Не успел он пройти и сотни метров вдоль пляжа, как наткнулся на цепочку следов. Размером и формой они были точно такие, как те, в бухточке… И так же, как те, вели в воду, а не из воды. Так по крайней мере подумал неопытный наблюдатель. Но Воробьев сразу установил по сильно вдавленные пятые, что "утопленник" вышел из воды спиной вперед. "Хитрый и предприимчивый", подумал он.

Воробьев пошел по следам, и они рассказали ему все так подробно, будто он сам присутствовал во время путешествия Томаса Блэквуда, который сначала "утонул", а затем снова "родился" из морской пены.

Подойдя к милиционерам, Воробьев приказал вызвать собаку-искателя и попытаться проследить, куда направился "самоубийца" с пляжа, а сам поехал в город…

Номер гостиницы, занятый Блэквуд, со вчерашнего вечера стоял пустой. Дежурная по этажа рассказала, что жилец, взяв с собой кожаный чемоданчик, пошел в десять часов, как только перестал дождь. Одет он был в серый костюм. Блэквуд вообще имел привычку регулярно ходить для моциона часа два-три по улицам. Иногда он брал с собой чемоданчик. Для чего - неизвестно.

Немногим более рассказал Воробьеву и переводчик Дима. Он описал внешность Блэквуда, рассказал о его посещении евангелистов и "слуг седьмого дня". Вспомнил об отказе Блэквуда жить вдвоем в одном номере и слова носильщика о тяжелый чемодан.

- А в этом мы сейчас убедимся, - заметил Воробьев на последнее сообщение Дымы. - Товарищ очередная, отключите, пожалуйста, номер.

Горничная успела утром убрать комнату, и жилье 'Блэквуда выглядело теперь так же, как и любой номер такого же типа в первом попавшемся отеле - безлико, не отражая привычек, вкусов и наклонностей своего жителя. Высокое окно с шелковой занавеской кремового цвета и плюшевый шторами, кровать, выслано пу-Шистов одеялом, круглый лакированный стол, кресло, мягкие стулья. На вешалке легкий плащ из прорезиненного шелка, костюм, в комоде немного белья. "Ушел без плаща, хотя дождь только перестал и мог начаться снова, - подумал Воробьев, - Не захотел обременять себя лишней вещью".

В углу стоял большой толстопузый Коферы.

- Не помните, сколько чемоданов было в Блэквуда? - Спросил Воробьев в Дымы.

- Кажется, два. Этот и другой - меньше.

- Тот он с собой взял, - добавила дежурная.

Воробьев подошел к Коферы, поднял его одной рукой.

- И он вашему носильщику показался трудным?

Дима и очередная удивленно переглянулись.

- Нашему дяде Васе силы никогда не хватало, - ответил Дима.

Воробьев кивнул.

- Дело ясное.

Около полудня Воробьев мог сказать, что общее представление о событии у него уже есть,

В своем донесении старший оперуполномоченный Воробьев писал:

"… Все произошло, очевидно, так: из отеля Блэквуд вышел около двадцати двух часов и направился к морю. В этот поздний час, после дождя, на берегу не было никого. Место для "самоубийства" Блэквуд присмотрел заранее и теперь шел в темноте уверенно, точно следуя направлению.