Дюна, стр. 112

– Хорошо, я пообещаю вам… а вы? – спросил Фейд-Раута.

– Для начала – оставлю тебя в живых, – хмыкнул барон.

Фейд-Раута вновь внимательно оглядел дядю.

Хавата он ко мне приставит! Интересно, что бы он сказал, узнав, что это Хават устроил ту штуку с гладиатором, которая стоила ему главного надсмотрщика? Пожалуй, заявил бы, что я пытаюсь оболгать Хавата. Не-ет, добрый Суфир как хороший ментат, уж конечно, предусмотрел и такую возможность…

– Ну и что ты скажешь на это? – спросил барон.

– А что я могу сказать? Конечно, я согласен, – ответил Фейд-Раута. Хават! Значит, он ведет двойную игру… играет на себя, да? Или он переметнулся к дядюшке из-за того, что я не посоветовался с ним в деле с этим мальчишкой-рабом?..

– Ты ничего не сказал о моем решении приставить к тебе Хавата, – заметил барон.

Слегка раздувшиеся ноздри выдали гнев молодого человека. Сколько лет само имя Хавата было сигналом опасности для Харконненов… а теперь у него новое значение: по-прежнему опасен.

– Хават – опасная игрушка, – ответил он наконец.

– Игрушка? Не будь глупее, чем ты есть. Я знаю, что такое Хават и как им управлять. У Хавата, Фейд, слишком сильные эмоции. Человек без эмоций – вот кого следует опасаться по-настоящему. А сильные эмоции… ах, право, на них так удобно играть!

– Дядя, я вас не понимаю.

– Заметно.

На этот раз вздрогнувшие веки выдали негодование Фейд-Рауты.

– Ты не понимаешь и Хавата, – добавил барон.

Ты-то будто его понимаешь! – сердито подумал Фейд-Раута.

– Кого винит Хават за сложившиеся обстоятельства? – спросил барон. – Меня? Разумеется. Но, служа Атрейдесам, он многие годы, раз за разом, одерживал надо мной верх – пока не вмешался Император. Вот как он все это видит. Теперь его ненависть ко мне – это так, между прочим. Привычка. И он верит, что в любой момент может опять обыграть меня. Только пока он в это верит – он проигрывает сам. Ибо я направляю его, куда нужно мне – против Императора.

По мере того как Фейд-Раута осознавал это, его лоб прорезали напряженные морщины, плотно сжимались губы.

– Против… Императора?! – выдохнул он.

Ну-ка пусть племянничек распробует вкус этих слов: «Его Императорское Величество Фейд-Раута Харконнен»! Пусть прикинет, чего это стоит. Уж конечно, куда больше, чем жизнь старого дядюшки, который как раз и может помочь этой мечте осуществиться!

Фейд-Раута медленно провел языком по пересохшим губам. Может ли быть, что старый дурак говорит правду? Наверняка же здесь скрывается больше, чем кажется!

– А… а при чем тут вообще Хават? – спросил он.

– А Хават думает, что использует нас для мести Императору.

– И что будет, когда он осуществит эту месть?

– Дальше этого он и не думал. Хават – человек, созданный для служения, причем сам он этого о себе не знает.

– Я многому научился у Хавата, – признал Фейд-Раута и сам понял вдруг, насколько это соответствует истине. – Но чем больше я от него узнаю, тем больше понимаю, что мы должны от него избавиться… и очень скоро.

– Тебе не нравится, что он будет следить за тобой?

– Он и так следит за всеми.

– И он может посадить тебя на трон. Хават – тонкая штучка. Он опасен. Хитер. Но все же я пока не стану отменять антидот, который он получает с пищей. Видишь ли, Фейд, меч ведь тоже опасен. Но для этого меча у нас есть ножны: яд в его теле. Стоит только не дать противоядия – и смерть сделает его безопасным…

– Это похоже на арену, – заметил Фейд-Раута. – Финт внутри финта и в нем еще финт. Надо следить, куда поворачивается гладиатор, куда смотрит, как держит нож…

Он кивнул сам себе: его слова явно понравились дяде. Впрочем, про себя на-барон подумал: Как арена – это точно. И острием клинка тут служит ум!

– Видишь теперь, как я тебе нужен, – сказал барон. – Нет, племянничек, я тебе еще пригожусь.

«Да, мечом работают, пока он не затупится», – подумал Фейд-Раута.

– Да, дядя, – кивнул он.

– Ну а теперь, мы пойдем в казармы рабов, – сказал барон. – Оба. В крыло удовольствий. И я буду смотреть, как ты сам, своими руками, убьешь там всех женщин.

Лицо Фейд-Рауты потемнело.

– Дядя, вы…

– Ты примешь это наказание и усвоишь кое-что, – отрезал барон.

Фейд-Раута встретил насмешливый, почти издевательский взгляд барона. «Да, я запомню эту ночь, – сказал он себе. – А с ней я буду помнить и те… другие ночи».

– Ты не можешь отказаться, – проговорил барон.

«А если бы отказался – что бы ты сделал, старик?» – подумал Фейд-Раута. Но он знал, что за отказом последовало бы другое наказание, может быть, более изощренное. Более жестокий способ согнуть его.

– Нет, Фейд, я тебя знаю, – покачал головой барон. – Ты не откажешься.

«Ладно, – подумал Фейд-Раута. – Ты мне пока еще нужен, я это понял. Сделка заключена. Но придет время, и я уже не буду в тебе нуждаться. И тогда… когда-нибудь…»

2

Да, случалось мне сидеть перед многими правителями Великих Домов… но борова толще и опаснее, чем этот, мне видеть не приходилось! – сказал себе Суфир Хават.

– Можешь говорить со мной прямо, Хават, – прогудел барон. Он откинулся на спинку своего плавающего кресла, но глазки, утопавшие в складках жира, буравили Хавата.

Старый ментат опустил взгляд на стол между собой и бароном Владимиром Харконненом, отметив богатство узора. Даже и это следовало учитывать, общаясь с бароном, – как и красную обивку его личной комнаты для совещаний и висящий в воздухе слабый аромат трав, скрывавший тяжелый мускусный запах.

– Ты же не забавы ради посоветовал мне предупредить Раббана? – сказал барон.

Обветренное лицо Хавата оставалось бесстрастным, не отразив отвращения, которое он испытывал в этот момент.

– Я о многом догадываюсь, милорд, – ответил он.

– Вижу. Н-ну хорошо… тогда скажи мне, каким образом Арракис вписывается в твои догадки относительно Салусы Секундус? Мне недостаточно просто твоего утверждения о том, что Императора раздражает всякая попытка провести какую-то параллель между Арракисом и его таинственной планетой-тюрьмой. Так вот, я отправил Раббану это предупреждение сразу же только потому, что курьеру надо было отбыть именно на этом хайлайнере. Допустим. Но теперь я должен получить объяснения!

Он чересчур много болтает, подумал Хават. То ли дело был герцог Лето, который движением брови или руки мог передать мне все необходимое. Или взять Старого Герцога – тот мог целое предложение вложить в интонацию, с которой произносил одно только слово… А этот – тупая туша! Уничтожить его – это значит облагодетельствовать человечество…

– Ты не выйдешь отсюда, пока я не получу самое полное, обстоятельное и исчерпывающее объяснение. – заявил барон.

– Вы чересчур просто говорите о Салусе Секундус, – заметил Хават.

– Подумаешь! Исправительно-каторжная колония, только и всего, – отмахнулся барон. – На Салусу Секундус вся Галактика отсылает самую последнюю сволочь. Отребье. Ну и что еще надо знать об этой дыре?

– Хотя бы то, что условия существования на каторжной планете тяжелее, чем где-либо, – ответил Хават. – Вы, надо полагать, знаете, что уровень смертности у новичков превышает шестьдесят процентов. Что Император как только может угнетает их. Вы знаете все это – и не задаете никаких вопросов?..

– Император не позволяет Великим Домам инспектировать его каторгу, – проворчал барон. – Так зато и он не заглядывает в мои темницы.

– И всякое любопытство относительно Салусы Секундус, как бы это сказать… э-э… – Хават приложил узловатый палец к губам, – не поощряется.