Невидимый враг, стр. 7

Подписано: „Тот, у кого нет больше имени““».

Рыдание Лотии прервало чтеца.

Она закрыла лицо руками, плечи ее конвульсивно вздрагивали. Оретт обняла несчастную девушку, пытаясь смягчить страдания словами надежды.

Волнение передалось и журналисту. Арман, до этого спокойно читавший рапорт, встал со своего места и тихо проговорил:

— Ободритесь, Лотия. Я не для того посвятил вас в мои доклад, чтобы вы плакали. Теперь мы в лучшем положении, чем во время чтения письма Робера. Свет надежды разгорается все сильнее. Мы найдем его.

— Я верю, но ведь положение дел остается прежним. Из уважения к памяти отца он захочет вернуть свое имя, из любви к отечеству — свою национальность.

Арман улыбнулся.

— Вот в этом-то вы и ошибаетесь. Когда я вышел на австралийский берег, — продолжал он, отвечая на вопросительный взгляд обеих женщин, — у меня появилась мысль, настолько простая, что я удивляюсь, как она раньше не пришла мне в голову. Ведь, уехав из страны вместе с вами и настоящим Танисом, Робер оставил Ниари, знакомого с той интригой, жертвой которой сделался мой кузен. Когда Робер будет с нами, мы отыщем этого молодца и по его и вашему свидетельству установим официальным актом тождественность моего кузена и вашего жениха с без вести пропавшим Робером Лаваредом, и тогда он снова займет свое место в рядах французских избирателей.

Выслушав это заявление, Оретт и Лотия радостно улыбнулись. Однако сомнения молодой девушки еще не совсем рассеялись.

— Но согласится ли Ниари? — спросила она.

— Конечно, согласится. Ведь его интересы вполне совпадают с нашими.

— Вы думаете?

— Это ясно как день. Прежде всего, Ниари египетский патриот. Раз глава заговора умер, то в его интересах, чтобы этот факт был признан и чтобы сторонники независимости Египта могли выбрать себе нового вождя для исполнения своих замыслов.

— Это верно, — проговорила невеста Робера, горячо пожимая руку парижанина. — Робер вас хорошо знал, он говорил: «Если Армана запрут в ящик, связав ему руки и ноги, ящик зальют в бетонную глыбу, а глыбу зароют в землю, то и тогда он может оттуда выбраться».

— Вы преувеличиваете, или, вернее, Робер преувеличивал. Вот уж настоящий южанин! Видно, что он родился в Алжире! По счастью, тут нет ящика из бетона, и я думаю, что нашел верное решение задачи. Я продолжаю чтение, — прибавил он со свойственным ему ироническим тоном. — К тому же я не задержу вас, осталось совсем чуть-чуть. Итак:

«Мы отправились на поиски беглеца. Наведя справки, как это умеют делать репортеры, эти полисмены прессы, которым репортеры правосудия — господа полисмены, зачастую помогают и умеют воздать должное, я узнал, что Робер Лаваред сел в Бриндизи на сиднейский пароход „Ботани“ и не сходил с него ни в одном из промежуточных пунктов. Следовательно, он должен был прибыть в Сидней еще в июне».

Арман умолк.

Обе молодые женщины нашли, что указания, сделанные в докладе, были достаточно понятными и могли облегчить поиски полиции. Спрятав бумагу в чемодан, Лаваред веселым тоном объявил:

— Ну, на сегодня довольно серьезных дел! Пора подумать об обеде, я прикажу подать его сюда.

Он встал и направился к телефону, но едва взгляд парижанин упал на столик у телефонного аппарата, как у него вырвалось удивленное восклицание. Там лежал свернутый листок бумаги, на котором черным карандашом было написано:

— Записка? Мне? — пробормотал журналист и, развернув ее, прочел следующие строки:

Несколько минут путешественники хранили молчание. Они не могли понять, как могло сюда попасть это указание, столь необходимое им в данную минуту.

— Что вы думаете делать, Арман? — спросила наконец Оретт.

— Пойти на эту встречу. В конце концов чем я рискую? Стать жертвой какого-нибудь розыгрыша? Ба! Но ведь я — парижанин, я первым посмеюсь над этой шуткой. Но сначала нужно допросить прислугу.

Сказано — сделано. Заработали электрические звонки, и вскоре вся прислуга отеля собралась в комнате, во главе с почтенным хозяином отеля, мистером Литлтингом. Но никто не мог объяснить этой тайны, и Литлтинг рассыпался в извинениях. Он был просто в отчаянии, что такой случай произошел в его отеле, всегда пользовавшемся такой безупречной репутацией. Он вышел, пообещав, что заявит в полицию о случившимся.

Однако это происшествие не помешало путешественникам пообедать с большим аппетитом. Часов около девяти они разошлись по своим комнатам и вскоре уснули.

Глава 5. Праздник в сиднейских доках

Хозяин «Сентенниал-Парк-Отеля» оказался далеко не таким философом, как его постояльцы. Взбешенный, он бродил по улицам города в поисках офицеров правопорядка. Все полицейские бюро уже были закрыты, и его попытки подать личную жалобу остались безуспешны. Одних он не заставал дома, другие отказывались его принять. А между тем в его глазах дело было нешуточное, — оно касалось доброго имени его заведения. В самом деле, что это за отель, где постояльцы получает анонимные письма, написанные, очевидно, каким-нибудь негодяем, не решающимся действовать открыто.

— Никуда не годится эта полиция! — ворчал он. — Извольте радоваться! Богатый коммерсант должен терпеть проделки какого-то прощелыги, у которого нет ни гроша в кармане.

Последнее обстоятельство, то есть пустота кармана обидчика представлялось мистеру Литлтингу неоспоримым. Он не мог допустить, чтобы богатый, обеспеченный человек смог бы позволить себе такую выходку.

Но вдруг он оборвал свой монолог, заметив впереди себя трех человек, фигуры которых показались ему знакомыми. Посередине шел высокий, плечистый господин, справа от него другой, поменьше ростом и слегка сутуловатый, слева — юноша.

— Или мне мерещится, или это и есть сам сэр Оллсмайн со своим секретарем Джеймсом Паком и дурачком Силли. Дурак же я буду, если не воспользуюсь случаем, сейчас же подать свою жалобу.

Ускорив шаг, он обогнал шедших впереди и, взглянув искоса на них, убедился, что это действительно были Оллсмайн, Пак и Силли. Они шли на праздник в доках, в надежде схватить там неуловимо корсара.

Не снимая шляпы, так как англичане не менее равнодушны к внешним выражениям почтения, Литлтинг остановился перед Оллсмайном, загородив ему дорогу.

— Здравствуйте, сэр Тоби Оллсмайн.

Начальник полиции с удивлением посмотрел на Литлтинга, обошедшегося с ним так бесцеремонно, но, узнав того, вежливо ответил на его приветствие.

— Мне нужно сказать вам два слова.

— Сегодня вечером я занят. Приходите завтра.

— Завтра меня задержат дела. Я буду говорить сегодня. Это займет немного времени.

Такая настойчивость даже удивила сэра Оллсмайна. Он молча посмотрел на своего собеседника.

— Сегодня вечером, — продолжал Литлтинг, принимая его молчание за согласие, — сегодня вечером кто-то позволил себе подкинуть в комнату одного из моих постояльцев вот это письмо.

И он подал Оллсмайну бумагу, которая так заинтересовала Лавареда. При свете электрического фонаря начальник полиции пробежал письмо глазами.

— Лаваред, — сказал он вполголоса. — Я почему-то помню это имя.

Пак и Силли слегка вздрогнули и обменялись быстрыми взглядами.

— Лаваред, — равнодушным тоном сказал Пак, — этим именем назывался человек, захваченный в Южной, нет в Западной Австралии… Вы помните… он был замешан в египетском вопросе.

— А, помню, помню! Ну, наверно, другой. Тот сюда не вернется! Однако завтра разберемся.

Такая задержка совсем не нравилась Литлтингу.