Невидимый враг, стр. 50
— Да. Как с корабля, так и здесь, я могу свободно видеть все, что делается на поверхности, сам находясь на глубине четырех и более метров под водою.
Говоря это, он взял трубу, висевшую на его поясе. Она состояла из нескольких частей, вставленных одна в другую. Робер раздвинул трубу, поставил ее отвесно и приложил нижнюю часть к главному отверстию каски.
— Прекрасно! — воскликнул он. — Весь берег кишит богомольцами. Наше появление вызовет сенсацию.
Арман, в свою очередь, заглянул в трубу.
Таталамский берег представлял собой оживленную картину. Вокруг священного навеса, на ступеньках, и в самой воде теснились туземцы в белых одеждах.
Но мешкать было некогда. Робер спешил, и Арман должен был следовать за ним. Они все приближались к купальщикам, море делалось все мельче, и мельче и, наконец, их гладкие каски показались над водою. Сначала их никто не заметил. Но вот один из малайцев увидел что-то необыкновенное и отчаянно замахал руками, и кузены поняли, что их заметили. Новость быстро облетела толпу, все взгляды обратились на круглые неизвестные предметы, показавшиеся над поверхностью моря.
Очевидно, их заинтересовало и даже смутило появление на воде таких странных предметов. Скоро в толпе обнаружилось сильное движение. Ближайшие малайцы стали поспешно отступать к берегу, а металлические шары стали продвигаться вперед. Скоро они уже были там, где только что стояли туземцы. Со все возрастающим ужасом смотрели эти последние на поднимающиеся все выше кожаные мешки, увенчанные ярко блестевшими на солнце металлическими шарами. В головах у этих людей, наивных и напичканных фантастическими легендами брахманизма и буддизма, зародилась мысль, что это само божество явилось сюда освятить своим присутствием священные воды.
— Будда! Будда! — послышались крики на берегу.
И вся толпа, как один человек, отхлынула от берега.
«Духи» беспрепятственно подошли к самым ступеням. Робер приколол ножом к одной из них карточку с надписью: «Корсар Триплекс». Потом медленно, поднял свое электрическое копье. Сверкнула ослепительная молния, запахло огнем, резкий треск пронесся над берегом, толпа распростерлась ниц. А когда самые смелые подняли головы, на воде никого уже не было. Только карточка, приколотая к ступени, да несколько обгоревших досок на крыше навеса свидетельствовали о появлении духов.
В тот же вечер все английские газеты и власти Сингапура были извещены о необычайном событии, и пока чиновники, встревоженные и перепуганные, обменивались телеграммами с Лондоном, судно № 2 быстро шло к Борнео, и Арман весело рассказывал в салоне об их прогулке и уверял, что ему было очень приятно прослыть посланником Будды.
В адмиралтействе все чуть не посходили с ума. Как всегда, почти одновременно пришли три телеграммы, извещавшие о появлении корсара в трех разных местах, в Танталаме, на дне Петчилийского залива и в Гонолулу, столице Гавайских островов. Был созван чрезвычайный совет, отчет о котором на другой день появился в «Таймс», «Телеграф», «Морнинг-ньюс» и других газетах. Статьи в газетах в общем высказывали следующее соображение:
«Очевидно, намерение корсара Триплекса состоят в том, чтобы привлечь к себе внимание, не нанося никакого вреда Англии. Что же препятствует дать удовлетворение этой загадочной личности? Поэтому уже разосланы указания Тихоокеанской эскадре, чтобы она собиралась у Золотого острова (архипелаг Кука), где знаменитый корсар назначил ей свидание. В недалеком будущем мы будем в состоянии выяснить тайну, так долго волнующую общественное мнение. С сегодняшнего дня мы посылаем на Тихий океан специального корреспондента, чтобы иметь возможность своевременно извещать обо всем наших читателей».
Глава 5. Крейсер «Шелл»
В самой середине бухты Гайа у острова Борнео на якорях стоял британский стационер крейсер «Шелл», слегка раскачиваясь от легкой зыби, набегавшей с моря.
На борту царила невыносимая скука. Крейсирование затянулось на шесть месяцев, ни разу не ознаменовавшись чем-нибудь замечательным, и грозило так же закончиться, капитан и старший офицер, стоя на мостике, ворчали от скуки.
— Ну, скажите, мистер Бэтхерст, — негодовал капитан. — Ну, разве это не потерянное для службы и карьеры время?! Ну за что нас будут производить в чины, давать повышения, когда мы шестой месяц киснем в этой трущобе? А другие в это время будут хватать награды.
— Что поделаешь? Судьба! — меланхолически замечал старший офицер.
— Развлечений никаких не позволяют. Да, даже на берег можно сходить только по делам службы.
— И все из-за этих проклятых даяков!
— Что делать? Уж очень они лакомы до мяса белых.
— И дураки же! Ну, неужели можно променять сочный, вкусный ростбиф на филей матроса?
— Да уж, стоянка!
— А главное, толку-то никакого! Ну, зачем мы здесь стоим? Не давать малайцам пиратствовать. Легко сказать! А что им больше делать? Ведь они считают бесчестным держать в руках какое-нибудь другое оружие кроме кинжала и заниматься производительным трудом. Самое разбойничье племя!
— Вы совершенно правы, капитан Мюррей.
— Да ведь они смеются над нами! Ну, как мы угонимся за их лодчонками, за этими гуво, если к берегу не подойдешь из-за рифов, а по рекам всюду мели? Вы слышали, что сказал этот торговец, который приезжал вчера? Я ему показывал «Шелл». Смею вам сказать, что это одно из лучших судов Ее Величества.
При этих словах капитан отдал честь.
— Помните, что он ответил? — продолжал он. — Я даже рассердился. «Прекрасный корабль, только плавать на нем нельзя, слишком у него брюхо толстое, до дна достает. Ты хорошо сделал, капитан, что на якорь стал, а то быть бы твоему кораблю на дне…» И такие вещи эти негодяи смеют говорить о лучшем в мире флоте!
— Без сомнения, лучшем!
Читатель видит, что офицеры имели полное право быть недовольными. Впрочем, иначе они не могли бы оставаться равнодушными к окружающей их природе. Бухта расстилалась дугой и, как ленивая красавица юга, нежилась в зеленой оправе тропической растительности, которая покрывала амфитеатром всю бухту. Гибкие ротанги, дикие мускатные деревья переплетались ветвями и переливались всеми тонами зелени от самого светлого до самого темного. На севере берег сливался с горизонтом, и только могучая гора Кинибалу поднимала к небу свою вершину. Сквозь прозрачные волны было видно коралловое дно, и ярко сверкавшее южное солнце обливало всю эту картину горячим золотом своих лучей. Легкий ветерок, дувший с моря, умерял тропический жар. Это была какая-то оргия света, казавшегося еще ярче на темном фоне лесной опушки.
Но лейтенант Бэтхерст и капитан Мюррей были мало чувствительны к красотам природы, и разлитая кругом красота не мешала им ворчать на судьбу. Они вдруг в изумлении вскочили с мест. Электрический звонок, соединявший мостик с капитанской каютой, зазвонил.
— Что за странность! — вскричал капитан. — Я здесь, а из моей каюты кто-то звонит. Кто бы это мог себе позволить подобную шутку?
— Если угодно, я посмотрю, — предложил Бэтхерст.
— Нет уж, лучше я сам пойду и поймаю нахала.
И с этими словами Мюррей быстро сбежал по трапу и бросился в свою каюту. Такая порывистость его движений немало изумила матросов. Но капитану пришлось удивиться еще больше: каюта была совершенно пуста. Приготовленный поток ругательств замер на губах офицера. Он подошел к пуговке звонка, осмотрел ее и увидел, что она вдавлена в кнопку.
«Вероятно, что-нибудь тут соскочило, — подумал он, — да и кто бы отважился отправиться на бак из-за удовольствия позвонить?»
Но тут его взгляд вдруг упал на полку, укрепленную под люком, на которой лежал аккуратно перевязанный пакет, а рядом с ним конверт, на котором было написано крупным почерком.
«Мистеру Мюррею, командиру стационера „Шелл“».
Что бы это значило? Он быстро сорвал печать и прочитал следующее послание: