Сказки народов Америки, стр. 98
Но через некоторое время мать опять проснулась. Опять она тормошит мужа:
— Эй, эй! Как бы этот дон Педро не увез нашу дочку на коне Пенсамьенто — быстром, как мысль!
Снова позвал дон Хуан:
— Бланкафлор, ты у себя?
И услышал в ответ:
— Я здесь, отец! Что, пора подавать завтрак?
— Спи, детка, спи! — сказал он и повернулся к жене: — Больше не смей меня будить!
Но мать все не унималась. Видно, было у нее нехорошее предчувствие!
Еще несколько раз она поднимала мужа и заставляла его окликать дочку. И каждый раз повторялось то же самое, только ответы Бланкафлор звучали все тише, все слабее, потому что слюнки в стакане стали высыхать.
А дон Хуан сердился на жену:
— Дай же дочке поспать, слышишь, какой у нее сонный голосок!
Но все-таки жена опять не выдержала и растолкала его.
— Эй, эй! — закричала она. — Боюсь я, что этот дон Педро увез нашу дочку на коне Пенсамьенто — быстром, как мысль!
И тогда муж вконец рассвирепел, задал ей трепку, и она угомонилась до утра. Но как только рассвело, мать сама побежала в спальню Бланкафлор и тут же все поняла!
— Ах ты, старый болван! — запричитала она. — Что я тебе говорила? Ведь этот проходимец увез-таки нашу любимую дочку! Сейчас же лети и верни ее!
Пришлось дону Хуану обернуться черным вороном и лететь в погоню. И вот он уже настигает беглецов!
— Эй, эй, — говорит Бланкафлор дону Педро, — это мой отец нас догоняет. Сейчас я превращу коня в церковь, себя — в колокольню, а ты будешь звонарем. Станет он тебя расспрашивать, а ты тверди одно: «Да, сеньор, сейчас начнется служба!»
Так они и сделали.
Дон Хуан обернулся опять человеком, подбежал к церкви и кричит дону Педро:
— Звонарь, звонарь, не проезжали тут парень с девушкой? Конь под ними тощий, да больно резвый!
А дон Педро знай названивает в колокола и бормочет:
— Да, сеньор, служба вот-вот начнется, не опоздайте, сеньор!
«Тьфу, да это дурак какой-то! — подумал дон Хуан. — Видно, мне их не догнать». И он повернул назад, воротился домой и все рассказал жене.
Жена рассердилась-раскричалась:
— Сам ты дурак! Ведь это ж они и были! Из ума ты выжил! Придется мне самой лететь за дочкой.
Обернулась она серой цаплей и полетела. И вот она уже настигает беглецов!
— Эй, эй, — говорит Бланкафлор дону Педро, — это моя мать нас догоняет. Брошу-ка я перед ней свой гребешок.
Бросила гребень, и тотчас на пути у цапли встали высоченные горы! Задержалась цапля, но горы все-таки обогнула. И вот она опять настигает влюбленных.
— Эй, эй, — говорит Бланкафлор, — это снова моя мать нас догоняет. Брошу-ка я перед ней свое зеркальце, больше у меня ничего нет. Пусть оно разольется озером, ты и конь будете берегами, а я — маленькой рыбкой.
Так они и сделали.
Цапля опустилась на озеро и стала ловить рыбку. Но рыбка все время ускользала от нее. Наконец Бланкафлор сказала:
— Ну, будет, матушка! Видишь, тебе меня не достать.
— Что ж, будь по-твоему, — отвечала ей мать, — только знай: если твоего разлюбезного дона Педро, когда он вернется домой, обнимет кто-нибудь из его родни, то он тут же забудет тебя на целых семь лет!
И улетела.
А Бланкафлор и дон Педро помчались дальше, и по дороге он обещал ей, что нипочем не позволит никому из родственников себя обнимать.
Но вот они подъехали к воротам города, где жил дон Педро, и он сказал:
— Подожди меня здесь, я поеду вперед и все подготовлю.
Он, понимаете, хотел, чтобы родственники устроили его невесте торжественную встречу.
Все домашние очень обрадовались дону Педро. Еще бы, они ведь считали его погибшим! И конечно, каждый хотел тут же заключить его в объятия. Но он запретил им это, хотя и не объяснил почему. А потом он на минутку прилег на диван и задремал — очень уж устал с дороги.
В это время к дому подъехала еще одна родственница — двоюродная тетушка. Она жила на другом конце города и радостную новость узнала последней. Своих детей у тетушки не было, и она всем сердцем любила дона Педро. И вот эта славная женщина ворвалась в дом, растолкала слуг, отмахнулась от родных и, не слушая никого — она к тому же была глуховата! — бросилась прямо к спящему и крепко обняла его…
Проснулся дон Педро, протер глаза. Ему говорят, что все, мол, готово для торжественной встречи — и музыка, и угощение. А он и в толк не возьмет — в чем дело да что за встреча.
— Ну как же, — толкуют ему, — ты ведь привез с собой какую-то девушку, собирался жениться!
— Откуда привез? — удивляется дон Педро. — Я разве куда-нибудь уезжал?
В общем, что предсказывала старая колдунья, жена дона Хуана, то и сбылось. Забыл дон Педро свою невесту, будто ее и на свете не было.
И что же ей, бедняжке, теперь делать? Выстроила она себе дворец на окраине города — вот когда колдовство-то пригодилось! — да и стала там жить одна-одинешенька. От скуки завела она себе пару голубков и обучила их человеческой речи. И столько раз пересказывала она голубкам свою печальную историю, что те запомнили ее наизусть и даже выучились представлять в лицах: голубок — за дона Педро, голубка — за Бланкафлор.
А между тем по городу уже ходили слухи о молодой незнакомке, что поселилась одна в прекрасном дворце, который неведомо откуда взялся. Кто принимал ее за удалившуюся от двора иностранную принцессу, кто за богатую вдову какого-нибудь заморского купца, и, само собой, многим хотелось познакомиться с ней поближе.
Вот однажды, когда Бланкафлор уже несколько лет прожила в уединении, дон Педро давал у себя званый обед. Кажется, он справлял именины. А впрочем, точно не знаю. Стали созывать гостей, и тут кто-то говорит:
— Давайте пригласим и ту девушку, принцессу или как там ее, что живет одна во дворце. Уж больно охота узнать, кто она и откуда!
Бланкафлор согласилась прийти, но только если ей позволят взять с собой обоих голубков. Ей, конечно, разрешили. Но за обедом она все время молчала. А когда подали сладкое, кто-то из гостей не вытерпел и попросил:
— Любезная принцесса, не откроете ли нам, кто вы и откуда? Сделайте такое одолжение!
— Ладно, так и быть, — вздохнула Бланкафлор. — Только пусть за меня говорят мои милые голубки.
И голубки заговорили. Они ведь отлично знали всю эту историю и умели разыгрывать ее в лицах.
— Эй, эй, — начала голубка, — неужели ты забыл, как мой отец потчевал тебя огненным зельем? Неужели не помнишь, кто тебя выручил?
— Не помню, — отвечал голубок.
— Ну, так я тебе напомню!
И голубка повела рассказ с самого начала. А когда дошла до первого задания дона Хуана, опять спросила голубка:
— Эй, эй! Неужели не помнишь, кто достал тебе со дна моря золотой перстень?
— Что-то не припомню, — отвечал голубок.
И голубка стала рассказывать дальше, а перед самым концом истории опять спрашивает:
— Эй, эй, может, вспомнишь, как серая цапля, моя мать, предсказала нам разлуку? Она знала, что дома тебя кто-то обнимет и ты забудешь меня на целых семь лет!
— Вспомнил! Ей-богу, вспомнил! — закричал вдруг дон Педро. — Ты — Бланкафлор, моя спасительница и невеста!
Ну, сами понимаете, тут решили уж заодно отпраздновать и свадьбу. Тем более на кухне оставалось вдоволь еды и питья, да и музыканты еще не разошлись.
Тотчас принесли новые вкусные кушанья, все опять наполнили бокалы, а жениха и невесту усадили во главе стола на мягких подушках и подносили им самые лакомые кусочки.
И хоть мы с вами сидим не на бархатных подушках, а на соломенных тюфяках, но и нам не мешало бы промочить горло и подкрепиться. Я бы сейчас не отказался и от обычных бобов с кукурузной лепешкой.
Пропавшая собака
Перевод М. Бородицкой
