Прощание с Дербервилем, или Необъяснимые поступки, стр. 11

— Ступайте на кухню, Пэгги! — велел он своей старой служанке, когда та в третий раз появилась в его кабинете.

— Понятно, — сказала бабушка, — у тебя в школе что-то случилось.

Она пошла не на кухню, а в другую комнату и поделилась своими тревогами с мамой. Теперь уже мама принялась за расспросы:

— Быстроглазый, что это ты сегодня молчишь? На тебя это не похоже.

Я ответил, что должен сегодня помалкивать. И если она не хочет, чтоб со мной что-нибудь стряслось, пусть не пристает ко мне с разговорами.

— Обычные его хитрости, — сказала мама бабушке. — Конечно же, в школе что-то случилось. Надо позвонить. — Она тут же стала набирать номер.

Маме ответили, что моего классного руководителя в школе нет, но чтоб она обязательно позвонила завтра, потому что в учительской был обо мне нехороший разговор. Я понял, что самым дурацким образом влип в новую неприятность. Нужно было поговорить с бабушкой! Что ж, это похоже на интеллектуальный спад, усугубленный спадами эмоциональным и физическим. Я повеселел: это гораздо лучше, чем полоса неудач. Не надо расстраиваться, решил я, все идет по науке, а законы природы нам не страшны, если мы их встречаем во всеоружии знаний.

Дальше все продолжалось по науке. Мама мне предложила сходить за хлебом. Я всегда отлыниваю от этого поручения. Мама сказала:

— Может, ты соизволишь?

Я ответил, что сегодня никак не могу: должен жить осторожно — может все что угодно произойти! Мама спросила, когда я прекращу свои хитрости, и бросила мне целлофановый мешочек. С тяжелым сердцем я открыл дверь.

В нашем доме живет одинокая старая женщина — Мария Кондратьевна. Муж ее умер, а дети разъехались. Она не выходит, в хорошую погоду сидит на балконе: ноги больные. Дербервиль с ней в прекрасных отношениях, всегда кланяется ей, а она ему благосклонно отвечает — вдовствующая королева!

Быстроглазый тоже ничего против этой женщины не имеет. Но когда я прохожу мимо ее двери, так уж выходит: я нажимаю на кнопку звонка и убегаю. Случается, Мария Кондратьевна, заметив с балкона, что я вошел в парадное, выходит на площадку и спрашивает меня:

— Ты не знаешь, Виталий, кто это ко мне без конца звонит, а потом убегает?

Я не сомневаюсь: она знает, кто звонит, но, деликатный человек, она ни за что не скажет прямо — на совесть мою воздействует. Я отвечаю:

— Это хулиган какой-то, Мария Кондратьевна. Ничего, он нам еще попадется.

Я задержался у двери Марии Кондратьевны. Мне пришло в голову, что я занимаюсь наукой как придется, без плана. Как могло получиться, что я до сих пор не поставил ни одного эксперимента? Я решил запланировать целую серию экспериментов и немедленно приступил к первому: нажал кнопку звонка и понесся вниз по лестнице.

Результат эксперимента оказался ошеломляющим: я наступил на огрызок яблока (я сам его утром бросил в парадном: не совать же было в карман) — и меня понесло ногой вперед, я потерял управление. О! Вспомнить тошно. Я трахнулся затылком о край ступеньки, тут же вскочил и понесся дальше. Боль разошлась по спине и была такой отчетливой, что ее можно было сфотографировать для науки. Наверно, я все же успел свернуть за угол раньше, чем Мария Кондратьевна на своих больных ногах доплелась до двери.

«Что же показал эксперимент?» — спросил я себя и дернул головой, как артист Миронов в фильме «Бриллиантовая рука». Затылок болел, и радостно было сознавать, что это не просто боль, а результат эксперимента и закон природы. Интеллектуальный спад был налицо, но вот физического не обнаруживалось, да и эмоциональный какой-то не явный был, не отчетливый. Неужели я попал в полосу неудач? Я решил при помощи калькулятора подсчитать, чем это мне грозит.

Сколько я могу прожить? К тому времени, когда я вырасту, человеческая жизнь будет уже продлена если не до ста лет, то до девяноста — это уж точно. Я, чтоб не очень увлекаться, выбил себе на калькуляторе девяносто четыре года. Это число я помножил на триста шестьдесят пять — вот сколько дней я проживу. Не так уж много. Дальше я задумался: надо было решить, сколько в среднем неприятностей, несчастий и прочей мерзости выбить на один день моей жизни. Пожалуй, одной неприятности на день хватит. Не все же такие дни, как сегодня. Так что полученное число больше не пришлось перемножать. Итого на мою жизнь выпадает тридцать четыре тысячи триста десять неприятностей — вот это да! И почти все они по теории вероятности могут свалиться на меня в полосу неудач. Ведь жил же я почти без неприятностей последнее время. Радовался, лопух. А они накопились, и теперь, возможно, сыпануло… Нужно было быть готовым ко всему. Я дернул головой и спрятал калькулятор в карман. Дня три после этого я головой дергал. Потом я забыл о том, что стряслось на лестнице. И только позднее мне пришло на ум, что мое падение на лестнице, быть может, оказалось роковым.

Я купил хлеба и по дороге домой провел еще один эксперимент, с разбегу перевернул ногой ящик с мусором. Опять результат эксперимента обнаружился сразу же. Один несимпатичный пенсионер, мой давний недоброжелатель, закричал с балкона:

— Ребята! А проучите-ка его!

Двое прохожих бросились мне наперерез с противоположной стороны улицы.

— За рубашку его хватай! Рви ему рубашку! — советовал тот из них, который совсем не умел бегать.

Другой потянулся рукой к моей рубашке, но я увернулся. Когда я добежал до угла, они трусили по улице, только чтобы пенсионер мог видеть их старания. Я послал им воздушный поцелуй. «Что за странные люди! — подумал я. Сразу рвать рубашку — уродцы!» Я расстроился из-за того, что на свете такие вот живут, — больше мне не хотелось ставить экспериментов. Да и понятно было уже: сколько их ни ставь, а физического спада не обнаружить, — вон как улепетывал! Пожалуй, я в полосе неудач. Интересно, в середине или пока еще в начале? Спать я лег встревоженный, хотя все еще и увлеченный наукой.

О том, как, преодолев опасения, я с головой ушел в дела, в результате чего меня посетило вдохновение

Я открыл глаза и увидел, что солнечный свет лежит на полу полосами, это мне не понравилось. Я вышел на балкон и стал изучать приметы дня. Тучи на небе были странными: хотя и не совсем они были похожи на полосы, скорей, на грядки в огороде, но все же какая-то полосатость в них была. Кроме того, уж очень на многих мужчинах на улице были рубашки в полоску. Но больше всего меня поразил редкий по масти, похожий на тигра полосатый кот; он крался по улице у самой стены дома, но вдруг остановился и стал смотреть на наш балкон, на меня — странный кот!

Однако во всем остальном день был приветлив и обещал много интересного. За завтраком я подумал, что мои наблюдения ненаучны, потому что какая же может быть научная связь между полосатой рубашкой и полосой неудач? Я понял, что от всего пережитого вчера стал чересчур мнительным. На улице я взглянул на мир веселыми глазами и увидел, как много женщин в это утро надели цветистые платья. Пожалуй, циклическая теория больше подходила для объяснения вчерашних неприятностей. Я решил, что могу смело заняться своими делами, которые отложил. А пока этими делами заняться было нельзя, я смело брался за другие, которые по ходу жизни возникали.

Я встретил пятиклассника, у которого водятся венгерские жвачки. Я предложил ему одну итальянскую жвачку за две венгерских: может, Мишенька за них отдаст марку? Пятиклассник оказался человеком нерешительным: он долго рассматривал итальянскую жвачку, у него жила на лбу вздулась, наконец вернул мне жвачку и сказал:

— Ты не уходи, надо подумать.

Я шел с ним рядом. Только, по-моему, не столько он обдумывал, сколько изучал мое лицо. Он спросил, почему у меня глаза бегают; после этого у него самого глаза забегали.

— Какой-то ты ненадежный, — сказал он. — Пожалуй, надуешь. Нет, я не меняюсь.

— Шаромыжник! — сказал я. — К тебе с честным предложением, а ты оскорблять! — Я ткнул его легонько под ребро, чтоб не отнимал зря времени у занятого человека.