Отроки до потопа, стр. 14

Глава 7

Он расставил ноги пошире, развернул пистолет по горизонтали, как это сплошь и рядом показывают во всех последних фильмах. Даже в «Ментах» — уж на что подкованные ребята, а тоже стали косить под Голливуд. А может, просто прикалывались. Потому как последнему ослу ясно, что Вильгельмом Теллем с таким вывертом по-любому не станешь. В бочку с вискачом шотландским, может, и попадешь, а вот в монетку или там в муху на стене — очень даже сомнительно.

Серега бабахнул в мусорную, сотворенную Тарасиком пирамиду и промазал. То есть куча была самой большой, как и положено добросовестному отличнику, но киношная техника подвела.

— Молёко! — дурным голосом пропел Кокер.

Не обращая на него внимания, Серега прицелился по-человечески.

— Два выстрела осталось, — напомнил Кокер. — Там уже газа всего ничего…

— Не квакай под руку… — Серега плавно спустил курок, и под шлепок выстрела верхушка Тарасиковой кучи брызнула лиственными ошметками.

— Ты смотри! Умеет нажимать!

Это уже ехидничал Митек. Он свое уже отстрелял и ни разу ни во что не попал. Даже в Исеть — большую и необъятную, простирающуюся на сотни метров вправо и влево.

— Ща в тебя нажму, — беззлобно пообещал Серега. Оставался последний шарик, последний патрон. Его надо было израсходовать с умом — чтобы оставить след в истории. И чтобы не было потом мучительно больно за разное всякое… То есть сделать кое-кому больно как раз очень бы не помешало. Есть ведь, елы-палы, управляемые снаряды! И шарик — вот бы славно! — взял да извернуться в воздухе, найдя себе мишень достойнее мусорной кучи. А что может быть достойнее, нежели задница Шамы? Или того же Сэма, к примеру? Не одним им пить народную кровушку! Дайте, блин, и другим порадоваться…

От таких крамольных мыслей палец самовольно ерзнул на курке, и «вальтер» с готовностью бабахнул. Мимо мусорной кучи — зато прямо в выставленную на берег поллитровую серую от грязи бутылку. Отбитое горлышко чуть подпрыгнуло и осело, болельщики у костра азартно зареготали.

— Снайпер, блин! — с завистью протянул Кокер.

Хрустнули кусты, на берег, покачиваясь, вышел физрук Николай Степанович.

— Эт-та кто там стекла бьет! — гаркнул он. — Ты, Чохов? Вот, засранцы! А ну, собрать все до последнего осколка!

Серега со вздохом передал пневматику Кокеру, не споря, побрел к разбитой бутылке. Оправдываться и говорить, что попал случайно, было бы глупо. Лучше уж стеклышки собрать, но остаться в снайперах.

— Ну ты подумай, что за люди пошли! — продолжал разоряться учитель. — К вам ветеран сегодня на урок придет, о войне будет рассказывать, а вы…

— Чё-то я не догнал, какой ветеран? — Васена поскреб в затылке. — У нас же это… Русский и литра по расписанию. А Верлеонидовна заболела.

— Я что, неясно объяснил? — рассвирепел физрук. — Вместо русского вы работаете здесь — берег убираете, а на литературу придут Маргарита Ивановна и настоящий боевой ветеран — участник Великой Отечественной войны.

— Из Чечни, что ли?

— Лет двадцать назад тебе за такое незнание головенку бы открутили!

— Да вы чё, Никстепаныч! Двадцать лет назад меня вообще на свете не было!

— Великой Отечественной войны не знать! — словно не слыша, продолжил физрук. — Это уже что-то сверхненормальное… — взглядом раненого оленя он оглядел восьмиклашек. — Вы радоваться должны, что живете с такими людьми в одно время. Он такое видел — вам в страшных снах не снилось. Он за мир боролся. За планету! Чтобы все кругом чисто было, чтобы травка, цветочки всякие… А вы, паскудники, стеклом сорите. А если девочка маленькая потом пробежит? Если ножкой босой наступит?

— Осень же, Николай Степанович. Какие ножки…

— Стекло, к вашему дурацкому сведению, миллионы лет может пролежать, и ни хрена ему не сделается! Миллионы! — физиономия физрука багровела прямо на глазах. Ворот рубахи учителя был расстегнут, и было видно, что свекольная краснота лезет и прет оттуда, прямо как жар из раскрытой печки. Обычно Николай Степанович держал себя в руках, в истерики не впадал, а тут явно завелся. Верняк, сработал вискач Сэма.

— Что останется-то после вас? Очередной грязевой потоп?!

— Так потепление же, Николай Степанович! При чем тут мы?

— При том, что от вас зависит — затопит землю или не затопит. А вы… Вы же предаете ее! Планету вашу!

Кокер за его спиной красноречиво крутанул пальцем у виска.

— Кто вырастет из вас? — с надрывом продолжал физрук. — Может, вообще никто? Так и застрянете в отроках? Вы же последние крохи распродадите, разворуете!

— А первые кто разворовал?

— Поговорите у меня! — физрук крутанулся на месте. — Умные больно стали! С Интернетом вашим. Здесь помойку развели, теперь в виртуал лезете. А что вы о нем знаете? Да ничегошеньки! Нашли еще одно место, где можно пакостить — и рады-радешеньки.

— Да мы же убираем, Николай Степанович, — пискнул Цыпа. — Чего вы!

— Полиэтилен… — грозно перебил его физрук. — Полиэтилен — и тот триста лет не гниет, не портится. Черепахи морские глотают его и дохнут. Киты, к вашему сведению, и те травятся. А на стекла, что вы тут бьете, сто раз кто-нибудь наступит. И ладно бы вы свои пятки потные портили, а если какая-нибудь… — учитель на секунду споткнулся. — Девочка, к примеру?

— С ножкой босой, — дурашливо пропел Митек.

— Хаханьки строить? — физрук шагнул вперед, сжал кулаки. Таким его еще не видели.

— Да плюньте вы на них, Николай Степанович, — из кустов вышел Сэм — красивый, в отутюженном костюмчике, стройный. Ни дать, ни взять — дипломат новой формации. — Чего с уродами толковать? Они тут тупят по черному, а вы заводитесь.

— Я же им по-человечески… Как людям…

— Правильно! Потому что вы — настоящий мужик. Мужчина с большой буквы. А они козлики из детского сада. Что они знают-то? И стекла мы подберем, слово даю. Пойдемте, вмажем еще по одной. Чтобы за все настоящее и светлое…

— Твари! — физрук, покачиваясь, побрел, увлекаемый Сэмом. Точно баран на веревочке. — Всю жизнь на вас… Ишачим, штанишки меняем… А вы! Отроки во вселенной… Козлы вы, а не отроки…

Даже жующий картошку Антон приоткрыл рот. Все ошарашенно молчали. Сэм же, панибратски обняв физрука за плечи, успел оглянуться и ехидно подмигнуть.

— Дела-а… — шепотом протянул Васена. — Физрук-то наш в зюзю.

— Неужто с одной фляжки?

— Так тоже бывает, — со знанием дела подтвердил Гера. Кадык на его шее судорожно дрогнул.

Минут через пять Сэм вернулся. Развинченной походкой подошел к костру, и позади него тут же выросли «двое из ларца одинаковы с лица» — проще говоря, братья Рыковы — Макс и Алик. Оба рослые, мосластые, с туповатой сосредоточенностью на физиях — той самой, что выдает сторожевых псов, сопровождающих своего хозяина. Времена, когда Сэма сопровождал на «бентли» личный охранник, давно миновали. Своей собственной охраной Сэм предпочитал обзаводиться среди одноклассников. Все знали, что Алик с Максом серьезно занимаются карате, оба имеют какие-то там пояса, ломают кулаками доски и вот-вот перейдут на кирпичи. Сэм братьев поощрял и всячески прикармливал, они отвечали ему цепной преданностью.

— Короче, так, отроки. Николаша в ауте, — только что отчалил домой.

— А доплывет?

— Не дрожи за него. Старая гвардия, так что как-нибудь доковыляет. Если, конечно, вытрезвяк не перехватит, — Сэм барственно улыбнулся. — Я ему еще пузырек в дорогу дал — чтоб наверняка.

— Зачем?

— Затем, шимпоиды, что сегодня первое сентября — и нужно в этот день оторваться по-человечески. Так что сгребаем вещички и валим на Волчихинское. Там нас ждут катера, и на острове Буяне устраиваем пикник. С шашлыками, бисквитами, чаем и пивом. Все уже приготовлено и ждет нас. Кто за?

Разом взметнулся лес рук. Машка, сидящая справа от Анжелки, даже взвизгнула и захлопала в ладоши.

— А как же ветеран? — робко поинтересовался Тарасик Кареев.

— Это ты про себя, что ли?