Каос и Бьёрнар, стр. 11

— Мама, а я спал! — вмешался Каос. — Теперь я долго-долго не захочу спать!

— Молодчина! — похвалила его мама. В доме было тепло и уютно. Мама переоделась, а потом пошла в спальню, разобрала постели и перевернула перины, чтобы они нагрелись. Папа с Каосом забыли перевернуть их, когда приехали в Лилипутик. Каос с мамой должны были спать на верхних кроватях, а тётя с дядей на нижних, папа же собирался сделать кровать из скамьи. Но до этого было ещё очень далеко.

— Прошу всех к столу! — торжественно объявила тётя.

Как красиво был накрыт праздничный стол! Всем сразу захотелось есть. Перед тарелками стояли рюмки, и в рюмку Каоса уже был налит его любимый черносмородиновый сок. Каос посмотрел сквозь сок на горевший камин, и сок заиграл красным огнём. Дядя поднял рюмку.

— Спасибо прошедшему году! — сказал он. У взрослых завязался разговор. Постепенно он перешёл на разные страны и положение в мире. Каос с любопытством слушал, ему было странно, что взрослые никак не могут договориться друг с другом: папе нравилась одна страна, а дяде — другая, с одними странами, оказывается, можно поддерживать отношения, с другими — нельзя.

Тётя была на стороне папы, а мама горой стояла за дядю. Спор становился всё жарче и жарче, Каосу казалось, что каждый по-своему прав, но когда он понял, что они вот-вот поссорятся, он рассердился. Драться взрослые, конечно, не стали, просто сидели мрачные и злые только из-за того, что никак не могли решить, кто должен быть главным в мире. Жаль, что с ним рядом не было Бьёрнара. Они с Бьёрнаром тоже иногда ссорились, но тут же и мирились. Вдруг Каос вспомнил, что ему однажды сказал Бьёрнар.

— А Бьёрнар говорит, — начал он, но его никто не слушал: взрослые почти кричали, перебивая друг друга. — А мы с Бьёрнаром думаем, — Каос закричал во всё гордо, — надо устроить так, чтобы никто никем не командовал, не захватывал чужие страны. И чтобы всем хватало еды.

Взрослые словно опомнились и с недоумением посмотрели друг на друга.

— Каос и Бьёрнар найдут выход из любого положения, — сказал папа — Я в них верю, но им ещё надо вырасти.

— Кто виноват, что в последний день старого года в голову лезут всякие невесёлые мысли? — заметил дядя. — Одно несомненно: нам повезло, что в этот вечер мы с нашими близкими сидим в тепле и стол у нас ломится от всяких вкусных вещей. Тем более мы не должны забывать тех, кому живётся тяжелее, чем нам.

— Ты прав, — поддержала его тётя, и Каос с облегчением вздохнул, увидев, что она больше не сердится на дядю.

Выждав немного, он торжественно объявил:

— А теперь пора есть сладкое! — Он видел, как тётя взбивала крем и украшала его морошкой.

После сладкого взрослые согрели воды и дружно вымыли посуду, а потом сели пить кофе

— Дядя, ну когда же? — Каос подошёл к дяде.

— Что — когда же? — удивилась мама.

— Дядя знает!

— А-а, я тоже знаю! — засмеялась мама — Мы все этого ждём.

Дядя отставил чашку и вынул из кармана две деревянные трубочки. Но Каос знал, что это не простые трубочки, а флейта. Вставив одну трубочку в другую, дядя заиграл на флейте. Лилипутик замер, слушая прекрасную музыку. Её было слышно даже за его стенами. И если кто-нибудь поблизости вышел прогуляться в новогодний вечер, он тоже слышал, как дядя играет на флейте, и, наверно, тоже радовался и думал, что эта мелодия как бы сродни горам и зимнему лесу.

Трудно сказать, долго ли просидел Каос в этот вечер со взрослыми, во всяком случае, он с папой и дядей даже выходил полюбоваться звёздами. Вернувшись домой, Каос удивился, увидев, что тётя снова греет воду — посуду они уже вымыли. Наверное, тётя греет воду, чтобы помыться самой, ведь в Лилипутике нет ни ванной, ни душа, подумал Каос. Но тётя мыться не собиралась. Она взяла две бутылки и стала осторожно наполнять их горячей водой. Нальёт чуть-чуть воды, поболтает, чтобы бутылка согрелась, и наливает ещё. Когда бутылка была полная, тётя завинтила пробку и обернула бутылку полотенцем. Каос во все глаза следил за тётей — неужели она ночью будет пить эту воду?

Тётя отнесла бутылку в спальню и положила её под одеяло в ту постель, на которой должна была спать. Наполнив другую бутылку, она положила её в постель, предназначенную для дяди.

— Боишься замёрзнуть? — спросил папа у тёти.

— Боюсь, что тюфяки ещё не прогрелись, хоть ты и протопил здесь с утра.

— А зачем тебе бутылка с водой? — поинтересовался Каос.

— Положу на неё ноги, и мне будет тепло, — ответила тётя. — Главное, чтобы ноги были в тепле.

— И я хочу такую бутылку! — сказал Каос.

— Сделаем и тебе. — Тётя открыла кухонный шкафчик и нашла там подходящую бутылку.

Так же осторожно она наполнила её кипятком, обернула полотенцем и положила в постель Каоса.

— Не бойся, пробку я завинтила очень крепко.

Каос лежал в постели, грея ноги о тёплую бутылку, слушал, как дядя снова играет на флейте, и не заметил, когда уснул.

Утром Каос первым делом потрогал бутылку. Она была уже не горячая, но и не совсем холодная, примерно такая же, как он сам. Каос поглядел на маму. Она ещё спала, но дядя и тётя внизу уже проснулись. Одевшись, тётя вышла из спальни. Каос свесил голову и наблюдал за дядей. Тихонько, чтобы никого не разбудить, дядя надевал свитер. Каос подождал, чтобы дядя вынырнул из свитера и помахал ему рукой. Дядя махнул ему в ответ и, прижав палец к губам, показал на маму. Это означало: «Тише, не разбуди!» Дядя знал, что мама любит утром поспать подольше, если не нужно идти на работу.

Папа тоже уже встал, но постель его ещё не была убрана. Тётя сложила одеяло и подушку в скамью и опустила сиденье, а папа тем временем затопил печку на кухне и сложил дрова в камине.

— С Новым годом, Каос! — сказал он. — Может, в этом году тебя уже следует звать Карл Оскар?

— Нет, мне больше нравится Каос. — К имени Карл Оскар он не привык.

— Как хочешь, — согласился папа. — Полным именем мы будем звать тебя, когда ты пойдёшь в школу, но до этого ещё далеко.

Весь день они катались на лыжах и радовались отдыху. Завтра утром им предстояло вернуться в город: маму ждало дежурство в аптеке, папу — голубой автобус, а тётю с дядей — их дом, который находился в тридцати километрах от города.

Вечером, уже дома, Каос спросил у мамы:

— Как ты думаешь, Бьёрнар вернулся с юга?

— Да, они вернулись сегодня. Завтра ты как обычно, пойдёшь к ним.

Каос обрадовался, он стоял, прислушиваясь к грохоту водопада и шуму печатных станков.

— Ну вот, всё опять входит в свою колею, — сказала мама. — Каос, беги скорей окну!

Каос взглянул в окно и увидел голубой автобус, который возвращался уже из второго рейса. Автобус посмотрел на Газетный дом, исполнил свой автобусный танец и покатил дальше.

— В этом году он танцевал для нас первый раз, — сказала мама и улыбнулась.

Зима

Когда Каос с папой, мамой, дядей и тётей были в Лилипутке, стояла ясная морозная погода. Теперь она изменилась: стало пасмурно, пошёл снег. Он шёл и шёл не переставая, снегом занесло все улицы и тротуары, и по ним можно было ходить на лыжах. Снега не было только на Главной улице, потому что ее чистили и днём и ночью.

По одной из улочек в верхней части города шли два лыжника, большой и маленький. Это были Каос и папа. А маленький голубой автобус стоял без дела на автобусной станции, теперь в первый рейс он уходил только двенадцать часов, потому что в январе бывает мало пассажиров. Люди боятся, что в январе в горах слишком холодно, и ждут февраля. А там начнёт пригревать солнце, и можно будет не только покататься на лыжах, но и немного загореть.

Каос шёл к Бьёрнару и волновался: вдруг он не узнает Бьёрнара? Или Бьёрнар — его?