Лоцман, стр. 46

- Дурья голова! Неужели ты думаешь, что пять-шесть человек справятся с пятьюдесятью вооруженными солдатами?

- «Солдатами»! - распаляясь, повторил Том и щелкнул пальцами с невыразимым презрением. - Один кит может убить тысячу вооруженных солдат! А вот человек, который убил целую сотню китов! - ткнул он себя в грудь.

- Ах ты, старый дельфин! Ты что, стал хвастуном на старости лет?

- Если человек говорит правду, которая записана в вахтенном журнале, сэр, это не хвастовство. Но, если капитан Барнстейбл думает, что у старого Тома Коффина рупор вместо головы, пусть только он разрешит ему спустить на воду вельбот!

- Нет-нет, мой старый учитель! - ласково сказал Барнстейбл. - Я знаю тебя слишком хорошо, брат Нептуна! Но, может быть, нам удастся пустить пыль в глаза англичанам, если мы некоторое время походим под их флагом, пока не представится случай помочь нашим землякам, попавшим в беду.

Рулевой покачал головой и на минуту задумался, а затем, словно озаренный новыми мыслями, воскликнул:

- Да-да, сэр, это настоящая философия, чистая, как синяя морская вода и такая же глубокая! Пусть эти гады пока растягивают рот хоть до ушей! Когда они узнают правду, у них упадет челюсть до галстука!

Эта мысль утешила рулевого, и работа по устранению повреждений и приведению «Быстрого» в порядок пошла своим чередом, без дальнейшего вмешательства с его стороны. Немногих пленных, которые не были ранены, быстро переправили на «Ариэль». Присутствуя при этом, Барнстейбл услышал необычный шум в одном из люков, откуда двое солдат морской пехоты вытаскивали человека, поведение и внешность которого указывали на то, что он охвачен самым презренным страхом. Оглядев эту странную личность, лейтенант на миг застыл в изумлении, а затем воскликнул:

- Кто это? Какой-то любитель сражений? Скорее всего, любознательный штатский, который вызвался служить королю, а попутно и себе, написав картину или книгу. Скажите, сэр, какую должность вы занимали на этом судне?

Пленник покосился на допрашивавшего, в котором он предполагал встретить Гриффита, но, убедившись, что этого человека видит впервые, сразу обрел некоторую уверенность.

- Я очутился здесь случайно, - ответил он. - Я был на тендере в то время, когда его покойный командир решил напасть на вас. Он мог высадить меня на берег, но я надеюсь, что это сделаете вы. Ваше предположение о том, что я штатский…

- … совершенно справедливо, - перебил его Барнстейбл. - Не нужно и подзорной трубы, чтобы в этом убедиться. Однако по некоторым веским причинам…

Он остановился, заметив знак, поданный ему Мерри, который с жаром прошептал ему на ухо:

- Это мистер Диллон, родственник полковника

Говарда! Я часто видел, как он тащился в кильватере моей кузины Сесилии.

- Диллон! - воскликнул Барнстейбл, потирая от удовольствия руки, - Кит Диллон? «Длинная физиономия с черными глазами и кожей такого же цвета»? Он немного побелел от страха, но сейчас это добыча, которая стоит двадцати тендеров!

Разговор шел вполголоса и на некотором расстоянии от пленника, к которому Барнстейбл теперь приблизился.

- Политические соображения, - сказал лейтенант, - а следовательно, и долг службы вынуждают меня задержать вас на некоторое время, сэр! Но мы поделимся с вами всем, чем располагаем, чтобы облегчить вам тягость пребывания в плену.

Не дожидаясь ответа, Барнстейбл поклонился Диллону и отвернулся от него, чтобы надзирать за работами на судах. Вскоре ему доложили, что все готово, «Ариэль» и «Быстрый» были приведены в крутой бейдевинд и медленно, переменными галсами пошли вдоль берега по направлению к той бухте, откуда утром вышел тендер. Когда они легли на первый галс по направлению к берегу, солдаты на утесах огласили воздух радостными криками, и Барнстейбл, указывая им издали на английские флаги, развевающиеся по ветру на мачтах, заставил свой экипаж ответить самым сердечным образом. Так как расстояние и отсутствие шлюпок не позволяли с берега рассмотреть подробности, солдаты, поглядев еще некоторое время вслед удаляющимся судам, ушли с утесов и вскоре исчезли из глаз отважных моряков. Проходил час за часом томительного плавания, сопровождавшегося борьбой с неблагоприятным течением, и короткий день уже клонился к вечеру, когда они приблизились ко входу в бухту, уготовленную им самой судьбой. Во время одного из многочисленных лавирований тендер, где продолжал оставаться Барнстейбл, встретился с трофеем их утренней охоты, огромная туша которого вздымалась в волнах, как округленный утес, и уже была окружена акулами, терзавшими беззащитное тело.

- Смотри, мистер Коффин! - крикнул он рулевому, указывая на кита, когда они проходили мимо. - Как пируют эти тупорылые джентльмены! Ты забыл об обязанности христианина - похоронить побежденного.

Старый моряк бросил печальный взгляд на мертвого кита и ответил:

- Если бы эта зверюга попалась мне в Бостонском заливе или у мыса Сэнди оф Манни-Мой, я был бы обеспечен на всю жизнь! Но богатство и почет для людей знатных да ученых, а бедному Тому Коффину остается только травить и выбирать шкоты да лавировать так, чтобы выйти из жизненных штормов, не поломав свой старый рангоут!

- Вот как ты заговорил, Длинный Том! - воскликнул офицер. - Как бы у этих скал и рифов тебе не потерпеть крушения на мелях поэзии! Ты становишься очень чувствительным.

- Об эти скалы разобьется любой корабль, если налетит на них, - ответил рулевой, понимавший все буквально, - а что касается поэзии, то я не знаю ничего лучше доброй старой песни про капитана Кидда. Но, право, было над чем задуматься индейцу с мыса Подж, когда акулы при нем пожирали кита с запасом сала на восемьдесят бочек! Сколько добра пропадает даром! Мне довелось видеть смерть двух сотен китов, а паек бедного старого Тома остался прежним.

В то время как судно проходило мимо кита, рулевой перешел на корму, уселся над гакабортом и, подперев голову костлявой рукой, устремил мрачный взгляд на предмет своего вожделения, еще долго сверкавший в лучах солнца, которые то отражались от белого блестящего брюха исполина, то падали на его черную спину. Тем временем оба судна приблизились к цели своего плавания и вошли в бухту с уверенностью друзей и торжеством победителей.

На берегах кое-где виднелись восхищенные зрители, и Барнстейбл закончил приготовления к обману неприятеля тем, что обратился к команде с краткой речью. В ней он предупредил людей о том, что теперь они приступают к делу, которое потребует от них величайшей отваги и рассудительности.

ГЛАВА XIX

Выбежав из дверей аббатства, Гриффит и его товарищи не встретили на своем пути никого, кто мог бы их остановить или поднять тревогу. Наученные горьким опытом последнего вечера, они старались обходить те места, где, по их соображениям, могли стоять часовые, хотя и были готовы преодолеть любое сопротивление, и вскоре очутились вне тех пределов, где их могли заметить. С полмили они шли быстро, в строгом молчании, как люди, ежеминутно ожидающие встретить опасность и решившиеся на все. Но, войдя в рощу, окружавшую развалины, о которых мы уже упоминали, они умерили шаг и даже осмелились вполголоса заговорить.

- Мы ушли вовремя, - сказал Гриффит. - Я скорее примирился бы с пленом, чем согласился внести смятение и пролить кровь в мирном доме полковника Говарда!

- Очень жаль, сэр, что эта мысль не возникла у вас несколько часов назад! - ответил лоцман тоном, который был еще суровее, чем слова.

- Возможно, я действительно забыл о своих прямых обязанностях, сэр, из-за желания выяснить положение семьи, к которой я питаю особый интерес, - сказал Гриффит, в котором гордость боролась с почтительностью. - Однако сейчас не время для сожалений. Я помню, что мы сопровождаем вас в важном предприятии, где следует действовать, а не извиняться. Позвольте узнать, каковы ваши ближайшие намерения?