От шнурков до сердечка (сборник), стр. 18
– Свадебного подарка? – усмехнулась Садовая Леечка. – Я бы попросила у Вас чайную розу, если бы на её месте не торчал теперь жалкий черенок… Так что я, пожалуй, не выйду за Вас замуж! – И Садовая Леечка высоко вздёрнула свой хорошенький носик.
– Из-за того, что у меня царапина? – всё ещё не понимали Садовые Ножницы.
– Да нет, – вздохнула Садовая Леечка. – Из-за того, что за один проступок не наказывают дважды, а тем более трижды, четырежды – и так далее.
Сказав так, она тут же вышла замуж за Красное Ведёрко.
Между прочим, супружеская чета, по рассказам Проржавев-шей-во-Многих-Местах-Лопаты, прожила очень счастливую жизнь. А уж кому как не Проржавевшей-во-Многих-Местах-Лопате верить: она ведь была настолько древней, что вполне могла позволить себе говорить чистую правду по любому поводу!
Блестящая идея
Блестящая Идея витала в воздухе и мечтала о том, чтобы прийти кому-нибудь в голову. Она хорошо представляла себе, как это делается. Берётся голова – желательно, конечно, светлая голова, потом с неё снимается шляпа, берет или кепочка (хотя кепочка, конечно, вряд ли…) – просто снимается, как крышка с кастрюли… А дальше путь открыт: милости просим в светлую эту голову!
Тут, разумеется, самое важное – выбрать подходящую голову, а прийти-то в неё – совсем пустяковое дело.
«Кому бы в голову прийти, а?» – размышляла Блестящая Идея, витая (как уже сказано) в воздухе и разглядывая (как ещё не сказано) разные головы с высоты птичьего полёта. Собственно, даже не сами головы разглядывая, а головные уборы. Потому что уборы эти обычно носят на головах: так принято.
Но попадающие в поле зрения головные уборы что-то ей не нравились, ни одного из них сама она в жизни бы не надела. Впрочем, может быть, это лишь оттого, что у Блестящей Идеи головы-то ведь не было – иначе зачем бы ей подходящую голову искать? У идей, кстати, как: у них вообще голов не бывает. И рук тоже не бывает, и ног, и этих… туловищ, а бывает одно только Неясное Очертание.
Конечно, трудно себе представить, что такое Неясное Очертание, но представить, тем не менее, можно: если, скажем, посмотреть на солнце в не очень солнечный день. Самого солнца тогда не видно – видно только пятно. Оно и есть Неясное Очертание. Приблизительно так выглядела и Блестящая Идея.
Стало быть, подходящей головы всё не попадалось, а никакая другая не годилась: хотелось найти такую, в которую можно было бы не просто прийти, но прийти с удовольствием.
И вдруг, пролетая над парком, увидела Блестящая Идея довольно, кажется, неплохую голову – седую и всклоченную, под беретом цвета спелой сливы. Голова эта определённо была светлая. Блестящая Идея зависла в воздухе и осторожно предложила:
– Дорогая Светлая Голова, хотите я в Вас приду?
– Приходите, пожалуйста, – ответила Светлая Голова губами, над которыми росли пушистые усы. – Не знаю только, понравится ли Вам во мне… – И Светлая Голова покачала собою.
– А разве в Вас плохо? – с тревогой поинтересовалась Блестящая Идея.
– В общем-то, ничего, – грустно вздохнула Светлая Голова ртом, – может быть, даже и хорошо, но тесно! Как бы места во мне для Вас не оказалось маловато. Я, прошу прощения, забита… – Тут Блестящая Идея даже испугалась немножко, но продолжение оказалось не страшным: – Я забита всякими мыслями.
– Интересными? – спросила Блестящая Идея с ревностью.
– Не очень, – честно призналась Светлая Голова. – А кроме того, я боюсь, что не успею уже осуществить никакой идеи, тем более – блестящей. Лет мне, видите ли, много – а времени у меня, видите ли, мало.
– Какими же это мыслями Вы забиты? – Только не подумайте, что вопрос Блестящей Идеи прозвучал неуважительно – очень даже уважительно он прозвучал!
– Ну, во-первых, мне надо привести в порядок мой архив…
– Ваш, простите, что? – опешила Блестящая Идея.
– Архив! Это такое множество бумаг, которые скопились у меня к настоящему времени: мои статьи… письма, которые написали мне и которые написаны мною за всю мою жизнь, потом – стихи, сказки кое-какие из очень-очень далёкой юности. Я ведь, правда, давно на свете живу.
Светлая Голова поникла седой всклоченной шевелюрой под беретом цвета спелой сливы и продолжала:
– А помимо этого мне нужно съездить в несколько стран, где у меня разные дела, и посмотреть, как там эти дела обстоят.
Блестящая Идея даже немножко померкла от огорчения:
– Значит, мне всё это время ждать? Но я ведь совсем померкну…
– Вот незадача… – задумалась Светлая Голова. – Ане прийти ли Вам в какую-нибудь другую голову?
– Мне именно в Вас хочется прийти, дорогая Светлая Голова, – от всего своего Неясного Очертания призналась Блестящая Идея. – Очень Вы мне понравились.
– Ну если так… – Светлая Голова тряхнула собой. – Милости тогда просим! Приходите в меня, пожалуйста, дорогая Блестящая Идея, и простите, что я отняла у Вас столько времени.
Тут берет цвета спелой сливы приподнялся, как крышка кастрюли, – и Блестящая Идея без лишних слов пришла в Светлую Голову.
– Блестящая идея! – воскликнул невысокого роста гражданин в берете цвета спелой сливы и вскочил со скамейки, на которой до этого отдыхал.
А уже через минуту прохожие наблюдали за ним с удивлением: он подбежал к мальчишкам, гонявшим по парку мяч, и стал на ворота.
– Ура-а-а! – закричали мальчишки, обрадовавшись, что у них появился вратарь, и принялись бить по воротам. Невысокого роста гражданин в берете цвета спелой сливы оказался прекрасным вратарём и не пропустил ни одного мяча.
Потом они все вместе побежали пить фанту на угол. При этом из-под берета цвета спелой сливы во все стороны распространялось Очень Большое Сияние.
Мешочек со смехом
Наверное, это очень непросто – быть мешочком со смехом. Представьте-ка себе, что вам во что бы то ни стало надо смеяться всякий раз, когда на вас нажимают!.. Действительно вам от этого весело или нет – никто не спрашивает: ваше дело – хохотать да хохотать.
– Ну и весельчак он, этот Мешочек-со-Смехом, – удивлялся Грустный Клоун. – Дотронуться до него нельзя – сразу хохочет, как сумасшедший!
– Да не весельчак он, а просто дурачина! – отвечала Боксёрская Перчатка и со знанием дела добавляла: – Смех без причины – признак дурачины. Эй, там… Подъёмный Кран, толкните его в бок посильнее: давно чего-то его дурацкого смеха слышно не было.
И Подъёмный Кран толкал – отчего ж не толкнуть, когда в тебе столько силы! А Мешочек-со-Смехом тут же начинал смеяться, да как оглушительно!
– Что и требовалось доказать, – подхватывала Боксёрская Перчатка. – Ничего смешного, заметьте, не происходит, а он смеётся! Ну, не дурачина ли?
– Пожалуй, и правда дурачина, – огорчённо соглашался Грустный Клоун, и по щеке его бежала слеза.
А Мешочек-со-Смехом надрывался от хохота.
Перед началом осени все игрушки свалили в ящик – и ящик задвинули под кровать. Дачный сезон прошёл – теперь до следующего лета в доме должны были наступить тишина и зима. Игрушки, понятное дело, этого времени не любили: кому ж приятно мёрзнуть под кроватью!
– Так бы и отлупила всех дачников! – сказала Боксёрская Перчатка. – Что за непонятливый народ такой – сами уезжают, а нам говорят: счастливо оставаться! Лежи теперь тут месяцев восемь и коченей… А восемь месяцев – срок немаленький.
– Не только коченей, но и ржавей! – вставил Подъёмный Кран. – С меня после прошлой зимы ржавчину еле отодрали… у меня ни одно колёсико не крутилось! Спасибо, маслом шарниры смазали, а то бы так и был калека…