Серебряное зеркало и другие таинственные истории, стр. 19

— До чего же сильный сквозняк! — проговорил я, взял со стола спички и неторопливо пересек комнату, чтобы снова осветить альков. Первая спичка не зажглась. Когда я чиркал второй, что-то мигнуло передо мною на стене. Машинально я повернул голову и обнаружил, что две свечи на столике у камина тоже не горят. Я вскочил на ноги.

— Странно! — сказал я. — Должно быть, я сам случайно их погасил.

Я вернулся, вновь зажег одну из них, и тут же увидел, как свеча в правом канделябре одного из зеркал замерцала и потухла. Почти немедленно другая последовала ее примеру. Ошибиться было невозможно. Пламя исчезло, как будто фитиль сдавили пальцами — он не дотлевал постепенно, не курился дымком, а сразу почернел. Пока я растерянно глядел на них, погасла свеча в ногах кровати, и тени словно приблизились ко мне еще на шаг.

— Так дело не пойдет! — сказал я, и тут одна за другой погасли свечи на каминной полке.

— Что происходит? — воскликнул я непривычно высоким, срывающимся голосом. Тем временем потухла свеча на комоде и та, которую я только что зажег в алькове.

— Перестаньте! — сказал я. — Эти свечи мне нужны! — До сих пор, болтая с нервной, почти истерической шутливостью, я успевал зажигать свечи по мере того, как они гасли. Но вот разом пропали четыре огня в четырех углах комнаты, я поспешно чиркнул новой спичкой и замер, не зная, куда кинуться. Пока я стоял в нерешительности, невидимая рука, казалось, унесла прочь две свечи со стола. С криком ужаса я ринулся в альков, затем в угол, потом к окну и зажег три свечи, — но тут опять погасли две, стоящие на камине. Тогда я понял, что есть более разумный путь, бросил спичечный коробок на обитую железом шкатулку для бумаг и схватил подсвечник. Теперь я мог не тратить времени на возню со спичками; но светильники продолжали гаснуть. Пугающая меня тень сражалась с огнем и подползала ко мне то справа, то слева. Это было похоже на рваные штормовые облака, уносящие звезды. Стоило мне зажечь свечу, как через минуту она гасла. Я почти обезумел от страха перед надвигающейся тьмой, утратил всякое самообладание и, задыхающийся, взъерошенный, метался от свечи к свече в бесполезной борьбе с неумолимо наступающим врагом. Ударившись об угол стола, я опрокинул стул, споткнулся и упал, цепляясь за скатерть. Подсвечник откатился в сторону. Поднявшись, я взял свечу со стола, но от моего резкого движения она погасла, а следом за нею — другие две, последние, которые еще оставались гореть.

Но в комнате всё-таки был свет — красный свет, отгоняющий от меня тени. Огонь! Конечно, я мог зажечь свечу от поленьев в очаге!

Я повернулся туда, где пламя плясало среди раскаленных углей и бросало алые отблески на мебель, сделал два шага к решетке камина… И сейчас же пламя потускнело и пропало, жар исчез, мои мысли спутались и оборвались. Когда я подносил свечу к поленьям, душная тьма плотно окутала меня, точно кто-то зажал мне глаза ладонью, отнимая зрение и помрачая рассудок. Я выронил свечу, взмахнул руками, чтобы оттолкнуть давящую тьму, и громко закричал — раз, другой, третий. Кажется, я с трудом держался на ногах. Помню, что я внезапно подумал о залитом лунным светом коридоре и, наклонив голову, закрыв руками лицо, кинулся к выходу. Но я забыл, где находится дверь, и сильно ударился об угол кровати. Я отшатнулся, повернул назад и снова ударился о какой-то массивный предмет. Мне смутно вспоминается, что в темноте я получил еще несколько ушибов, отчаянно боролся и звал на помощь, мечась из стороны в сторону. Потом, после сокрушительного удара по голове, я испытал ужасное чувство падения, длившееся целую вечность, из последних сил пытался найти опору — и больше я ничего не помню.

Когда я открыл глаза, было уже светло. Моя голова была неумело забинтована. Человек с высохшей рукой заглядывал мне в лицо. Я озирался кругом в надежде понять, что случилось и где я нахожусь, — но безуспешно. Повернувшись, я увидел в углу старуху, которая по каплям отмеряла какое-то лекарство из маленькой синей склянки в стакан. Я спросил:

— Где я? Мне кажется, я уже видел вас, но не могу припомнить.

Они рассказали мне всё, и я слушал историю о красной комнате, населенной призраками, как тот, кто слушает сказку.

— Мы нашли вас на рассвете, — сказал старик. — Ваши губы и лоб были в крови.

Очень медленно воспоминания о событиях минувшей ночи стали возвращаться ко мне.

— Теперь вы поверили, — спросил старик, — что в этой комнате обитает зло? — Он словно не укорял незваного гостя, а печалился о друге, сломленном неудачей.

— Да, — сказал я, — в ней обитает зло.

— И вы встретились с ним. А мы прожили здесь всю жизнь и ни разу не решились взглянуть. Мы никогда не смели… Скажите нам: это был призрак старого графа?

— Нет, — ответил я, — это не он.

— Я же вам говорила, — сказала старая леди со склянкой в руке. — Это его несчастная молодая жена, которую он напугал.

— Нет, — повторил я. — Я не видел ни графа, ни его жены. Там вообще нет никаких призраков. Это хуже, намного хуже.

— Что же это? — спросили они.

— Худшее из всего, что мучает бедных смертных, — сказал я, — и это — Страх во всей его наготе! Беспричинный ужас темноты и безмолвия, который оглушает, слепит, отнимает волю. Он следовал за мною по переходам, он боролся со мной в комнате… — Я резко остановился. Наступила тишина. Моя рука потянулась к повязкам на голове.

Тогда человек с козырьком над глазами, вздохнув, проговорил:

— Так оно и есть. Я знаю, что это было. Могущество Тьмы. Навлечь на женщину такое проклятие!.. Оно скрывается там всегда. Вы можете ощутить его даже днем. В солнечный летний полдень оно прячется в драпировках, в занавесях за вашей спиной, куда бы вы ни повернулись, в сумерках крадется за вами по коридорам, и вы боитесь поглядеть назад. В ее комнате живет Страх — черный страх, и он останется там до тех пор, пока этот дом греха не будет разрушен.

Бернард Кейпс

МРАМОРНЫЕ РУКИ

Оставив велосипеды у низенького здания покойницкой, мы вошли на старое церковное кладбище. Хэриот признался мне, что не хотел приезжать сюда, но в последний миг не то любопытство, не то давние воспоминания одолели его, и он передумал. Я догадывался, что этот городок неприятен ему, хотя он всегда тепло отзывался о родственнице, у которой гостил здесь еще мальчишкой. Быть может, теперь она лежит под одним из этих позеленевших надгробий…

Мы обогнули приземистую церковь с гонтовым навершием. Там, на окраине городка, где начинались цветущие поля, было совсем безлюдно. Холм возвышался над костями мертвых, и плоть их прорастала травой. Внезапно Хэриот остановил меня. Мы стояли у северной стены алтаря, и неподвижная тень деревьев укрывала нас.

— Я хотел бы, чтобы ты пошел — просто пошел и заглянул туда, — сказал он, — а потом вернулся и рассказал, что ты видел.

Место, куда он указывал, было скрыто за выступом невысокой стены. Зеленая лужайка меж двух больших обнесенных оградой памятников, напоминающих саркофаги, чуть виднелась из-за деревьев. Голос Хэриота звучал странно, глаза возбужденно блеснули — говоря языком игроков, он пошел ва-банк. Секунду-другую я пристально глядел на него, прежде чем направиться туда, куда указывала его рука. Затем в полной тишине я шагнул под тяжелые сучья, осенявшие величественные надгробия, и оказался возле одинокой могилы.

Она была единственной в этом уголке кладбища — странная, фантастическая и пугающая. Над нею не было камня; только покосившийся мраморный бордюр, без имени или надписи, окружал участок земли, откуда тянулись две руки. Белый мрамор уже слегка позеленел, и в этом укромном месте они казались поразительно живыми. Эти руки, смертоносные и манящие, словно выросли сами собой из-под могильного дерна. Пока я смотрел на них, впечатление всё усиливалось, и наконец мне стало казаться, что они еле заметно движутся, будто приветствуя меня. Это было нелепо, но — я повернулся и торопливо пошел к Хэриоту.