Сердце, стр. 47

И у него появилось новое чувство: до сих пор, когда он думал о своей матери, лицо ее представлялось ему всегда смутным, потускневшим после двух лет разлуки, но теперь этот образ прояснился, и лицо его матери встало перед ним так отчетливо, как давно уже не бывало. Он видел его прямо перед собой, улыбающееся, живое. Он снова узнавал еле уловимым движения ее глаз и губ, ее манеры, ее жесты, он следил, как на лице ее отражались ее мысли. И, подстрекаемый, подгоняемый этими воспоминаниями, он ускорял шаги. В сердце у него родилась новая невыразимая нежность, и по щекам его катились тихие и сладкие слёзы.

Подвигаясь во мраке вперед, Марко мысленно разговаривал со своей матерью, говорил то, что он должен был через несколько часов на самом деле шепнуть ей на ухо: «Я здесь, мама, я с тобой… и никогда больше я не покину тебя. Мы вместе вернемся домой, и я ни на шаг не отойду от тебя: На пароходе я буду стоять, тесно прижавшись к тебе, и никто не оторвет меня от тебя, никто и никогда больше, до тех пор, пока я жив!»

И он не замечал, что тем временем на вершинах гигантских деревьев блестящий серебряный свет луны отступал перед нежной белизной рассвета.

В восемь часов утра доктор из Тукумана, молодой аргентинец, стоял у постели больной, вместе со своим помощником, и еще раз пытался уговорить ее сделать операцию. Инженер Мекинес и его жена тоже горячо уговаривали ее согласиться. Но всё было напрасно. Ослабевшая женщина не верила в излечение, она была уверена, что умрет во время операции или несколько часов спустя, перенеся только лишние мучения. Напрасно доктор повторял ей:

— Но операция не опасна, вы обязательно поправитесь, если только проявите немного мужества, тогда как без операции вы скоро умрете.

Всё было тщетно.

— Нет, — отвечала женщина, — у меня есть еще мужество, чтобы умереть, но нет больше сил страдать. Благодарю вас, синьор доктор, но такова уж, видно, моя судьба. Дайте мне умереть спокойно.

Врач, потерявший надежду, не настаивал больше. Все кругом молчали.

Тогда женщина повернулась лицом к своей хозяйке и слабым голосом обратилась к ней со своей последней просьбой.

— Милая, добрая моя синьора, — с трудом говорила она, — пошлите мои небольшие сбережения и мои скромные вещи моей семье… через господина консула. Я надеюсь, что все мои — живы. Сердце, должно быть, подсказывает мне правду в эти последние минуты. И будьте так добры, напишите им, что я… всё время думала о них… всегда работала ради них… для моих сыновей… Мне больно только то, что я не увижу их больше, но я умираю мужественно, спокойно, благословляя их. Напишите, что я поручаю моему мужу и моему старшему сыну… моего самого младшего мальчика, моего любимого Марко, о котором я думаю в свою последнюю минуту… о мой Марко, мой милый мальчик!..

Но тут, обратив к своей синьоре глаза, полные слёз, она увидела, что той нет около постели, — ее потихоньку вызвали в соседнюю комнату.

Больная хотела обратиться к своему хозяину — он тоже исчез.

Около нее оставался только помощник доктора.

В соседней комнате раздавались быстрые шаги, слышно было, как там о чем-то поспешно шептались, доносились сдержанные восклицания.

Больная смотрела на дверь затуманенными глазами, ожидая. Через несколько минут она увидела, что вошел доктор с взволнованным лицом, затем хозяйка и хозяин, тоже с необычными лицами. Все трое смотрели на нее со странным выражением и шепотом обменялись несколькими словами. Ей Показалось, что доктор сказал синьоре: «Лучше сейчас же».

Несчастная женщина ничего не понимала.

— Хосефа, — сказала ей хозяйка дрожащим голосом, — я должна сообщить тебе радостную весть. Приготовься услышать что-то очень хорошее.

Больная внимательно смотрела на нее.

— Это известие, — продолжала синьора, волнуясь всё более, — принесет тебе большую радость.

Больная широко раскрыла глаза.

— Приготовься, — говорила ей хозяйка, — увидеть кого-то… кого ты очень любишь.

Женщина порывисто подняла голову и горящими глазами стала смотреть то на синьору, то на дверь.

— Кого-то, — прибавила, бледнея, синьора, — кто только что приехал, неожиданно…

— Кто же это? — воскликнула больная каким-то странным и как будто сдавленным от страха голосом.

Вдруг из груди ее вырвался громкий крик, она резко приподнялась, села на постели, неподвижно, с широко раскрытыми глазами, и схватилась за голову руками, как будто увидев перед собой привидение.

На пороге, удерживаемый доктором, стоял оборванный и покрытый пылью Марко.

— Боже мой! — воскликнула мать.

Марко бросился к ней, она протянула похудевшие руки и прижала его к груди, потом она засмеялась, зарыдала и, задыхаясь, упала опять на подушку.

Но сейчас же она овладела собой и закричала, обезумей от радости, покрывая поцелуями голову сына:

— Как же ты очутился здесь? Почему? Неужели это действительно ты? Как ты вырос! Кто же привез тебя? Как, один? Ты здоров? Это ты, мой Марко! Это не сон! Говори же со мной! — Потом, неожиданно изменившимся тоном, она продолжала: — Нет, молчи! Подожди!

И, стремительно обернувшись к доктору, она закричала:

— Скорей, скорей, доктор! Теперь я хочу поправиться. Я готова. Не теряйте ни минуты. Уведите Марко, чтобы он ничего не слышал. Мальчик мой, это пустяки. Ты мне всё расскажешь потом. Еще один поцелуй! Иди. Теперь я готова, доктор.

Марко увели. Хозяева быстро вышли, с больной остались только доктор и его помощник, которые закрыли дверь. Синьор Мекинес хотел увести Марко в дальнюю комнату, но это оказалось невозможным, — он как будто прирос к полу.

— Что это значит? — спросил он. — Что с моей матерью? Что с ней делают?

Тогда инженер Мекинес, спокойным голосом, пытаясь всё время увести мальчика подальше, стал объяснять ему:

— Вот что, слушай. Сейчас я тебе всё скажу. Твоя мать больна, ей нужно сделать небольшую операцию; пойдем со мной, я всё тебе объясню…

— Нет, — возразил Марко, не двигаясь с места, — я хочу оставаться здесь, объясните мне всё здесь.

Инженер стал рассказывать ему всё подробно…

Но вот в дверях появился доктор и сказал:

— Твоя мать спасена. Она будет жить.

Марко взглянул на него и вдруг бросился к его ногам, повторяя:

— Спасибо, спасибо, доктор! Доктор бережно поднял его, говоря:

— Встань… это ты, маленький герой, это ты спас свою мать.

Лето

Среда, 24 мая

Генуэзец Марко — предпоследний маленький герой, с которым мы познакомились в этом году. Теперь нас ожидает только еще один, в июне.

Вообще нам осталось всего два месячных испытания, двадцать шесть дней занятий, шесть четвергов и пять воскресений. Чувствуется, что наступает конец учебного года. Деревья в саду, покрытые листьями и цветами, бросают приятную тень на гимнастическую площадку. Школьники одеты по-летнему, и когда мы выходим на улицу, то приятно видеть, как всё изменилось по сравнению с прошлыми месяцами. Нет больше волос, падающих на плечи, все головы острижены. Всюду мелькают голые ноги и голые шеи, соломенные шляпы самых разнообразных фасонов, с развевающимися сзади лентами, рубашки и галстуки всех цветов и оттенков. На каждом из малышей сверкает что-нибудь красное или голубое: отвороты, Кантики, кисточки, какая-нибудь яркая тряпочка, пришитая заботливыми материнскими руками, чтобы ее сынок выглядел понаряднее. Принарядились даже самые бедные.

Некоторые мальчики приходят в школу без пальто, как будто они случайно выбежали из дому. Многие носят белые спортивные костюмы. Один малыш из класса учительницы Делькати одет с головы до ног во всё красное и похож поэтому на вареного рака. Кое-кто щеголяет в матросских костюмчиках.

Но лучше всех выглядит Кирпичонок: он надел соломенную шляпу, которая делает его похожим на свечу под абажуром, и нельзя удержаться от смеха, когда он строит свою «заячью мордочку» из-под этого головного убора.

Коретти снял свой берет из кошачьего меха и теперь ходит в сером шелковом дорожном картузе. Вотини одет в шотландский костюм и выглядит очень элегантно. Кросси щеголяет с открытой грудью. Прекосси утопает в синей блузе кузнеца.