Чаша гладиатора (с иллюстрациями), стр. 46

- Ну, его еще надо сперва завоевать. Сегодня кубок еще ничей, - сказала Ирина Николаевна. - Ребята в райцентре тоже не откажутся получить такую красоту. А что касается названия… Пусть будет называться так: приз памяти Григория Тулубея, учрежденный чемпионом чемпионов Артемом Незабудным. Вот так, мне кажется, справедливо будет. Верно, ребята?

И ребята, преданно аплодируя, пожирали глазами стоявший на столе волнующе-заманчивый кубок. И Ксана не спускала глаз с приза, который теперь будет разыгрываться в память ее отца. О том, что приз этот может достаться другой школе, из соседнего городка, Покинуть Сухоярку, - об этом сейчас даже и думать никому не хотелось. Это казалось абсолютно невозможным. Этого нельзя было допускать ни в коем случае.

А ветер толкался в окна. Ветер накатывал из степи, готовившейся уже скоро выстелиться дном, редкие, то одиночные, то сдвоенные глухие, круглые удары, похожие на короткий дальний гром. Рушились, падали последние преграды на пути воды…

- Ей-богу, лучше пять упряжек отработать, чем вот так один раз выступить перед этим народом, - говорил Никифор Колоброда, шагая рядом с Богданом Анисимовичем из школы и вытирая платком вспотевшую шею. - Ну, скажи на милость, товарищ Тулубей? Ведь привык же я на собраниях выступать, на всяких конференциях, по радио говорил сколько раз. В Кремле на трибуну выходил. А сроду никогда так не потел, как вот перед этим пшеном. Вот шутята, лихоманка их забери!..

- Да, с меня, признаться, с самого семь потов сошло, все поджилки тряслись, когда я перед ними выступал.

- А в чем тут дело, как считаешь?

- Они - сама совесть и ответственность наша, вот как я считаю. Приемщики всему, что делаем. Тут уж не увернешься.

- То верно. Он на тебя глядит, этот пацаненок, и уж какой-нибудь такой вопрос припасет, что ты и не ожидаешь. Какую круговую оборону ни держи, а он тебя где-нибудь обойдет. Глядеть - эдакое пшено, а спросит, что никому и в голову сроду не приходило.

- Для них и слова надо особые: семь слов сглотнешь, пока одно скажешь, подтвердил Богдан Анисимович.

- И потом видишь, какое дело, - Богдан Анисимович приподнял одной рукой козырек фуражки, потер другой лоб под ним, снова надвинул картуз поглубже, дело, видишь, в том, что ходким да еще казенным словом их не проймешь. Это у них мимо идет. Вообще-то, я тебе скажу, на сегодняшний день говорить, я считаю, надо уже без крику. Было время, когда нам требовалось всем о себе заявить, чтобы везде нашу правду услышали. А после и на горло расчет был. А сегодня пусть уже само дело наше за себя говорит. Показухи поменьше. Сути побольше. Вон как учительница эта молоденькая Ксанке напомнила: «Не слыть, а быть!» Великие слова. Закон! Стало быть, не красуйся, не слыви только, а взаправду будь таким, каким тебя люди считают. Оправдай славу.

- Крепко сказано. К делу, - согласился Колоброда. - Не только бы ребятам, а кому и постарше затвердить это надо на всю жизнь. «Не слыть, а быть!» Здорово! А насчет слов это ты верно. Поаккуратнее надо.

Зато у мальчишек, которые были куда вольнее на этот счет, теперь не сходили с языка технические словечки, которыми они щеголяли где надо и не надо: «оголовок», «перемычки», «водослив», «водобой», «арматура»…

- Вот вода подойдет… Когда воду пустят… Придет вода… Вот будет вода… Тогда уж… - Во всех разговорах, во всем, что делалось в те дни в Сухоярке, было теперь это короткое, как стук капли, и раздольное, словно океан, слово «вода». Школа имени Тулубея находилась на самом высоком месте, на вершине холма, от подножия которого уже стелилась степная равнина, готовившаяся стать дном водохранилища. Совсем скоро должна была там, вдали, поближе к горизонту, засверкать вода. И в классе даже на уроках нет-нет да и поглядывал кто-нибудь в окно. Может быть, ни один матрос на каравелле Христофора Колумба не мечтал так раньше других объявить «Земля!», как хотелось каждому мальчишке первому закричать: «Вода!»

Но вместе с водой, ожидаемой с таким нетерпением, подходили и дни эстафеты. Уже приезжал из райцентра лучший бегун тамошней школы пионер Алексей Загор-ный, не по годам рослый, длинноногий, договариваться с Витей Халилеевым - сильнейшим бегуном школы Тулу-бея. Вырабатывались условия состязания. Уже составили команды. Дмитрий Антонович Гаенко, преподаватель физкультуры, теперь стал одним из самых влиятельных лиц в школе. То и дело к нему подбегали, спрашивали, советовались. Он теперь был не просто преподаватель физкультуры, он был тренером команды, которая должна была представлять пионеров-тулубеевцев на Празднике Воды.

Глава II

Семь пятниц Робинзона

Но на некоторое время даже о предстоящей эстафете было забыто.

Однажды, за несколько минут до звонка, в класс влетел Сеня Грачик. Он ворвался в класс, где все уже расселись по партам, и с разбегу вскочил на стул за учительским столом. - Ребята, тихо! - закричал он, отчаянно махая руками. Ребята, слушайте, мы скоро будем жить на острове, как Робинзоны.

- Вот дает! - сказал Ремка Штыб. Даже Сурик с некоторой опаской посмотрел на своего приятеля.

- У Робинзона был только один Пятница, а у тебя семь на одной неделе, изрек он. - Каждый день у тебя новости. Мила Колоброда вышла из-за парты, подошла к Сене, встала на цыпочки, дотянулась и прижала свою ладонь ему ко лбу, словно пробовала, не поднялась ли у него температура. Сеня отбил ее руку в сторону.

- Где это ты нашел необитаемый остров? - спросила Ксана.

- Да нет! - Сеня затопотал на стуле. - Он будет обитаемый. Мы там будем сами обитать.

- Кто - мы? - допытывались из класса.

- Все мы. Я вам сейчас скажу такое, что вы просто запляшете. Пляшите заранее!..

- Охота была! - раздались голоса в классе. - Слезай лучше со стула! Чего ты там звонишь! Ребята, стащите его!

Сеня на всякий случай ухватился за спинку стула, но не слез.

Ремка Штыб уже двинулся со своего места. Другие мальчишки тоже подскочили к Сене.

- Минуточку! - взмолился Сеня, отбрыкивая ногой тех, кто пытался приблизиться к нему. - Сурик говорит: у Робинзона только Пятница, а у нас будет целая неделя, и даже не одна.

- Да будешь ты говорить толком?!

Полная, рослая Мила Колоброда, увернувшись от Се-ниной ноги, схватила его обеими руками за пояс и стала трясти, приговаривая:

- Не тяни, не тяни, не тяни!

- Оставь, Милка! А то я сейчас тебе таким приемом дам, что помнить будешь. Ребята, слушайте! - торжественно объявил Сеня (у него самого уже екало в горле от нетерпения). - Мы ведь должны были переезжать в новое помещение за Первомайской. Ведь школа станет у нас десятилеткой с будущего года, а рабочих рук дефицит, то есть не хватило. Все брошены на строительство канала. (Чувствовалось, что Сеня слышал у кого-то все эти слова. А Сеня и правда только что слышал, как председательница Галина Петровна говорила об этом, стоя возле школы с Глебом Силычем, директором.) А вода подходит, - продолжал Сеня. Нашу школу надо сносить. Значит, где нам теперь учиться?

- Ур-ра! - завопил Ремка Штыб в полном восторге. - Точка занятиям. Вот здорово - это ловко получилось! На целый месяц раньше отпустят. Во ловко!

И он встал на голову, болтая ногами над партой.

- Перевернись нормально, - посоветовал ему Сеня, стоя по-прежнему на стуле. - Рано радуешься. А Ирина Николаевна с разрешения Глеба Силыча договорилась уже в исполкоме. Вчера инженеры приходили смотреть. Мы же на возвышенности. Сюда вода подойдет не так уж скоро. Может быть, даже в этом году и не подойдет совсем. И Глеб Силыч уже был в исполкоме и с Ксаниной бабушкой, Галиной Петровной, согласовал все.

- Да что согласовал? Про что ты говоришь? Хватит тебе кругом да около вертеться! Говори толком! - закричали со всех сторон.

- Ты испытываешь предел нашего терпения, - добавил, как всегда, Сурен. Предупреждаю, у меня оно уже исчерпывается.

- Так вот, слушайте: решили, что пятый класс, наш и седьмой остаются заниматься тут. Здесь скоро получится вроде острова. Вода же кругом обойдет, понимаете? И мы тут прямо будем жить. Ведь мальков классы освободятся. Нам будут сделаны в них эти самые, общежития, спальни, или, как их, тротуары, что ли… Елизавета Порфирьевна сказала…