Само совершенство. Дилогия, стр. 133

Джулия увидела, как при этих словах голова Зака дернулась словно от удара. Взгляд его остановился на сведенном страданием, виноватом лице Джулии, и она в агонии боли смотрела, как ошеломленно расширились его глаза. Вначале он не поверил. А потом в них появилась ненависть. Ненависть такой силы, что она изменила его лицо до неузнаваемости, превратив его в застывшую маску ярости и презрения. Очевидно, гнев придал ему огромную силу, потому что, буквально разметав по сторонам своих конвоиров, он рванулся к двери.

– Держите этого сукина сына! – заорал Хэдли.

И запаниковавшие федералы бросились вперед, на ходу вытаскивая дубинки.

Джулия слышала, как дерево ломалось о кости Зака, видела, как он упал на пол, и едва не обезумела, когда они вновь набросились на него с дубинками. Вырвавшись из рук Пола, Джулия утратила даже те остатки самообладания, которые у нее еще оставались, и как смерч налетела на Хэдли. Боль распростертого на полу человека удесятерила ее силы. Вцепившись в ненавистное лицо Хэдли, она все же успела нанести по крайней мере один удар, прежде чем Полу удалось остановить ее. Хэдли уже занес руку для ответного удара, но замер, услышав разъяренный шепот Ричардсона:

– Ты, садист и ублюдок, только тронь ее, и я задушу тебя собственными руками! – Подняв голову, он крикнул одному из своих: – Приведите сюда врача! – Затем он повернулся к Хэдли и добавил: – И уберите отсюда Бенедикта!

Но если Ричардсон хотел предотвратить еще одну неравную стычку, то он мог бы не беспокоиться… Джулия безжизненно обмякла в его руках и медленно сползла на пол. Она была в глубоком обмороке.

Глава 62

Доктор Делорик вышел из спальни Джулии и обнадеживающе улыбнулся ее обеспокоенному семейству, ожидавшему его в гостиной.

– Она крепкая девушка. Через сутки оправится, – пообещал он. – Если хотите, можете пойти и пожелать ей спокойной ночи. Она находится под действием успокоительного и потому не поймет, что на самом деле сейчас утро, а не ночь, и она может не отреагировать на ваше присутствие и даже не вспомнить, что вы тут были, но тем не менее это поможет ей проспать до утра без кошмаров. Через пару дней она уже будет в состоянии вернуться к работе.

– Я позвоню ее директору и все объясню, – поспешно сказала миссис Мэтисон, вставая.

– Вам не придется ничего объяснять ни ему, ни кому бы то ни было еще, – остановил ее доктор. – На случай если вы еще не включали телевизор, то не поздно сделать это сейчас. То, что произошло вчера ночью в Мехико, сейчас показывают по всем новостным программам. Несмотря на то что Бенедикт был жестоко избит мексиканской полицией и эта сцена была запечатлена каким-то любителем на пленку, а потом передана журналистам, есть и хорошие новости – Джулию журналисты представляют настоящей героиней, принявшей самое деятельное участие в исполнении хитроумного плана, с помощью которого полиции и ФБР удалось заманить убийцу в ловушку.

Близкие Джулии бросили на доктора угрюмый взгляд. «Хорошие новости», по всей видимости, никого из них не обрадовали. Доктор пожал плечами и стал надевать пальто.

– Кому-то придется остаться с больной еще на сутки, просто для того, чтобы приглядывать за ней и быть рядом, когда она проснется.

– Мы останемся, – сказал Джеймс Мэтисон, обняв жену за плечи.

– Вам обоим лучше пойти домой и поспать. Вы оба плохо выглядите, Мэри. И мне не хочется, чтобы вы попали в больницу из-за проблем с сердцем.

– Он прав, – объявил Тед тоном, не терпящим возражений. – Вы оба отправляйтесь домой и отдохните. Карл, вы с Сарой идите на работу. Если хотите, вечером можете вернуться сюда. А у меня все равно выходной, так что я останусь здесь.

– Нет! – возразил Карл. – Ты с позавчерашнего дня глаз не сомкнул, и, если уснешь, тебя потом пушкой не разбудишь. Если Джулия проснется и ей что-нибудь понадобится, она тебя не добудится.

Тед хотел было возразить, но тут ему в голову пришло решение, которое могло устроить всех.

– Кэтрин, ты не останешься со мной? – спросил он у бывшей жены. – Или у тебя есть какие-то планы на день?

– Конечно, останусь, – просто сказала Кэтрин.

– Ну, значит, договорились, – подытожил преподобный Мэтисон, и все семейство направилось в спальню Джулии, тогда как Кэтрин пошла на кухню готовить Теду завтрак.

– Джулия, милая, это я, папа. Мама тут со мной.

В полусне Джулия почувствовала, как что-то прикоснулось к ее лбу, и отцовский голос прошептал откуда-то издалека:

– Мы любим тебя. Все будет хорошо. Спи крепко.

Потом раздался голос матери. Он звучал очень тихо. Кажется, она плакала.

– Ты такая храбрая, дорогая. Ты всегда была храброй. Спи крепко.

Что-то жесткое, колючее коснулось ее щеки, и Джулия болезненно поморщилась и отвернулась. Тотчас вслед за этим раздался знакомый, грубоватый смех Карла:

– Нельзя так шарахаться от любимого брата только потому, что он еще не успел побриться. Я люблю тебя, сестренка.

А потом Тед насмешливо сказал:

– Карл, как всегда, зазнается. Это я твой любимый брат. Мы с Кэтрин останемся с тобой. Если проснешься, просто позови нас, и мы прибежим.

Тихий голос Сары прошептал:

– Я тоже тебя люблю, Джулия. Хорошего тебе сна.

И родные голоса стихли, потонули во тьме, смешались с другими посторонними звуками и образами. Джулия погрузилась в глухую, беспросветную тьму, наполненную криками бегущих людей, глухими звуками ударов и ревом самолетов.

Кэтрин поставила на поднос тарелку с тостами, джем и стакан апельсинового сока и, услышав, как захлопнулась входная дверь, направилась в гостиную. Тед, как и обещал, позвонил ей сегодня утром, сразу после того, как привез Джулию домой. Но к тому времени как она добралась до дома подруги, там уже собралось все семейство Мэтисонов. А потому все, что она знала о случившемся в Мехико, сводилось к версии, которую Тед изложил родителям. Но Кэтрин подозревала, что эта версия была сильно подредактирована.

Тед сидел на диване, упершись локтями в колени и обхватив голову руками. Кэтрин достаточно было одного взгляда, чтобы понять – он не только дико устал, но и испытывал глубокое отчаяние.

– Все было очень плохо? – тихо спросила она.

– Хуже не бывает, – ответил Тед, отнимая ладони от лица.

Кэтрин поставила поднос на стол и села на диван.

– Это был кошмар. Слава Богу, что Джулия с самого начала была на грани истерики, а потому не могла по-настоящему оценить даже половины из происходящего вокруг. И еще Пол Ричардсон делал все, чтобы держать ее подальше от основного представления. Но зато мне, – горько улыбнулся Тед, – досталось место в партере. Кроме того, я не был на грани истерики. Господи, все произошло гораздо хуже, чем я мог себе вообразить даже в самом страшном сне…

Похоже, Тед даже не знал, с чего начать, и Кэтрин решила прийти к нему на выручку.

– Бенедикт вел себя агрессивно? Он пытался на нее напасть?

– Агрессивно? – повторил Тед с горьким сарказмом. – Если бы!.. Напасть на нее? Господи, да я бы мечтал, чтобы он попытался на нее наброситься! Ей было бы тогда куда легче.

– Не понимаю.

Тяжело вздохнув, Тед откинулся на спинку дивана и уставился в потолок.

– Нет, он не проявлял агрессии, – с горьким смехом констатировал Тед. – В тот миг, когда он осознал, что происходит, он застыл на месте и даже не попытался бежать. Он просто стоял и смотрел на Джулию. Он покачал головой, давая знак не подходить к нему, не показывать, что они знакомы. Он и бровью не повел, не сказал ни слова, даже когда мексиканские полицейские защелкнули на нем наручники и швырнули его к стене и принялись обыскивать. Мексиканские полицейские не стесняются применять то, что мы называем «неоправданным насилием» при задержании, и ему крепко от них досталось, когда они делали вид, что его обыскивают. Один из них ударил его дубинкой по почкам, другой под коленками, но Бенедикт не оказал сопротивления и не издал ни звука. Господи, я ни разу не видел, чтобы человек так вел себя при задержании, особенно когда его провоцируют, как в этом случае. Создавалось впечатление, что он так отчаянно стремится к тому, чтобы не поднимать шум, чтобы со стороны все выглядело мирно, что ему было все равно, что с ним делают. Джулия не могла видеть восьмидесяти процентов из того, что с ним делали, и все равно кричала на них, требуя, чтобы они не применяли насилия.