Приход ночи, стр. 34

– Значит, вас это расстроило, – сказал он наконец.

– Расстроило? Да я в ярости!

– Вы считаете, что я перегнул палку. Видите ли, Сиферра – когда пишешь для широкой публики, для среднего, порой очень даже среднего, человека, приходится пользоваться только черной и белой краской, иначе тебя не поймут. Я не могу написать просто, что Атор и Биней, на мой взгляд, заблуждаются. Приходится писать, что они спятили. Понимаете?

– С каких это пор вы считаете, что они заблуждаются? Бинею известно это ваше мнение?

– Ну-у…

– Несколько месяцев подряд вы писали одно. А теперь вдруг сделали поворот на сто восемьдесят градусов. Послушать вас, так весь университет преклоняется перед Мондиором и мы все не в своем уме. Если вам нужен был предмет для шуток, не могли бы вы найти его в другом месте?

– Это не шутки, Сиферра, – спокойно ответил Теремон.

– И вы действительно верите в то, что пишете?

– Верю. Честное слово. Я думаю, что никакого катаклизма не будет и что Атор кричит «пожар» в переполненном театре. А я, подпуская ему беззлобные шпильки, пытаюсь внушить людям, что Атора не обязательно принимать всерьез – не стоит паниковать, не стоит суетиться…

– Что? – вскричала Сиферра. – Но ведь пожар-то будет на самом деле! И вы ведете опасную игру, ставя под удар безопасность людей. Послушайте: я видела пепел прошлых пожаров, пожаров тысячелетней давности. И знаю, что ждет нас в будущем. Пламя вспыхнет – я нисколько в этом не сомневаюсь. Вы ведь тоже видели мои находки. Теремон, вы заняли самую гибельную позицию, которую только можно себе представить. Ваше поведение жестоко, глупо и отвратительно. И вы сами не ведаете, что творите.

– Сиферра…

– Я считала вас умным человеком. А теперь вижу, что вы такой же, как все эти… ваши читатели.

– Сиферра…

Она прервала связь. И больше не отвечала на его звонки. Время шло, и до рокового дня осталось всего несколько недель.

В начале тептара Теремон позвонил вновь, и Сиферра ответила, не поняв сначала, кто говорит.

– Не вешайте трубку, – быстро сказал он. – Дайте мне одну только минуту.

– Это ни к чему.

– Послушайте, Сиферра. Можете ненавидеть меня сколько угодно, но я хочу, чтобы вы знали: я не жестокий человек и не дурак.

– Кто говорит, что вы такой?

– Вы сказали – несколько месяцев назад, во время нашего последнего разговора. Но это неправда. Я верил в каждое слово, которое писал о затмении.

– Значит, вы и вправду дурак. Или неумный человек – у этого выражения несколько иной оттенок, но оно ничем не лучше.

– Мне известны все факты, и я считаю, что вы все делаете поспешные выводы.

– Что ж, девятнадцатого мы узнаем, кто прав, не так ли? – холодно ответила она.

– Я очень хотел бы вам верить – ведь вы, Биней и все остальные также замечательные люди, преданные своему делу, талантливые и так далее. Хотел бы, но не могу. Я скептик по натуре, всю жизнь был таким. И не могу просто так принять догму, которую мне навязывают. Должно быть, это крупный мой недостаток – из-за него я кажусь легкомысленным. Возможно, я действительно легкомысленный, но по крайней мере честный. Мне сдается, что ни затмения, ни безумств, ни пожаров не будет.

– У нас не догма, Теремон. У нас гипотеза.

– Игра словами, и только. Мне жаль, Сиферра, если я обидел вас тем, что писал, но делать нечего.

Она помолчала. Что-то в его голосе странно тронуло ее. Наконец она сказала:

– Догма или гипотеза – через пару недель она будет проверена. Вечером девятнадцатого я буду в обсерватории. Приходите и вы туда – и посмотрим, кто прав.

– Да разве Биней вам не сказал? Атор объявил меня в обсерватории персоной нон грата!

– А разве вас это когда-нибудь останавливало?

– Он даже говорить со мной не желает. А между тем у меня к нему предложение – я мог бы оказать ему большую помощь после девятнадцатого числа, когда этот мыльный пузырь лопнет и весь мир будет жаждать его крови. Но Биней говорит, что Атор ни в коем случае не станет со мной разговаривать, а уж о том, чтобы разрешить мне присутствовать, и речи нет.

– Приходите, как мой гость. Как человек, которому я назначила свидание, – отрезала Сиферра. – Атор будет слишком занят, чтобы обращать на вас внимание. Я хочу, чтобы вы были рядом, когда небо станет черным и начнется пожар. Хочу видеть ваше лицо. Хочу услышать, как вы извиняетесь, Теремон – так же умело, как кружите головы, или нет?

Глава 22

Это было три недели назад. Теперь Сиферра, в гневе убежав от Теремона, перешла в другой угол комнаты, где в одиночестве стоял Атор, просматривая компьютерные распечатки. Он грустно переворачивал листы снова и снова, словно надеялся найти в густых колонках цифр отсрочку смертного приговора, вынесенного миру. Потом поднял глаза и увидел Сиферру. Она вспыхнула:

– Доктор Атор, мне, наверное, следует попросить у вас прощения за то, что пригласила сюда этого человека после всего, что он говорил о нас и о вас лично… Я искренне думала, что ему будет полезно побыть среди нас, когда… Так вот, я ошибалась. Он еще более пустой и глупый человек, чем мне представлялось. Мне не следовало его звать.

– Теперь это уже ничего не значит, верно? – устало сказал Атор. – Мне все равно, здесь он или нет – лишь бы не попадался мне на глаза. Еще несколько часов – и ничего больше не будет иметь значения. – Он показал за окно. – Как там темно! Невыносимо темно! И будет еще гораздо, гораздо темнее. Хотел бы я знать, где Фаро и Йимот. Вы их не видели, нет? У вас, вы говорили, возникла какая-то проблема, доктор Сиферра. Надеюсь, ничего серьезного?

– Пропали таблички из Томбо.

– Как пропали?

– Они, разумеется, лежали в сейфе вместе с другими находками. Когда я собиралась сюда, ко мне пришел доктор Мадрин. Он тоже торопился в Убежище, но хотел напоследок еще что-то проверить в своем переводе. Я открыла сейф, а там – ничего. Все шесть табличек исчезли. У нас, конечно, есть копии – но утрата подлинных древних оригиналов…

– Как же это могло случиться?

– Разве не ясно? Их похитили Апостолы. Возможно, таблички нужны будут в качестве священных талисманов, когда придет Тьма и сделает свое дело.

– Есть какие-нибудь следы?

– Я не детектив, доктор Атор. Никаких явных улик нет. Но это больше некому сделать, кроме Апостолов. Они зарятся на таблички с тех самых пор, как узнали, что они у меня. Не надо было мне ничего говорить им! Никому не надо было рассказывать о табличках!

Атор взял ее руки в свои.

– Не нужно так расстраиваться, девочка.

– Девочка? – сердито изумилась Сиферра. Ее уже двадцать пять лет никто так не называл! Но она сдержала гнев. Ведь Атор старик – и хочет утешить ее.

– Пусть таблички будут у них, Сиферра. Какая теперь разница. Никакой, благодаря стараниям того человека, верно?

– Мне невыносима сама мысль, что в моем кабинете шарил вор в апостольской рясе – взламывал мой сейф, брал вещи, которые я своими руками достала из земли. Это почти то же самое, как если бы меня изнасиловали. Понимаете вы это, доктор Атор? Лишиться этих табличек для меня почти то же, что быть изнасилованной.

– Я знаю, как вы огорчены, – довольно безразлично ответил Атор. – Взгляните-ка сюда. Как ярко светит Довим этим вечером! И как темно станет вскоре.

Сиферра выжала из себя улыбку и отошла.

Вокруг все суетились, что-то проверяли, о чем-то спорили, подбегали к окну, выглядывали в него, перешептывались. Время от времени прибегал кто-нибудь со свежими новостями из купола. Сиферра чувствовала себя совершенно посторонней среди этих астрономов. Она совсем упала духом, потеряла всякую надежду. Должно быть, мне передался фатализм Атора, подумала она. Он так подавлен, так потерян – совсем не похож на себя.

Сиферре хотелось сказать ему, что этим вечером погибнет не мир, а только очередной цикл цивилизации. Они все восстановят. Те, кто выйдет из укрытий, начнут все сначала, как было уже раз десять – или двадцать, или сто – с самого зарождения цивилизации на Калгаше.