Разноцветные континенты (С иллюстрациями), стр. 3

Они играли и приговаривали: «Так, так»,- и, как выражалась тетя Дуня, «собачились», а я сидел на диване, листал «Исландию» и думал. Каменистые пейзажи с лужицами бледных цветов, как ни странно, натолкнули меня на одну интересную мыслишку: а имею ли я право требовать от человека, чтобы он жил согласно моим представлениям о нем? Кто может поручиться, что мои представления единственно верные? Про меня однажды сказали, что на физике я стараюсь вылезть вперед, и сказали-то плохо, за глаза, но, может быть, действительно вылезаю? А уж если я не знаю себя самого, как могу я судить о том же Шурике или о Борьке? Ладно, скорректировал свое поведение, и сейчас Анна Яковлевна имеет все основания быть мною недовольной. Задает вопросец с зазубриной, и никто не может разобраться, не выпрыгиваю и я, не подчеркиваю ничего. Что с того, что знаешь? Знай. Мне Маринка сказала - ханжество, дожидаешься,пока спросят в упор: ну, Ильинский, надежда последняя, свет очей, вывози. Но, во-первых, Анна Яковлевна не спросит, мне вообще кажется, что она сразу все поняла. А во-вторых, не дожидаюсь, потому что знание (вычитал где-то) не достоинство, а почти недостаток: понимаешь яснее, что знаешь преступно мало и что все никогда не сможешь узнать. Я сказал как-то раз Анне Яковлевне о знании - она задумалась, а потом ответила, что никогда еще на эту тему не размышляла. Это было еще до ханжества. Все уставились на меня, и стало мне странно: я размышлял, а она не размышляла! Но, видимо, мне понравилось это состояние радостной глупости, потому что буквально через урок я подпрыгнул с дурацким вопросом об энтропии Вселенной, даже не с вопросом, а так. Анна Яковлевна на меня посмотрела и ничего не сказала, но это был взгляд! Только я понял смысл его да еще Маринка. В тот день после уроков она сказала, что рада, что в какие-то моменты я могу быть глупее, чем есть. А то трудно со мной, сказала. Может быть, действительно выставлялся, а теперь притворяюсь скромнягой и выжидаю, пока позовут, и сам того не сознаю?

Потом мы заговорили о жизни.

- И куда бы это с тоски податься?- зевая, сказал Борька. Он любил тосковать и делал это с удовольствием.

- Лично у меня,- сказал я,- такое чувство, что мы прогуливаем.Противненько как-то.

- Не только у тебя,- заметил Борька.- У тетки Дуни точно такое же чувство. Она в эти отгулы не верит.

- Мои тоже не верят, - сказал я. - Они с Мантиссой уже общались.

- И что она за нас взялась? - буркнул Борька.

- Мешаем мы ей, наверно, - ответил я.

- Ребята, помните,- без всякой связи с разговором перебил меня Шурка,

- какую мы подводную лодку соорудили? У нее еще был атомный двигатель, ведро с мазутом. Мы его каждый раз поджигали.

- Еще бы, помним,- мрачно сказал Борька.- Хозяин автомобиля в конце концов нашелся… Моя мать шестьдесят рублей заплатила. Повеселились законно.

Мы помолчали, переваривая эту давнюю историю.

- А знаете, почему все так складывается? - сказал вдруг Борька. - Старая она. Мантисса. Ей тишины хочется, а мы шумим. Ей что от нас нужно? Ляг на диванчик, накрой пузо газеткой и дыши. И чтоб тихо. Обязательно чтоб тихо, иначе никакой не будет организации.

- Да какая она старуха? - сказал я. - Мой отец постарше.

- Ну и что? - ответил мне Борька. - Сделай твоего отца классной дамой - то же самое будет.

- Ты его не знаешь, - сказал я.

И мы опять замолчали.

- Бежать,- сделал вывод Борька.- Кстати, послезавтра контрраб по физике.

Удочки смотать было бы весьма кстати.

- Куда бежать-то?- Шурик задал самый практический вопрос.- Остров, что ли, открыть какой-нибудь?

- Остров - это дело, - сказал Борька. - Чтобы озеро в центре и лес чтобы рос базальтовый…

- Бальзовый, - поправил Шурик.

- Ну пускай. И какие-нибудь странные растения. Понастроили бы мы себе домов…

- А остров необитаемый? - спросил я.

- Можно и так,- ответил Шурик.- А можно- пусть там живут аборигены, человек восемьсот-девятьсот.

- Смуглокожие девушки…- Борька потянулся.

- Никаких девушек,- возразил я, вспомнив о Маринке. - И вообще - ничего лишнего. Несколько фабрик, два-три завода…

- Без фабрик нельзя, - поддакнул мне Шурик.

- Идите вы!- сказал Борька.- Можно ведь искусственно задержать развитие цивилизации. Аристократическая рабовладельческая республика меня больше устраивает, чем ваша островная индустрия. Пусть будет по типу Спарты…

- Ну, и остался ты без магнитофона, - мне стало смешно, - поскольку аборигены без фабрики тебе даже метра ленты не произведут.

- Рабы все портят, - заявил Шурик, - у них малопроизводительный труд. Их надо бить, чтоб они работали…

- Цыц, шкет!- сказал Борька. - Пороть илотов буду лично я, а магнитофон и телевизор мы возьмем с собой из двадцатого века.

- А включать его ты во что будешь? - поинтересовался Шурик.

Борька задумался и наморщил лоб.

- Ладно, я согласен… Будем жить на том же уровне, что и спартанцы. В конце концов, телевидение размягчает дух.

- Ну, а окружающий мир? - спросил я. - Самолеты, пароходы, спутники. Рано или поздно нас откроют, аннексируют…

- …и поставят крестик, - добавил Шурик.

- Да, идейка отпадает, - согласился Борька.

Нам стало здорово неуютно оттого, что некуда деваться от Мантиссы. То, что мы не механические граждане, нам было ясно как божий день. Но, может быть, мы вообще какие-то не такие? Поет же половина класса в хоре ради крестиков?

Монтажники, кружковцы - все на Мантиссу работают. Это ж надо, как нам с ней не повезло. И главное, был человек, вел наш класс на зависть всем параллельным, так нет же, вздумалось ему научно расти! Что самое обидное - вернется скоро, достанется каким-нибудь лопухам, а мы его только-только понимать начали! Он трудный был человек, он обижался на нас, как на людей, и спорил с нами, как с людьми, и насмехался, если заслужили, а эта только делает вид, что обижается и спорит. Вот прорабатывала нас, возмущалась, а все для виду…

Мы долго молчали. Вдруг Шурка заворочался в своем кресле и вяло, равнодушно так, сонно сказал:

- Ребята, а что, если…

В первый момент мы просто не поняли, что Шурка переживает звездный час своей биографии. Мы замахали на него руками:

- Планету? Что за дурацкая идея!

- А где хоть она, твоя планета? - глупо спросил я.

- Да какая вам разница, где! - Шурка даже обиделся. - Про остров вы не спрашивали, где! А планет- вон десять тысяч в одной нашей Галактике! Подобрать одну, чтоб без птеродактилей, почистить хорошенько и разделить на троих. Я бы взял континентик около экватора…

- Хитер, бродяга! - взволновался Боря. - У экватора и дурак будет жить.

Завернулся в банановый лист - и соси молоко из кокоса. Нет, голубчик, у экватора и мне неплохо будет!

- Идиоты! - сказал я ласково. - Нас только трое, а материков будет тоже три штуки. Прописью - три. В районе полюсов мы поместим океаны. И дудки.

- Подожди-ка! - Борька торопливо перебежал к письменному столу.- Набросаем карту, и пусть противовесом одному континенту будет другой. Иначе она не завертится. Я читал!

- Возьми лучше мячик, - посоветовал Шурик.

- Сам ты мячик!

- Обождите!- Мне пришла в голову новая мысль.- Нашли планету- надо ее назвать. Надо записать, в районе какого созвездия она находится. И вообще - зарегистрировать свое открытие.

- Что? Никаких регистраций!- Борька уже распоряжался, как будто это он открыл планету.- Чтобы нас высмотрели в телескоп, а потом прислали к нам своих колонизаторов? Не пойдет. Если это так уж необходимо, то наша планета - в районе большого угольного мешка. Пусть потаращатся потомки! Ни в один телескоп, кроме конской головы, ни черта не увидишь. Да еще радиоактивных облаков напустим.

- А где это- мешок? - смирно поинтересовался я.

- В чулане!- огрызнулся Боря.

Он взял карандаш, лист ватмана, и мы склонились над столом. За нашей спиной несколько раз шмыгала тетя Дуня: не терпелось узнать, почему мы притихли.